- А почему вы взяли себе имя Господина Почтмейстера? - Бромель уже другими глазами смотрел на человека за стеклом.
Я улыбнулся:
- А как же еще по вашему можно назвать человека, доставляющего конфиденциальную информацию конкретным людям?
- В этом что-то есть, - кивнул журналист и поднялся. - Спасибо за беседу. Так вы не будете возражать, если кое-что из сказанного вами я решусь опубликовать?
- Это ваше право. Но, все же я не советовал бы вам этого делать. - Я взмахнул рукой: - Прощайте, Иван Александрович.
- Прощайте, Господин Почтмейстер. - Посетитель покинул мой кабинет и скрылся в кабине лифта. В руках он задумчиво вертел мою визитку...
Часы показывали 10.05, но ни Бромель, ни его шеф так до сих пор и не поднялись на этаж. Зверь все больше и больше нервничал, плотно сжав губы и застыв у центрального лифта. Внезапно двери центрального лифта открылись. Внутри кабины стоял Бромель, держа в руке такую знакомую Зверю визитку Господина Почтмейстера!
Двери кабины разъехались в стороны и неожиданно прямо перед собой Бромель увидел безукоризненно одетого человека, насквозь пронизывающего его своим неистовым взглядом.
- Ты был ТАМ, - лихорадочно сказал незнакомец. - Я это знаю... Я это чувствую... Что ОН тебе сказал?
- О чем это вы, не понимаю, - журналист вышел из оцепенения, вызванного разговором с Господином Почтмейстером, и попытался покинуть кабину лифта.
Внезапно в правой руке незнакомца появился пистолет.
- Считаю до трех, потом по одной буду отстреливать тебе конечности, падаль, - процедил незнакомец. - ОН дал тебе зацепку... Ты должен знать, догадываться, кто ОН... Говори!! - с неистовой яростью выкрикнул он последнее слово.
Бромель побледнел и начал медленно отступать в глубину кабины.
- Я не понимаю, о чем это вы, - дрожащим от накрывшего его тягучей и липкой волной страха голосом произнес журналист.
Зверя охватила волна неконтролируемого гнева. Он поднял пистолет, направил его в левое плечо Бромеля и нажал на курок...
Я провел взглядом Ивана Александровича до того момента, когда лифт остановился на восьмом этаже, и только собрался отключить изображение, как вдруг увидел Зверя, возникшего перед кабиной лифта. Киллер что-то яростно крикнул и, выхватив пистолет, направил тот в сторону журналиста.
Поняв, насколько это серьезно, я молниеносно активировал защитное поле между ними, работающее по принципу зеркального отражения. Теперь Иван Александрович был неуязвим...
Вместо того, чтобы впиться в левое плечо Бромеля, пуля вдруг изменила свою траекторию и вонзилась в правое плечо Зверя. Тот пошатнулся, перехватил пистолет в другую руку и выстрелил в правую ногу журналиста. И эта пуля изменила направление и впилась в левую ногу киллера. Вне себя от ярости, Зверь схватился за дверь лифта, для того чтобы устоять на ногах. Он поднял пистолет на уровень головы, целясь в лоб Бромеля, и сделал решающий выстрел... Пуля разворотила череп Зверя и вышла сквозь затылок, отбросив тело к стене. Изо рта выбежала тонкая струйка крови. Зверь дернулся и затих, так и не поняв, каким образом он был убит...
Бромель с широко раскрытыми от ужаса глазами на ватных ногах вышел из лифта и, покачиваясь, двинулся по коридору прочь от трупа Зверя. Венчик волос на его голове за эти минуты поменял свой цвет. Из рыжего он стал седым. Иван Александрович воочию сейчас убедился в том, что упоминать где бы то ни было о его беседе с Господином Почтмейстером опасно для жизни...
Из правого лифта поспешно вышел главный редактор и пораженно застыл, водя головой по сторонам. Довольно быстро оценив обстановку, он двинулся следом за Бромелем.
- Ему понадобится анестезия, - озабоченно произнес Бармалей, ускоряя шаг. В его сейфе была припрятана на черный день бутылка водки. - Ему необходима анестезия, - решительно повторил он и, догнав журналиста, положил свою руку на его плечо. - Все в порядке, Иван. Все в порядке...
- Прощайте, Иван Александрович, - негромко произнес я, глядя в экран монитора. - Это, пожалуй, все, что я смог для вас сделать...
Прошло чуть больше часа с тех пор, как Каретникова и его подручных обобрали до нитки и привязали к дереву. Между тем огромный лагерь монголо-татар жил своей жизнью: то и дело мимо пленников проносились гонцы, осуществляющие связь между многочисленной воинской верхушкой - 'орьгой'; раскосые смуглые воины готовились к очередной битве, делая запас стрел и приводя в порядок поистрепавшуюся в походе амуницию; у костров, почти полностью скрытых от глаз пленников, неторопливо передвигались тучные повара, готовя в медных котлах пищу для хана, его жен, и особо приближенных - военного советника, лекаря, звездочета, писаря, шамана и муллы. Мешки с мукой, рисом, сушеным виноградом, копченой и вяленой кониной, соленым салом находились под не менее надежной охраной нукеров, чем сам великий Бату-хан. И по сути, никому из многотысячного войска монголо-татар не было никакого дела до пленников.
Глеб Валерьевич с брезгливой миной выплюнул изо рта клок веревки, которую он безуспешно пытался перегрызть на протяжении последних сорока минут, печально выдохнул и пробормотал, обращаясь скорее к себе:
- Уж лучше бы я не трогал этого Почтмейстера...
Антон молча скрипнул зубами, не прекращая аналогичной работы - все, что он думал по этому поводу, он уже высказал ранее.
Ворон воспользовался замечанием Каретникова, чтобы сделать передышку, и язвительно заметил:
- Надо было вам все-таки оставить меня с Почтмейстером. Я как чувствовал, что облом выйдет, не хотел в это дело ввязываться!
Глеб Валерьевич хмыкнул:
- И чтобы это дало нам?
Ворон желчно расхохотался:
- Вам бы - ничего! Но я б хоть поквитался за вас с этим крученым уродом! Полную секир-башку сделал бы!
- Да уж... - протянул Каретников и вновь вонзил свои белоснежные фарфоровые зубы в крепкие волокна: ему очень не хотелось завтра на рассвете искать тропу к неизвестному граду через непроходимую топь.
Внезапно Антон негромко предостерегающе свистнул - к ним, как утка переваливаясь на кривых ногах, приближался богато одетый воин-монгол, хищно сверля пленников раскосыми глазами. Его круглые щеки были тщательно выбриты, а иссиня-черная борода подстрижена лопаткой. Пленники тут же прекратили грызть веревки и замерли, предчувствуя, что сейчас что-то произойдет.
- Наверное, хочет нас пригласить прогуляться к болоту уже сегодня, - пробормотал Ворон. - Не забудьте, Глеб Валерьевич, - через трясину вы идете первым. Шест только подлиннее выберите - чтобы было потом куда на могилку к вам наведываться.
Каретников в бессильной вспышке ярости заматерился, испепеляя взглядом Ворона.
Тем временем воин вплотную подошел к пленникам и что-то яростно рыкнул, указав рукой, в которой была зажата плеть, на северо-восток.
- Мы ведь уже с вашим боссом решили, что к болоту отправимся завтра, выступив в качестве проводников! - возмущенно отреагировал Каретников, верно истолковав рык воина. - Да, и переводчик может это подтвердить! Идите, идите, спросите об этом у него!
Воин сердито взмахнул головой, выхватил саблю и рассек веревки, которыми пленники были привязаны к дереву. Те, словно кули, попадали на землю. Ноги и руки их затекли, и им понадобилось время, чтобы кровообращение в конечностях было восстановлено. Заметив, что пленники начали переглядываться между собой, явно собираясь дать деру при первой же подвернувшейся возможности, воин лично связал их
