одной длинной веревкой и пронзительно свистнул. К нему тут же подвел коня его юркий слуга, стоявший до этого неподалеку.
Воин взобрался на скакуна, привязал к седлу конец веревки и медленно тронулся к выезду из лагеря. Веревка натянулась. Пленники цепочкой двинулись за ним, быстро перебирая босыми ногами по вытоптанной траве. В полутора метрах от лошадиного хвоста семенил Каретников, за ним - Ворон, и замыкал цепочку Антон. Сзади всех ехал слуга на коренастой пугливой лошадке.
- А говорили - завтра в топь пойдем... - пробормотал Ворон, глядя в покачивающуюся спину Глеба Валерьевича. - Мне лично сразу видно было, что тот мужик, который у них за старшего, за базар не отвечает...
- Горемыки мы, горемыки, - вдруг скорбно возгласил его собеседник. - И остается нам лишь дума тяжкая, и тьма зловещая, и ужас неизреченный! - Нос Каретникова горестно уставился в подернутые серой рябью небеса.
- Совсем мозгами поехал, - на ходу обернулся Ворон к Антону. - А может - косить начал, думает, если сделает вид, что он - псих, в трясину не пошлют?
Антон согласно кивнул:
- Точно. Подставить нас хочет, а сам в стороне оказаться... Эй, Глеб Валерьевич, кончайте дуриком прикидываться! - громко крикнул он, обращаясь к бывшему работодателю. - Вы же сами не раз говорили, что нужно всегда уметь держать удар! Себя в пример приводили!
Услыхав это, тот торжественно и самозабвенно затянул гимн Российской Империи:
- Боже, царя храни...
- Зря стараетесь, Глеб Валерьевич, - ехидно сказал Ворон и, ловко подпрыгнув, отвесил мастерский пинок Каретникову. - Эти нехристи по нашему не понимают. Им хоть 'Мурку' пой, хоть хип-хоп, а как к болоту подойдем, в трясину все равно лезть заставят.
В этот момент воин придержал коня и знаками приказал замолчать, используя в качестве аргумента просвистевшую над головами плеть.
Пленники смолкли, продолжая свою быструю ходьбу по огромному, растянутому во все стороны вражескому бивуаку, мимо разборных юрт и шатров для знати, мимо табунов стреноженных лошадей, мимо множества костров, у которых отдыхали кочевые воины. Через некоторое время они приблизились к основным сторожевым постам, расположенным на выезде из лагеря...
Толмач с чувством глубочайшего удовлетворения громко икнул после только что завершенной обильной длительной трапезы, и теперь соизволил вплотную заняться исследованием непонятных предметов, отобранных у трех пленников-урусутов.
Первым делом он взял в руки узкую полоску превосходно выделанной ткани, которая заканчивалась петлей, и довольно зацокал языком. Особо не раздумывая, монгол подвесил ее к своему поясу в качестве трофея-украшения и повертелся на месте, решая, с какого именно бока лучше смотрится этот темно- зеленый переливающийся лоскут.
Затем толмач взял в руку предмет, находившийся в аккуратно надрезанном кожаном мешочке на ремне. Тот напоминал своею формою маленькую кочергу, приятно гладкую на ощупь. Монгол попытался понять предназначение предмета. Наконец, круглое лицо толмача расплылось в радостной улыбке. Он занес вверх руку и со всей силы ударил этой игрушечной кочергой по грецкому ореху. Орех раскололся. Толстый монгол закивал головой - и с этим предметом ему все было ясно.
- Вай, урусуты, - одобрительно пробормотал он. - Хорошо орехи колоть.
Толмач подвесил полезную вещицу к своему поясу, после чего прикоснулся к маленькой плоской коробочке, нажав на один из бугорков внизу. Тут же раздалась резкая музыкальная трель, а в верхней ее части под прозрачной пластиной вспыхнул яркий огонь. Левый глаз у монгола задергался быстрее обычного, он разжал пальцы и коробочка упала на пол шатра. Огонь погас.
- Вай-уляй! - ошеломленно воскликнул толмач и, после продолжительного раздумья, боязливо прикоснулся к коробочке. Вновь зазвучала трель и вспыхнул огонь.
- Вай-уляй! - еще более изумленно издал толстый монгол и осторожно дотронулся до пластины, под которой только что бушевало пламя. Та была совершенно холодной.
- Мертвый огонь, - пришел к выводу толмач и суеверно забормотал: - Велик Аллах! В этой коробочке сидит злой дух. Лукавый Эблис пришел погубить правоверного Абду-Тюляба! Урусуты принесли с собой страшный гнев летающих над степью ночных джинов. О! Теперь Абду-Тюляб беспомощен против болезни и дурного глаза! О!!
Толстый монгол вскочил на ноги, быстро снял с пояса вещи пленников и замотал их вместе с коробочкой в кусок плотной ткани. Затем он решительно выдохнул:
- Шаман Урянх-Демир поможет Абду-Тюлябу отвести болезнь, когда тот с низким поклоном вручит ему дурной глаз коварных урусутов!
Толмач выскользнул из шатра и направился к шаману. На полпути он замедлил шаг. Абду-Тюляб вдруг подумал о том, что из этого можно извлечь выгоду. Монгол на мгновение остановился и, благоговейно возведя очи к небу, нараспев сказал:
- А если уважаемый Урянх-Демир захочет отблагодарить Абду-Тюляба горстью золотых монет, проведя над ним обряд очищения, Абду-Тюляб примет этот дар, как проявление милости Аллаха! Урянх- Демир хитер, но Абду-Тюляб не даст обвести себя вокруг пальца, как молодого глупого барашка! Что для Урянх-Демира мешочек золотых монет по сравнению с властью, которую он получит благодаря дурному глазу урусутов, заставив тот служить ему! - В глазах толмача вспыхнули алчные огоньки и, подобрав полы одежды, он почти бегом направился к шатру шамана...
Между тем заряда аккумуляторной батареи в мобильном телефоне Глеба Валерьевича должно было хватить еще на несколько часов - и этого было вполне достаточно, чтобы планы сребролюбивого толстого монгола по имени Абду-Тюляб могли осуществиться...
Беспрепятственно миновав сторожевые посты монголо-татар, небольшая процессия покинула пределы лагеря и, повернув в северо-восточном направлении, углубилась в начинавшийся поблизости лес. Полого спускающийся склон привел в низину, густо заросшую осокой и камышом. Потянуло запахом болота. Процессия остановилась. Раскосый воин и его слуга спешились и отошли в сторону для короткого совещания.
- Гиблое место, - нервно пробормотал Каретников, обессилено опускаясь в траву. Неподалеку от них взлетел в воздух журавель и описал широкий круг.
Вскоре пленников заставили встать и привязали к дереву, надежно спеленав веревками. Затем богато одетый воин-монгол снова подозвал к себе слугу и они скрылись между деревьями.
- Шесты будут нарезать, - сделал вывод Антон. - Самое время бежать, да только как?
Глеб Валерьевич и Ворон уныло переглянулись и потупили головы. Слишком уж крепки были веревки. А потому убежать от неизбежно надвигающейся смерти в болотной топи им совершенно не представлялось возможным!..
Воин со слугой углубились в лесную чащу и, пройдя шагов пятьдесят, неожиданно остановились.
- Это действительно было умопомрачительное приключение, Командор-Сержант, - начальственным тоном заметил богато одетый воин-монгол, одобрительно глянув на попутчика. - Как я справился со своей ролью грозного и беспощадного воина? Грим на моем лице случайно не потек?
- Все получилось просто превосходно, Командор-Фельдмаршал Икс Эль Третий! - восторженно отозвался слуга. - Все ваши реплики были уместны и сказаны вовремя... Полный комплект фотографий будет на вашем столе уже завтра утром.
- Проследите за тем, чтобы эти люди были беспрепятственно препровождены в надежное место. В соответствии с Законом о перемещенных во времени лицах, представляющих угрозу существованию Цивилизации, они должны принимать минимальное участие в исторических событиях... Дальше действуйте сами. Меня ждут в Отделе неотложные дела... будь они неладны! - воин-монгол щелкнул пальцами и в воздухе появился голубоватый овал. Он быстро шагнул в него и исчез.
- Слушаюсь, Командор-Фельдмаршал! - вдогонку ему произнес слуга, оказавшийся тем самым Командор-Сержантом номер одиннадцать тысяч четыреста семьдесят пятым. Не мешкая, робот содрал с себя верхнюю одежду и остался в ветхом рубище. Затем у него в руке появился спрей, которым он тщательно обработал свое лицо, смывая с него слой темной краски. Кожа на лице побелела, на ней обильно
