— Меня ещё одна вещь интересует. Кому это, блин, выгодно было?
— А тебе это очень интересно?
— Ну, хотелось бы знать, с кем воевать начинаем.
— Меньше знаешь, крепче спишь.
— А всё же, мысли есть?
— Я, на минуточку, дизайнер, а не политик...
— А подумать?
— Пусть лошадь думает, у неё голова больше.
— Американцы, точно говорю. Чтобы евросоюз ослабить.
— Но им-то это зачем? У самих такие же проблемы.
— Думаю, что-то пошло не так. Или масштаб, как говорилось в одной рекламе, удивил даже своих создателей.
Ей-Богу, это словоблудие — заразная вещь. И занёс нам эту заразу Журналист, трещавший без умолку. Слава Богу, здесь его нет. Идеи были разные, даже самые бредовые. Как говаривал один знакомый — идей, как у дуры фантиков.
— Вот что я скажу, господа, — Эдгар поднялся из кресла и не спеша прошёл по комнате, заложив руки за спину. — Послушал, что вы тут наговорили, и подумал — а не впадаете ли, в любимое занятие советской интеллигенции? То есть пытаетесь решать судьбы мира у себя на кухне. Это может быть, и приятно, как разминка для мозгов, но, извините, совершенно бессмысленно. Вам не кажется, что чем дальше мы углубляемся в эту тему, тем больше возникает проблем и тайн? У всех нас есть более насущные проблемы: выжить и желательно не голодать. Эдак, — он усмехнулся, — можно до уровня наших местечковых политиков дойти. Сидеть в навозе и пытаться указывать тем, кто сверху, что они неправильно поступают. Я, знаете ли, в это дело взялся, чтобы выжить, а не для того, чтобы на старости лет играть в опасные игрушки. Подумайте над моими словами. Понимаю — молодость, энергии хоть отбавляй. А нам-то что с этого? Вот именно, — он посмотрел на наши задумчивые физиономии и продолжил, — предлагаю: с сегодняшнего дня политику и все эти загадки истории — в сторону. Во-первых, глупо, а во-вторых, опасно. У нас свои задачи, пусть маленькие, в пределах нашей земли, но от этого они не становятся менее важными. Первая проблема — военные. Их подготовку не сравнить с вашей, и воевать с ними в открытую не получится. Партизанские действия, когда вокруг бродит нежить, тоже выглядят не лучшим образом. Сейчас днём, в город — и то опасно заходить, а ночью это может сделать только самоубийца. Надеюсь, таких среди нас нет. Я предлагаю такой план — всё, что выходит за границы Литвы, нам не интересно. Вы же, простите, не киношные герои, весь мир спасать.
Эдгар устало посмотрел на всех нас и продолжил.
— Господа... Поймите меня правильно. Давайте сделаем то, что мы решили. Попытаемся найти в Литве эту чёртовую вакцину против вируса, если она есть. Чтобы остаток жизни, сколько бы нам её не осталось, прожить тихо и мирно. Без стрельбы, которая меня, признаться, ещё в прошлой жизни достала. И желательно с семьями, — он пристально посмотрел на меня и усмехнулся, — говорят, у вас на базе роман завязывается?
Вот чёрт любопытный! О намёках на зарождающийся роман между Астой и Каролисом мы с Айваром и то случайно узнали, а он откуда знает? Везде своих понатыкал, скоро проходу не будет.
— Роман — дело такое, — сказал я. — Жизнь — она на зомби не смотрит.
— Ну и прекрасно, — кивнул он. — Может, ещё до крестин доживём.
Когда мы закончили «посиделки», вышли на улицу и закурили, Айвар усмехнулся:
— Нет, ну Эдгар, ну зверь. Откуда про нашу парочку-то узнал?
— Стуканул кто-нибудь. Но не Линас, он сам только сегодня узнал. Кто-нибудь из местных, тот же Видмантас. Он же нихрена не делает. Сидит дома и жрёт. Когда запасы еды закончатся, то сдохнет с голоду. Кстати, так будет со многими, которые полагаются на старые запасы. У нас же не Россия.
— А что с Россией не так? — покосился на меня Айвар.
— Сам посуди. Страна огромная? Огромная. Полей, лесов и рек до хрена, так? Запасы стратегические на случай войны есть? Есть. Если какая-то группа людей добралась до таких складов, то в ближайшие лет пять они ни в чём недостатка испытывать не будут. Ни в оружии, ни в продуктах. Согласен?
— В общем и целом — да. Помню, в армии нам говяжьи тушки привозили со складов долговременного хранения. Так на них печати стояли шестьдесят девятого года.
— Вот именно, — заводя машину, сказал я. — А теперь возьмем нашу республику. Стратегические запасы продовольствия есть? Очень в этом сомневаюсь. Может, и были... планы по их созданию, но кризис эту радужную мечту обратил в прах. Что, в общем-то, понятно — зарплаты управленцам надо было поднимать? Надо. Какие уж тут запасы. То же самое с запасами горючего. У нас все «стратегические» запасы находились на бензоколонках и давно разграблены. Промышленность дала дуба ещё в начале девяностых. Нет, было немного. Что-то делали. По мелочи. Эдакие кустари-одиночки с мотором. Весь бизнес, не мне тебе рассказывать, был построен на транзите между западом и востоком. А теперь всё, транзит кончился, как кончилось электричество на третий день эпидемии. И что же нам остается? Сельское хозяйство? Прекрасная мысль, земли хватает. Только работать некому. Много без техники наработаешь?
— Технику-то найдём, а горючее? Хочешь сказать, что песец?
— Грустно, но похоже, что впереди — первобытнообщинный строй во всей красе. Простейшая вещь — соль. Где брать будешь? В общем, Альгис прав, надо что-то очень срочно думать, иначе уже зимой, а то и раньше, у нас начнётся голод.
— Ладно, поехали домой, нечего рассиживаться.
Роберт. 29 апреля, вечер.
Когда мы въехали в лес, рядом что-то мелькнуло. Я даже пригнулся от неожиданности. Здоровый морф, размером с телёнка и быстрый как кошка, проскочил просеку и исчез за деревьями.
— Ты это видел?! — я посмотрел на Айвара.
— Видел, — он ошарашенно кивнул, — а до нашего посёлка меньше пяти километров...
— Откуда здесь морфы? Они что, уже в леса переселились? Эдакими темпами скоро из дома не выйдешь. Будем сидеть в осаде, как мой сосед-придурок в городе.
— Может, народ собрать и лес прочесать?
— Не пойдут люди лес прочесывать, — отмахнулся я.
— Почему?
— Во-первых, страшно, а во-вторых — извечная беда: пока не грянет, не перекрестятся.
— Слушай, Альгис про хутор говорил. Ты знаешь, где он находится?
— Примерно знаю, — я прищурился, вспоминая окрестности, — дорога туда хреновая, но, думаю, проедем.
— Давай наведаемся? Хотя бы глянем, что там и как.
— Ну давай, что делать, — я усмехнулся, — вот так всегда: любопытство гонит вперёд, страх тянет назад, а гордость останавливает. И только здравый смысл нервно топчется на месте и ругается матом.
— Робби, не бурчи, как столетний старик. Поехали, посмотрим на архитектуру времен массового индивидуализма.
Через несколько километров пришлось пробираться по обочине — дороги почти не осталось. Такое ощущение, что её специально перепахали. До боли в глазах всматривались в лес, но ничего, кроме нескольких поваленных деревьев, не заметили. Ещё через пятьсот метров выехали на край небольшого запущенного поля, огороженного оградой из кольев. Что-то вроде большого загона для скота. На опушке леса стоял бревенчатый, потемневший от времени дом с резными, грязно-белого цвета, наличниками. В России, если не ошибаюсь, такие дома называют избами-пятистенками. На заднем дворе — сеновал, покрытый дранкой, по левую сторону — хлев. Всё нежилое, холодное. Хотя нет, признаки людей есть — во дворе под хлипким навесом две машины, Ауди A4 и Фольксваген Гольф. Посередине двора — небольшой
