встречах, я не испытывал желания, скажем, порывисто, по-братски, как полагается после долгой-долгой разлуки, обнять.
Выручил гость. Он сдержанно улыбнулся ? то ли понял мою растерянность, протянул руку, сказал просто:
? Здравствуй, Дауд.
Он назвал меня по имени ? не по прозвищу ? тонкость, не ускользнувшая от меня.
Потом мы обнялись, а он, передав портфель и плащ, похлопал меня по плечу:
? Извини, я буду называть тебя Даудом, без отчества, ладно?
Мне понравилось 'ладно' вместо привычного 'хорошо' ? вдруг раскрылось глубинное в слове от 'ладить... лад...' Покорила интонация, то, как естественно и мягко выговорилось слово; в детстве мы часто соглашались, но, не вдаваясь в смысл, пользовались этим словом ? оно, подобно соломе, легко возгоралось, затухало быстро, не оставляя тепла.
? Ладно.
? Мы совершеннолетние, да?
? Да.
На лице его были видны веснушки ? я не мог припомнить: Жунковский конопатый? Я неожиданно увидел себя и Жунковского-мальчика у дувала, в саду Райзо. Жунковский с пораненной ладони слизывал кровь... увидел, как Жунковский первым, опасливо озираясь, приблизился к дувалу, к лазу, схватился за край стены, собираясь перемахнуть, но, вскрикнув, присел. Дело в том, что стена поверху была натыкана металлическими иглами ? мой друг первым попался на жестокую выдумку коварного сторожа... Он сидел, зажмурившись от боли, по лицу его ? вспомнил конопушки! ? текли слезы...
Выглядел я, наверное, шизиком: сигарета во рту, в руках ? портфель и плащ Жунковского. К тому же я норовил вырвать из рук его еще и коробку. В таком виде мы протолкнулись в квартиру. Жена отсутствовала. Я сбегал на кухню, поставил на конфорку чайник.
? Осенью мне стукнуло сорок семь. Тебе, кажется, около того, ? с такими словами я подвел гостя к трюмо.
Мы увидели в прямоугольнике зеркала двух субъектов, тощего и толстого, людей в общей сложности отмеривших добрую сотню лет. Возникло странное желание, как некогда, потрогать его за ушки-лопушки, рука потянулась вверх, но я опомнился, засмеялся.
? Железное событие, ? сказал он не то по поводу пятидесятилетия, не то по поводу встречи вообще, ? именно таким предполагал я увидеть тебя...
? Ты предполагал увидеть нечто закругленное и не ошибся, ? сказал я, схватив-таки за лопушки, ? гляди!
Переусердствовал. После столь бурных излияний эмоций Жунковский то и дело интересовался состоянием ушей, машинально поглаживая их ладонью. Потом наступила обязательная в таких случаях пауза. Я включил проигрыватель, комната заполнилась рок-ритмами, заговорщически подмигнул гостю ? вот, мол, мы, закругленные, горазды на чудачества!
Позвал телефон.
Звонил Азимов. Звонок не застал врасплох ? звонил Азимов часто и по мелочам. Телефонные диалоги между нами не блистали полетом мысли. Они, как капли воды, походили один на другой однообразностью. Происходило это так. В трубке вначале слышались шумы, посапывание, покашливание, после чего Азимов говорил обрывистое: 'Алле... Алле?..', выждав паузу, спрашивал о делах, на что следовало неизменно мое 'ничего'.
? Говоришь, ничего?
? Да, ничего.
? Ничего?
? Ничего.
Значит, хорошо.
? Почему решил ? хорошо? ? недоумевал порою я, пытаясь понять тайну эквивалента 'хорошо ? ничего'.
Азимов молчал, вероятно, полагал ответ очевидным без слов. Зато теперь он находил возможным завершить пролог, приступал к главному, интересовался: нет ли у меня желания посмотреть вместе футбольный матч по телевизору? Или... махнуть в загородный совхоз за арбузами? Или что-то еще в этом роде... ? словом, телефонные вторжения Азимова не приводили в особый восторг!
А тут...
Услышав в трубке покашливание ? своеобразные позывные Азимова, я несказанно обрадовался: звонок его совпал едва ли не с первой минутой визита Жунковского!
Ну, конечно...
? Алле... Алле?
? Да.
? Дауд?
? Слушаю, Турсун...
Далее, не утерпев, ухожу с проторенного:
? Как у вас со временем?
Пауза.
? Оглох, что ли?
? Ты ведь знаешь, что я в отпуске.
? Машина на ходу?
? Тарахтит колымага.
? Большего и не надо. Дотянет до дачи?
? Если поднатужиться ? дотянет.
? Отлично. Тогда покатим...
? Когда? Сегодня? ? спрашивает спокойно Азимов, но я-то знаю его умение сдерживать эмоции, знаю его отношение ко мне, для него я вроде живого говорящего талисмана, который, дай волю, он с радостью водрузил бы навечно рядом с собой в салоне 'Запорожца' ? в его вопросе легко читалось нетерпение, безоговорочная готовность принять предложение.
Я сказал, что его ожидает сюрприз, но Азимов не отреагировал.
? Когда едем? ? поинтересовался он еще. ? Баранину купить надо, подготовить...
? Послезавтра.
? Ясно.
Разговор подоспел к концу, я собирался повесить трубку, как тут Азимов, после паузы, спохватившись, выдавил-таки:
? Как дела?
Я прикрылся традиционным 'ничего', но, не дождавшись 'говоришь, ничего', громко рассмеялся ? нет, с Азимовым не грозила смерть от переизбытка сложных чувств!
? Будь здоров, старик! ? прокричал я на прощание. Азимов, однако, не собирался класть трубку.
? Слушай, видел я Рахманова, ? сказал он, меняя тему разговора.
? Рахманова? ? я напрягся. Одна из струн в нервах тихонько лопнула.
? Да все нормально, ? успокоил Азимов, догадавшись о беспокойстве. ? Разговор не телефонный ? поговорим при встрече.
? Договорились.
Через минуту-другую я вернулся в комнату, кивнул на проигрыватель:
? Не мешает?
Жунковский ответил не сразу.
? Честно говоря,? сказал он, растягивая слова, ? без музЫки спокойнее.
Я, конечно, обратил внимание на 'музЫку', не прошло мимо слуха и тщательно подобранное 'спокойнее'. Уже потом, после отъезда Жунковского, я восстановил в уме ситуацию и подумал, что 'музыка', сказанное в шутку, и серьезное 'спокойнее'... в соединении неплохо выразили атмосферу первых минут встречи. Застал я
