? Какому делу?
Мустафа сжался.
? К кому приехал?
? Ни к кому, ? обрезал пацан.
И вдруг, когда, казалось, наметился лад, он взорвался, выпалил в слезах:
? Не хотел я! Не хотел!
? Да все нормально, дурья башка, ? начал успокаивать Рахманов.
? Я знаю, знаю, что значит 'нормально'. Посадите...
? Кто? Кого? Куда?
? Знаем куда...
Рахманов взглянул на меня, на дверь, и я, догадавшись о просьбе оставить их наедине, засобирался:
? Пожалуй, пойду.
? Загляни через часок.
Время убил в парке за шахматами. Конечно, никакой игры не получилось, мысли то и дело возвращались к происшествию. К тому же партнер за шахматным столом попался преехиднейший. Старикашка-пенсионер, сопровождавший каждый ход репликами вроде: 'Гляди, чего захотел! На туру нацелился... Хочет сожрать. Кишка тонка...' или (в случае очевидного неудачного выпада соперника): 'Вот молодец! Хитро закрутил! Мыслитель! Спиноза!..'
Я, сдав партию, вернулся в училище. Дежурка оказалась пуста. Молчал телефон, не скрипели сидения на расшатанной скамье ? не было ничего такого, что говорило о напряжении. Я поднял скомканный листочек, брошенный Рахмановым в мусорную корзину, разгладил на ладони. Листочек оказался обыкновенным телеграфным бланком с текстом телеграммы, написанным рукой ? ну, конечно! ? Мустафы. Мустафа просил прислать деньги. Я держал в руках черновик телеграммы, возможно, первый вариант, потому что большинство слов в тексте, скорее из-за экономии денег, были зачеркнуты, причем другой ручкой. Сочинял телеграмму пацан, судя по проставленной дате, сегодня, несколько часов тому назад.
Из рассказа самого Мустафы и со слов Рахманова потом история с телеграммой проступила в деталях ? я увидел, как Мустафа... протягивает в окошко заполненный бланк ? телеграфистка молниеносно пересчитывает знаки ? определяет плату, что-то в пределах трех рублей ? о, ужас! ? у него, у Мустафы, в наличии всего около двух рублей (НЗ не в счет!). Пацан, краснея, берет новый бланк, усаживается за стол и медленно, тщательно обдумывая каждое слово, составляет телеграмму. В Нальчик. Ему нужно тридцать рублей (НЗ не в счет), чтобы дотянуть до чего-то ? чего? До устройства на работу?.. Или... Жаль, что отнесся он к составлению телеграммы не совсем серьезно ? для него это урок, пусть небольшой, но урок, притом наглядный ? теперь ему ясно, насколько велика цена слов... Позже, со слов самого Мустафы, выяснилось, что так оно и произошло.
Мустафа сидел за огромным овальным столом наедине с телеграфным бланком. Рядом с незнакомым мужчиной, полным, в шляпе-тирольке с короткими полями и пузатым портфелем ? наверняка командированным, для которого составить телеграмму ? все равно, что щелкать семечки. Дяденька писал, да так стремительно, что Мустафа краем глаза ? будто невзначай, но в действительности зырко ? смог, хотя и с трудом, прочесть и запомнить текст телеграммы: 'Вылетаю завтра первым рейсом позвоните на работу встретить меня хорошо Папа'. Дяденька рванул к окошечку, за ним устремился и Мустафа... Дяденька вручил бланк ? девушка молниеносно подсчитала знаки, причем начиная с адреса ? раз, два, три, четыре... назвала плату ? Мустафе не удалось услышать, какую именно сумму назвала телеграфистка, и теперь все внимание сосредоточилось на дальнейших действиях девушки, очень важно было не упустить ничего в расчетной операции. Ага! Дяденька протягивает рубль ? девушка дает(!) сдачу двумя двадцатикопеечными монетами. Итак, ясно: телеграмма стоила дяденьке всего шестьдесят копеек. Мустафа снова садится за овальный стол, ставит перед собой два бланка, старый и новый. Задумывается...
На стул рядом опустилась старушка с бланком.
? Сынок, ? обратилась она к пацану, ? помоги. Не знаю, с какого конца подступиться.
Мустафа с удовольствием взял из рук старой женщины бланк.
? Тебе куда, мамаша? ? спросил он голосом бывалого дяденьки.
? В Тюмень, сынок, ? старушка протянула на замусоленном клочке бумаги адрес. ? Напиши, что вышла из больницы, жива-здорова, дома хорошо. Живу в достатке, в тепле. Что посылку, слава Богу, получила. Дошла в целости, сохранности. Напиши, чтобы не беспокоилась дочь, берегла себя, детишек берегла. А за посылку спасибо.
? Денег у тебя, мамаша, много? ? поинтересовался Мустафа.
Что за деньги? ? не поняла та.
? За телеграмму платить.
? Заплачу, как же.
? Две копейки за слово.
Текстом телеграммы, составленным для старушки, Мустафа остался доволен. Звучал он так: 'Вышла из больницы посылку получила не беспокойся у меня хорошо...' Свою телеграмму он набросал бойко: 'Срочно вышлите тридцать рублей до востребования главпочта меня хорошо Мустафа'.
Мустафа извлек из кармана деньги, одну из рублевок уверенно положил назад, подумал секунду-другую ? и следом сунул в карман старый бланк с первым вариантом телеграммы. Он пропустил рыцарски вперед себя к окошечку старушку и... обмер: вместо знакомой девушки операцию вела другая, пожилая женщина. Мустафу снова охватила неуверенность: вдруг другая считает по-другому? Он с болезненным любопытством и надеждой уставился на старушенцию. Со старушенцией ? о, сила расчета! ? обошлось благополучно, с телеграммой Мустафы тоже. Правда, телеграфистка, считая, зыркнула взглядом на клиента и сказала не то укоризненно, не то досадуя:
? Просить легко... Когда-то мы станем высылать? Она так и сказала обобщающе 'мы', но Мустафа пропустил это мимо ушей...
'Вот оно свидетельство, ? думал я, читая текст телеграммы. ? Значит, не было кражи денег. Но почему Рахманов выбросил ее ? неужто не понял?..'
? И без телеграммы ясно, как день, ? рассказывал позже Рахманов, ? Я, Додик (он да, пожалуй, Жунковский могли позволить себе посклонять мое имя), не ясновидец. Нет у меня всепронизывающего дедуктивного метода, ? он улыбнулся. ? Тут, чтобы разобраться в ситуации, достаточно обыкновенного человеческого опыта. Я ведь раньше ? помнишь? ? и в мыслях не допускал такого. Дамочка, точно, наплела: в лотке, который на следующее утро собирались перетащить в другое место, она оставила товара на крупную сумму ? дичь какая-то! Чтоб меня лишили ударной ноги, если обстояло так! А тут Мишка, ну, Мустафа, у Мишки физика, физиономия, то есть личико, доложу тебе: одного взгляда достаточно, чтобы понять, что не мог он, не могли они...
Рахманов говорил, а я, помнится, глядел на него и вспоминал деревню, обкатанную-переобкатанную на житейских перекрестках мудрость о беде, которая так безошибочно сортирует людей. 'Поистине, человек познается в беде, ? думал я. ? Вот ведь и Рахманов пришел на помощь. И помог. Да как! Действиями, которые вряд ли вполне законные'.
Но это потом.
А тогда в дежурке, в отсутствие мое, по словам Рахманова, Мустафа разревелся. Он всхлипывал, не в силах сдержать гордыню, плакал, размазывая пятерней по лицу слезы. Й говорил, говорил обрывисто, не то в оправдание, не то осуждая. Плакал, плакал... А Рахманов, немолодой, одетый щегольски ? легкий плащ с погончиками, брюки слегка суженные, тщательно выглаженная рубашка, чешские ботинки из желтой кожи ? человек с обликом стопроцентно гражданским сидел напротив и терпеливо ждал, когда тот выплачется. Вулкан, выбросив изрядную порцию огненной лавы, потихоньку стал затихать ? Мустафа, будто изумляясь равнодушию человека в плаще напротив, поняв, что плачем того не взять, замер...
