? Старички, ? сообщила машинально работница, ? на днях отправляем в дома. Ну, чего размечтались?! ? прикрикнула она на мальчика и девочку. Мальчик, весь закругленный, лобастый, на этот раз послушно направился назад, в комнату. Девочка по-прежнему, как-то оцепенело прижав обеими руками к груди куклу, оставалась на месте.
? Ты что? Иди же... Иди! Чего уставилась? ? заговорила быстро и ласково женщина.
? Нравится глядеть, ? последовал неожиданный ответ, ошеломивший, судя по всему, женщину.
? Чего глядеть? Окна, цветы ? чего хорошего?
? Все.
? Какая! Нечего глядеть ? все это есть и там, в комнате.
? В комнате скучно, ? обрезала девочка, еще плотнее прижав к себе куклу.
? Ей скучно! Болтушка, болтушка ? иди к себе, живее.
? Я не болтаю, ? сказала, еще более посерьезнев, девочка и, видимо, снова неожиданно, потому что женщина теперь вскочила с места.
? Какая непослушница! ? сказала искренне, досадуя, работница затем, водворив детей в комнату. ? Сколько носились мы с болезнями! Поступила худенькой ? мослы да кожа в гармошку, едва теплилась жизнь в теле: думали не выживет. Хвори не отпускали. Как-то хотели удочерить ее ? куда там: прослышали про здоровье ? и отбой. Молчунья ? бывало за день слово не вышибешь, а тут выговорилась. Ладно. Идемте наверх. Обмозгуем.
Она прошла в кабинет начальницы, вернулась довольно скоро, наполненная значительностью и ответственностью за происходящее.
? В порядке, ? молвила она строго. ? Идемте к заву.
? Приглянется. Ваш... говорят, ? зав. взглянула на работницу, ? подходящий.
? Ой, подходящий! Доставить, что ли? В кабинете остались втроем.
Зав что-то черкала в рабочем кабинете ? скорее всего, желая заполнить неловкую паузу, водила карандашом по цифрам в колонках, слишком поспешно переворачивая страницы. В голове у меня стояла сумятица, хотя с каждой последующей минутой все более явственней становилась мысль: 'А каков? Не разочароваться бы!'
Жена выглядела не лучше, что-то говорила не то мне, не то себе, все больше сжимала мою ладонь ? казалось, она мучилась тем же, думала о ребенке, которого с минуты на минуту должны были внести.
Но вот она сдавила мою ладонь ? произошло это одновременно с шумами в конце коридора (слышался голос работницы, нарастающий топот ног), ? побежала к выходу. Я машинально поднялся, рванул за ней. Показалось, что Лида побежала в нетерпении увидеть малыша. Ошибся. Устремилась она не к людям, тем, что эскортировали ребенка, ? бежала, правда, будто навстречу им, и я увидел широкую улыбку на лице работницы, торжественно несшую в руках спеленатое существо, ? сравнявшись с эскортом, она неожиданно круто взяла в сторону, бегом выбежала на лестничную площадку.
'Свихнулась! Что за фокусы?!' ? думал я ошеломленно, догоняя ее. Краешком глаза увидел, как многозначительная улыбка на лице работницы вмиг преобразовалась в недоумение, как она застопорила шаг, растерянно проводила взглядом бегунью.
С непонятной решимостью Лида сбегала вниз, одолела этаж, другой ? она уже выбегала в коридор на первом этаже, когда я, поравнявшись, схватил ее за руку.
Вырвалась, побежала дальше.
Потом произошло невероятное: она распахнула двери детской комнаты и в проеме ее ? о, чудо! ? мы увидели в той же позе и на том же месте девочку с куклой; позади нее, на значительном расстоянии, стоял малыш, далее, повернув голову к нам, еще двое-трое малышей. Будто девочка и не отходила никуда отсюда, а оцепенев, стояла, стояла... На лице ее вспыхнуло нечто похожее на догадку. Девочка вскрикнула: 'Мама!' и бросилась к Лиде на руки ? та прижала ее к себе, держала девочку с куклой в объятиях, что-то шептала и целовала, целовала... В щеки, лобик, нос... То был, Ибн, какой-то фантастический миг притяжения, когда все в тебе ? каждая клеточка ? и в другом существе вдруг раскрывается и тянется навстречу. Подобное приходилось, видеть впервые.
Девочка, побледнев и машинально не отпуская куклу, прижалась к Лидиной щеке и словно оцепенела...
Незабываем диалог с девочкой в первый день.
? Почему ты долго не приходила? ? спрашивала она.
? Я... мы... были в командировке5 ? ответила Лида, густо краснея.
? А что такое командировка?
? Это когда уезжают по делам далеко-далеко и надолго, ? пришла на помощь кто-то из работниц.
? Не надо командировок.
? Почему, детка?
? Потому что меня могут отдать чужим людям.
? Чужим?
Девочка стала объяснять понятие 'чужие люди', она рассказала о 'чужих людях', крохотного житейского опыта хватило у нее, чтобы составить себе немудреную классификацию 'чужих людей' ? те делились на добрых и злых, хороших и плохих, где черно-белое преобладало над цветным. Она достаточно точно представляла мир, заключенный в теорию Дома: знала назначение Дома, куда 'отдают' и откуда 'берут' детей, рассказала о каком-то мальчике, которого взяли хорошие дядя с тетенькой, а другого мальчика, напротив ? нехорошие дядя с тетенькой, о том, как этому мальчику хотелось и не хотелось уходить с ними. Рассказывала она с уверенностью человека иной, чем у остальных сверстников, судьбы ? доверительно, как между очень близкими, обязательно родственными людьми, говорила с некоторой обидой за долгое наше отсутствие ? это к радости, ибо обидеться, да еще в такой ситуации, могут в самом деле только близкие люди. Важно, что девочка вмиг и бесповоротно увидела в нас своих родителей. Бедная девочка приняла с добродушной легкостью легенду о командировке. Опережая события, скажу, что сейчас, спустя много-много лет, у нее о Доме остались смутные воспоминания. Самые первые воспоминания ? это один- два куска небольшого пространства, причудливо деформированные временем. Она уже не помнит о командировке, и мы стараемся не ворошить забытое: она помнит комнату, ночь, ей не хотелось спать. Тогда она вышла из спальной комнаты, вошла в комнату, где было много игрушек, взяла куклу, но тут рядом возникла фигура женщины-воспитательницы, лицо которой не помнит. Она помнит, что из-за куклы возникла какая-то борьба с женщиной. Она не то упала, не то ударилась о что-то и плакала... И еще помнила обрывочно встречу с Лидой: 'Мама подняла меня, а я держала в руках куклу...' С наших слов, она относит оба эпизода к времени бытия в детском саду. Остальное, слава Богу ? в тумане...
Я бросился к заву, напористо стал умолять пересмотреть просьбу. Я доказывал, хотя зав и не возражала, вгорячах даже ударил ладонью по столу. Спешил, понимая, что промедление чревато нехорошим: чудо человеческого притяжения можно было уберечь, только вызволив девочку с куклой немедленно. Казенных проволочек, к счастью, оказалось меньше, чем ожидали: на следующий день мы были вместе.
А день-другой спустя девочка захворала. Жена днями, неделями не отходила от больной. Я говорил тебе об особой близости между Лидой и девочкой. Вначале, не скрою, я заметно выходил из системы гравитации ? что было, то было! Отлично помню день, час, когда меня захлестнули такие же чувства, что и Лиду. Как- то сидел у изголовья больной девочки ? та приложила мою ладонь себе на лоб и произнесла: 'Папа, я умру сейчас?' Будто что-то оборвалось внутри ? я готов был отдать за нее все, я велел выбросить глупости вон, сказал, что думать о смерти нелепо, что ей предстоит долгая, может быть, бесконечная жизнь. Она улыбнулась, поинтересовалась:
? Значит, я буду жить всегда?
? Да, да.
? Я буду взрослой, как мама?
? Да, конечно...
Но до сих пор в ушах нет-нет да и проснется печальная детская фраза: 'Я сейчас умру?'... И тогда я гляжу на дочь (если бы ты видел, в какую невесту она вымахала ? тьфу! тьфу!) и нет-нет да и припомнится
