мне башкирами и яицкими казаками...
— Очень ценная мысль! — не сдержался Тевкелев. — Если бы царица слышала ваши слова, она очень бы одобрила их!..
Опять пришла пора ломать Тевкелеву голову над тем, почему сначала так раскис всегда спокойный в себе батыр. Или пришли худые вести от послов, отправленных в Средний жуз? Или какой-нибудь скандал приключился? Почему потом так быстро успокоился и повеселел? В чем причина?
Вскоре вернулись послы от хана Самеке. Коней своих они гнали безжалостно, месячный путь одолели за десять дней. Таймас доложил Тевкелеву, как разворачивались события в ставке хана Самеке. После того как он, Таймас, обратился к хану со словами приветствия от имени русского посла и с извинениями, что сам посол не смог навестить высокородного хана, Самеке ответил:
— Благодарю, у меня нет никаких обид на господина посла. Я бы мог и сам поехать и поприветствовать почтенного посланца русской царицы. Обида моя — на Абул-хаир-хана, который затеял столь важное дело, ни с кем не посоветовавшись, тайком, по- воровски. И обида моя — велика, потому я и не отправился сам, хотя желал бы повидать русского посла... А еще думаю я, господин Таймас, что посол не смог к нам сюда пожаловать не из-за зимы и трудностей пути, а из-за того, что потерял всех своих коней и остался пешим! Да и то сказать: разве будет ладиться дело, начатое столь недостойным образом? Пожалуй к нам в степь посольство по приглашению всего народа, все было бы по-иному. А теперь... теперь никто даже не может гарантировать безопасность как господину Мамбету, так и его людям...
— Пугал Самеке меня, стращал, — рассказывал Таймас, — а потом вдруг и говорит: «Ясное дело, Абулхаир более уважаем и почитаем, чем мы все вместе взятые. Но не ради него, а из глубокого почтения к русской владычице я все-таки дам клятву на верность России. Не посчитайте, что я выполняю волю Абулхаира, как бы не так! Это мое собственное, искреннее стремление и желание! Взял и приложил хан Самеке печать. Дал расписку в том, что ежегодно будет посылать в Петербург две тысячи лисиц, тысячу корсаков. Вот только заложников, сказал, давать не сможет. На другой день хан Самеке вызвал меня к себе и вручил письмо на имя государыни императрицы. На словах просил передать вам, господин посол, следующее: «В мае на совет соберется весь Средний жуз. На совет съедутся лучшие люди всех родов. Приглашаем принять в нем участие господина Тевкелева. Однако я не буду бездействовать до мая. Переговорю, потолкую с биями по делу, интересующему посла великой царицы великой России»,
Таймас сообщил также, что хан Самеке, султаны Барак и Абулмамбет и еще какой-то влиятельный батыр по имени Жанибек собираются идти походом на контайджи, имея шеститысячное войско.
Доклад Таймаса скорее обрадовал Тевкелева, чем огорчил: в конце концов, присяга еще одного влиятельного султана у него в кармане.
Абулхаира вести о Самеке насторожили. И потому, что Самеке, похоже, находится в курсе всего, что происходит тут, осведомлен обо всем так, будто сам здесь находится. И потому, что убедился: за всеми распрями и разбоями чувствуется рука потомков Жадика. Очень встревожила Абулхаира готовность, с которой Самеке согласился принять подданство. Что, если все это лишь уловка? Желание усыпить их бдительность? Самеке, возможно, решил временно отделаться от Тевкелева, но продолжать науськивать народ против русского посольства. Намек, что опасность для них еще существует, — неспроста. Им теперь легче будет изворачиваться: «Мы дали присягу. К расправам и несчастьям разным в Младшем жузе никакого отношения не имеем!» Сами же будут потирать от удовольствия руки, злорадствовать, что навредили хану. Они что-то задумали! Абулхаира томили недобрые предчувствия. И они сбылись. Прибыли из шектинских аулов бии и заявили Абулхаиру:
— У нас есть разговор к русскому послу. Позови его.
— Позвать посла недолго, он никуда не денется. Сначала мне поведайте, какое у вас к нему дело. Может быть, я смогу быть вам полезным, — почуяв неладное, ответил Абулхаир.
Красивый, холеный бий Жантума покраснел от досады и гнева и произнес с вызовом:
— Абулхаир, в прошлом году, в эту самую пору, ты послал в город Тобол нашего Бекболата с четырьмя спутниками. От них нет ни слуху ни духу. Мы ждали терпеливо, ждали в надежде, что ты побеспокоишься о них сам, без нашего напоминания. Однако и ты, и этот твой посол, молчите, словно воды в рот набрали. Вот мы и приехали узнать о судьбе джигитов у посла, или кто он там...
Позвали посла. Тевкелев понял, что в ханской юрте сгустились тучи, но не те, что сулят грозу. Он-то ждал неприятных, даже страшных вестей, а вместо них, слава богу, услышал претензии, которые высосаны из пальца.
— Нам известно, что есть среди русских такие, что по возвращении домой ругают нас, казахов, обливают грязью. — Лицо Жантумы побагровело, глаза налились кровью. — Чтобы набить себе цену перед своей царицей, они плетут всякие небылицы: «Ох-хо-хо, каких только мук мы не испытали у этих диких степняков. Нас там и грабили, и истязали, и оскорбляли, и под стражей держали!» Уж скоро три месяца, как вы здесь, однако живы и здоровы и все у вас цело. Ваши правители верят клевете и оговорам и в отместку хватают ни в чем не повинных людей. Хватают и оставляют у себя как пленников или заложников. Где наш посол Бекболат? О нем ничего не известно вот уже год! Мы не знаем даже — жив ли он. Хотим узнать о его судьбе!
Тевкелев одного за другим оглядел насупленных, гневных людей и заговорил решительно и твердо:
Недовольный тем, что люди его притихли и прумолкли, Жантума бесцеремонно прервал посла:
— У вас там в плену томится еще Шамабет, сын мурзы Шама. Сможете и его освободить?
— Сначала я должен узнать, почему он взят в плен. Получат или не получат пленные свободу — зависит от вас. Примете подданство великой императрицы русской, возвратите русских людей, которые были насильно уведены вами в ваши улусы, Россия вернет ваших людей.
— Э-э-э, это похоже на сказку! Кто же отпустит своих рабов без выкупа? Мы привыкли получать и давать выкуп! — не унимался бий.
Тевкелев пожал плечами и собрался было ответить, но Абулхаир опередил его:
— Я полагаю, господин посол, что у них нет больше к вам претензий.
Когда казахи остались одни, Абулхаир обратился к своим посетителям:
— Вы собственными ушами слышали ответы господина Мамбета. Если вы и вправду желаете, чтобы наши пленные вернулись из России живыми и невредимыми, ни один волос не должен упасть с головы этих... — Абулхаир показал головой за порог.
Бии отъехали от ханской ставки в угрюмом молчании. Сердце Абулхаира вдруг заныло: «Ох неспроста они пожаловали! Они ищут, к чему бы придраться. Сейчас им это не удалось, а завтра? Что будет завтра?..»
Тевкелев открыл дневник, чтобы внести в него только что состоявшийся разговор и свои впечатления от него. И невольно стал листать дневник — страница за страницей. Да, сложные события, запутанные пути-дороги, упрямый народ!.. И все же, несмотря на все препятствия и препоны, сделано уже немало, год 1731-й не был бесплодным!
И тут Тевкелев осознал, что до конца года осталось всего лишь два дня! Два! И что новый 1732 год посольство русской царицы встретит в загадочной, заснеженной казахской степи. Вдали от родной стороны...
