Молчаливо присутствующий в помещении человек зашевелился, с зубодробительным скрежетом отодвинув стул.
— Ё моё, — заскулил конвоир. — Ты хоть приподнимай что ли.
— А мне и так нравится, — ответил тюремщик. — Это всё из-за нервов. Слабые они у вас. Укреплять нужно. В одну?
— На твоё усмотрение.
— Значит в одну. А надолго?
— Я откуда знаю? У Вихрова спрашивай.
Забренчали перебираемые в связке ключи. Щёлкнул приведённый в движение механизм замка, и тяжёлая дверь со скрипом отворилась.
— Пошёл.
— Давай вперёд.
Уткнувшиеся в спины пламегасители указали арестантам требуемое направление. Дверь закрылась.
— Сними ты уже тряпку, — услышал Стас голос Коллекционера и стащил с головы мешок.
Камера имела размер примерно три на три метра. Гладкие серые стены, ровный чистый пол, две койки со скатанными матрасами, металлический толчок, раковина, вмонтированный заподлицо с потолком круглый светильник, капитальная дверь с закрытой смотровой щелью и окном для подачи пищи.
Охотник раскатал матрас, сел на койку и идиотски хихикнул.
— Что? — поинтересовался Стас причиной веселья.
— Глянь вокруг, — Коллекционер широким жестом обвёл их новое пристанище. — Прямо как в старые добрые времена. Ты, я, и никого больше. Наш второй медовый месяц.
— Да уж, — улыбнулся Стас. — Только обстановка поромантичнее.
— Ну, не знаю. У «Чёрного Заката» тоже был свой шарм. Холодный тёмный камень, паутина. А этот неповторимый купаж сырости, плесени и неделю не менянной параши, — охотник поджал губу и ностальгически вздохнул. — И кухня тамошняя выше всяких похвал. И кровать одна. Куда уж романтичнее? А здесь, — огляделся он, — как-то без души. Серенько, гладенько всё. Глазу не за что зацепиться. Хотя толчок, конечно, богатый. Матрасы толстые, и даже не обоссанные. Нормально.
— Сдаётся мне — это милое гнёздышко под землю зарыто.
— Похоже. И размерчик у него — будь здоров. Колёса въезжают как по бульвару. Не бедствуют ребятишки, сразу видно. Таким не грех и наценочку сделать. Как считаешь?
— Не наглей.
— Да ладно. Это я для поддержания разговора. Мне и трёх сотен за глаза хватит.
Стас накрыл соседнюю койку матрасом и опробовал его на мягкость.
— По пути сюда ничего странного не заметил? — сменил тему Коллекционер.
— В смысле?
— Ну, когда по коридорам нас вели. Никто из встретившихся подозрений не вызвал?
— Я, конечно, твоим обострённым чутьём не похвастаю, — усмехнулся Стас, — но и на глухоту мне пока жаловаться рано.
— Стало быть, расслышал?
— Не только расслышал, кишками прочувствовал.
— Тот самый братишка?
— Либо он, либо дрессированный медведь. Но я сомневаюсь, что сюда цирк с гастролями заехал.
— Посмотреть бы на это чудо.
— Я видел как-то раз. Мне не понравилось. Сплошные кривляния. Особенно клоуны раздражают, так бы и пристрелил.
— Да не на цирк, ёб твою. На братьев старших.
— А.
— Это ж надо, какая скотина здоровая, — задумчиво покачал головой охотник. — Ты, когда их расписывал, совсем другие ощущения были. Подумаешь, выше двух метров с лишним. Подумаешь, мяса много. А вот рядом, когда он в макушку сопит, и сердце его на расстоянии вытянутой руки ебашит как электронасос… Да, тут очко-то начинает поигрывать.
— Давай без интимных подробностей.
— Ах, простите мне эту глупую мальчишескую впечатлительность — оскалился Коллекционер. — Совсем запамятовал, что разговариваю с матёрым… — он осёкся, поглядел по сторонам и, сев на край койки, подал Стасу знак придвинуться ближе. — Кстати, ты про Кутузовский рассказывать собираешься?
— Да.
— Обо всём? И личность раскроешь свою популярную?
— Разумеется. Скрывать, смысла нет. Узнают — будет только хуже. А в том, что они узнают, я почти не сомневаюсь. Кроме того, откровенность помогает установлению доверительных отношений.
— Доверительных отношений? — переспросил охотник, усмехнувшись. — А тебе не кажется, что при таком раскладе наши потенциальные клиенты могут тебя порешить, сочтя нецелесообразной прикормку целых двух проводников?
— С какого? — пожал плечами Стас. — Я же им расскажу, что ты ничего не знаешь.
— Э нет, — Коллекционер помахал указательным пальцем перед носом напарника. — Вот этого делать не нужно.
— Боишься, что тебя самого в расход пустят?
Янтарные огоньки злобно сверкнули из-под капюшона.
— Да не переживай, — успокоил Стас, довольный произведённым эффектом. — С чего бы им тебя к стенке ставить? Ты же заказ на мою голову получил? Получил. Отыскал меня? Отыскал. Но вместо того, чтобы тупо выполнить предписание заказчика, проявил смекалку и нашёл способ извлечь из непростой, стремительно меняющейся ситуации максимальную выгоду, как для себя, так и для клиента. Честь тебе и хвала.
Суровое выражение на лице охотника немного смягчилось.
— К тому же, — продолжил Стас, — я не собираюсь уточнять, что триста шестьдесят золотых предназначаются не мне. Это наш общий гонорар, цена за информацию. С твоей смертью она ниже не станет. Мы же напарники, — он улыбнулся и хлопнул Коллекционера по плечу. — Забыл, что ли?
— Напарники, — повторил охотник с полувопросительной интонацией, будто услышал это слово впервые. — Угу. Разумеется.
— И давай сразу условимся — переговоры, во избежание конфузов, веду я.
— А мне что делать, если спросят?
— Прикинься идиотом.
Пара жёлтых огоньков снова резко сузилась.
— Знаешь, Станислав, мне иногда кажется…
Задвижка смотровой щели скрипнула, не дав Коллекционеру развить гневный монолог. В узком проёме появились глаза.
— Мешок на голову и лицом к стене, — распорядился голос за дверью.
— Твою мать, — процедил охотник, поднимая с пола ненавистную тряпку. — А я рассчитывал отведать местных кулинарных изысков.
Оба арестанта выполнили приказ, встав по разные стороны от санузла.
— Руки за спину.
Чья-то пятерня ухватила Стаса за плечо и потянула.
— На выход.
— Аккуратнее, — услышал он голос охотника, сигнализирующий, что в этот раз камеру они покидают не по отдельности.
Очередная вереница коридоров с мерцающими сквозь ткань мешка огнями завершилась скрипом отворяемой двери и звонким щелчком каблуков.
— Задержанные доставлены, Хозяин! — чётко отрапортовал конвоир.
— Благодарю. Вы свободны, — ответил голос, принадлежащий, судя по всему, немолодому человеку, глубокий и спокойный, но в то же время властный, излучающий уверенность и силу.
— Есть!
Каблуки ещё раз щёлкнули, и дверь скрипнула за спиной.
— Можете снять мешки, — сказал голос.
Стас и Коллекционер последовали совету.
— Присаживайтесь, — могучий седовласый человек указал на два свободных кресла.
Его высокую поджарую фигуру плотно облегал отглаженный болотного цвета мундир без знаков различия, поверх белоснежной рубашки с галстуком. Резко очерченное испещрённое морщинами лицо с волевым подбородком и широким обрамлённым почти белыми коротко стрижеными волосами лбом, тянуло лет на шестьдесят. Прищуренные серые глаза под густыми бровями смотрели оценивающе.
— Здесь меня все называют — Хозяин, — продолжил человек, взяв со стола, расположенного по центру серой квадратной комнаты, листок бумаги, и сделал несколько шагов, изучая его содержание. — Но, думаю, вам будет не совсем удобно так ко мне обращаться. Поэтому можете называть меня — генерал, — он перевёл взгляд на Кола. — Вы, насколько я понимаю, Коллекционер, охотник за головами, который совсем недавно взял контракт на одну из них, — прицел холодных серых глаз сместился левее. — А вы — Стас, с недавних пор известный под именем Вдовец, который так же числится в том контракте, но в несколько ином амплуа. И каждый из вас разыскивается властями города Муром по обвинению в тяжких преступлениях. Рисунок, — взгляд генерала вернулся к бумаге, — честно говоря, паршивый, а вот сумма хороша, но… Глядя на эту сумму, я задаюсь двумя вопросами. Первый — чем изображённый выше субъект отличился перед Муромом? И второй — почему он сидит здесь, целиком, если сумма контракта на его голову превышает муромское предложение за живого на десять золотых?
Стас, переживший за эти краткие мгновения генеральского монолога целый букет ярких впечатлений, открыл, было, рот, но поднятая рука Хозяина остановила его.
— Чтобы не возникло недопонимания, — продолжил генерал, — прежде, чем вы заговорите, хочу предупредить — к вашей голове прикреплён ценник
