Охотник качнул головой и поскрёб щетину.
— Второй пациент, на самом деле, беспокоит меня куда сильнее первого, тот хоть не буйный, да и пробудет с нами не долго. А вот это животное… Натерпимся мы с ним.
— Майор сказал, что Сатурна нам пихнули в качестве тягловой силы.
— Ты ему веришь?
— Нет.
— Вот и я тоже.
— Какие будут предложения?
— В расход. Как за реку переберёмся, так и кровь пустим. А списать на что угодно можно. Скажем, мол, грибов нажрался незнакомых и поносом кровавым изошёл, или собаки погрызли, а лучше — сбежал.
Стас вопросительно посмотрел на охотника.
— А что? — продолжил тот. — Сбежал. Не банально и вполне реально. Ложь должна быть чуточку сумасбродной. Так подозрений меньше. Вот если сказать: «Мы напоролись на гвардейцев, и те положили нашего общего большого друга» — не поверят. Слишком просто, без затей. А скажем: «Сбежал» — сразу получим козырь.
— Какой?
— Удивление, Станислав. Удивлённого человека гораздо легче убедить в своей правоте. Особенно, если твои слова носят ярко выражено негативную окраску по отношению к объекту оболгания, — Коллекционер старательно выразил на лице только что описанную эмоцию. — Сбежал?! Как? Почему? Ах он ублюдок! — и снова принял обычный вид. — Понимаешь? Обмишуренный лох ещё не уверен в правдивости твоей истории, но в башке у него уже запущен процесс очернения. Ты повёл в счёте. Дальше последуют более осмысленные вопросы: «Что произошло? Почему вы его не остановили?» и тогдалее. Продолжай врать красиво. Больше отвлечённых подробностей, они создают иллюзию правдоподобия. Расскажи, как у товарища случился нервный срыв. Процитируй парочку истеричных выкриков. Но не перебарщивай. Избегай конкретизации, за которую можно зацепиться и раскрутить в сторону неизвестных тебе противоречивых фактов. Не давай себя топить. Если чувствуешь в вопросе подвох, отвечай — «не знаю». Ответа мудрее пока не придумано. И самое главное — никогда не меняй показаний, помни всё, что сказал, как «Отче наш».
— У тебя, смотрю, большой опыт в этом деле, — оценил Стас.
— Иногда бывают ситуации, в которых ложь — единственное твоё оружие. А оружием нужно владеть в совершенстве.
— И всё равно, сомнительная отмазка. Не купятся.
— Ошибаешься. Купятся с потрохами. Я даже думаю, что мы воплотим этой маленькой ложью в жизнь самый страшный сон Хозяина. Ты заметил странность в поведении нашей зверушки?
Стас изобразил смущение.
— Э-э… Не хочу тебя расстраивать, Кол, но отсутствие взаимности с его стороны меня не удивляет.
— Очень смешно, — натянуто улыбнулся охотник. — Как бы не обоссаться. А то обстоятельство, что он бросается на вооружённого противника с голыми руками, тебя тоже не удивляет?
— Считаешь, Сатурн?..
— Не боец. Никакого опыта. Может, и шмалял по мишеням, но вот в него пока не шмаляли, не били ножом, не расшибали тупую башку прикладом. Иначе в ней ума было бы погуще. Помнишь, ты базарил, что возле Кутузовского оприходовал с кодлой голожопых пахарей, целых три десятка бравых легионеров? Часто с тобой такие чудеса случались?
— Тот раз — первый.
— Они ведь в двух грузовиках были?
— Да.
— Херачили голуби по чужому лесу, даже без дозорной машины. Ну не странно ли?
— Понадеялись на удачу, — выдвинул гипотезу Стас. — Возможно, эйфория лёгких побед в голову дала.
— Не думаю. Скорее — элементарная безграмотность.
— Но как быть с теми, что пришли ночью? Уж эти-то в твою теорию никаким боком не укладываются.
— Я и не говорю, что они все поголовно салаги зелёные. Но большинство — однозначно. Сам подумай, откуда им тут опыта набираться? Живут обособленно. До недавних пор ни во что серьёзное не лезли. По крайней мере, слышно о них не было. Сидели в своей норе, силы потихоньку копили. Их же за реку не всей гурьбой забрасывают. Передовики пообтесались уже и форты к ногтю прижимают, а салажата время от времени идут на корм голожопым крестьянам.
— Может ты и прав.
— Обожди, — Коллекционер остановился и тронул Стаса за плечо, вглядываясь в дальний конец проулка. — Давай налево.
— Что там?
— Патруль. В этом районе патрулей сроду не было.
— Чей он?
— Потерянных. Не иначе — тебя ищут.
— Из тех, кому я в штабе на глаза попадался, живых не осталось. Ищут, скорее всего, наёмников, а не меня лично. Мы всем составом ушли. Они — сразу как рвануло, ну а я попозже.
— Это нам задачу не облегчает.
— И то верно.
Через сорок пять минут лавирования «огородами» охотник постучал в дверь своей хибары, но изнутри никто не отозвался и засова не снял. Вторая попытка оказалась столь же безуспешной.
— Гуляет Красавчик.
— И как мы теперь внутрь попадём?
Коллекционер вздохнул и, подав Стасу знак «не отставать», двинулся за угол.
— Не хотел показывать, но деваться некуда.
Пройдя ещё с полсотни метров, он остановился возле старого, основательно заросшего землёй пожарища в стороне от скопления лачуг, огляделся, запрыгнул внутрь и, присев, откинул с пола одну из множества почерневших досок, оказавшейся крышкой люка.
— Давай живее.
Стас перелез через завалы и спустился по грунтовым ступеням в неглубокий тоннель. Отесанные лопатой стены и низкий потолок подпирались рядами деревянных балок. Ноги заскользили по сочащейся влагой почве. В нос ударил запах сырой земли и гниющей древесины.
Коллекционер спустился следом, прикрыл люк и чиркнул зажигалкой. Спиртовое пламя осветило охотника, придавая сухому полускрытому капюшоном лицу демонический вид.
— Сам копал? — поинтересовался Стас, пробираясь вперёд по сырому тоннелю.
— Я похож на землекопа? — удивился Коллекционер. — Нет, парочка добровольцев трудилась. Одного на три месяца хватило. Второй полгода держался, завершил начатое. Где-то тут они и сами присыпаны.
— Так вот как Красавчик из дома выходит при навешанном засове.
— А ты думал — через печную трубу?
— Из бункера, небось, тоже ход имеется?
— Всё тебе расскажи.
— Он? — указал Стас на проём уходящего ниже бокового ответвления.
— Не суйся, — одёрнул Коллекционер. — Там мины. Бля, вот и об этом рассказал. Осталось только код замка назвать.
— Я слушаю.
— Ну уж нет. И так слишком много знаешь. Придётся, наверное, тебя порешить, — охотник усмехнулся собственной шутке, но, видя, что та не нашла понимания у собеседника, постарался направить разговор в иное русло. — А чего это ты, Станислав, Муром так невзлюбил? Не подумай, что возражаю, я и сам бы этот гадюшник в крови искупать не прочь, но уж больно ты целенаправленно горя ему желаешь. Явно не из-за мелких обид.
— Это моё личное дело, — ответил Стас, не оборачиваясь.
— Личное дело, — повторил охотник. — Там, где есть личное дело, ищи юбку. А, Станислав? Неужели и впрямь из-за бабы?
— Не из-за бабы. Из-за женщины.
— Е-ба-ну-ться! И чего с ней?
— Мертва.
— Экая проблема. Купи себе новую, — легкомысленно обронил Коллекционер, будто речь шла об износившейся рубахе.
Стас замедлил шаг, обернулся и посмотрел на охотника исподлобья, играя желваками.
— Я. Больше. Не хочу. Это. Обсуждать, — произнёс он, наконец, делая ударение на каждом слове. — Хорошо?
— Хорошо, — капитулирующе вскинул руки Коллекционер. — Не хочешь — не будем. Я в исповедники не навязываюсь. Просто мне всегда было интересно — если из-за бабы такие страсти, то это какая ж у неё должна быть…
— Хватит! — прорычал Стас, тыча в охотника пальцем. — Прекрати говорить о ней в таком тоне. Я любил эту женщину. Ясно? А её убили. Ни за что. Походя. Раздавили, как жука, — говоря, он сделал несколько шагов навстречу Коллекционеру, так, что палец упёрся тому в грудь. — Она жила своей жизнью, пока я не появился рядом. Жила и горя не знала. Держала магазин, скучала вечерами. Всё рухнуло в один день. По моей вине. Да, по моей. Возможно, стоило бы посыпать голову пеплом, зарыть автомат, отрастить грязные патлы и бродить по миру, искупая грехи добрыми делами, пока не сдохну. Но этого не будет. Грехи нельзя искупить. Их можно лишь приумножить, так, чтобы чертям тошно стало. И я. Это. Сделаю.
— Понятно, — кивнул охотник, слегка потрясённый неожиданным откровением.
