его помнит?
В энергичном голосе появился оттенок раздражения:
— Не думаю, сэр. Все они работают здесь меньше года.
— А, ну тогда конечно…
Голос вдруг изменился:
— Хотя подождите. Может быть, этот… Не вешайте трубку.
— Хорошо.
Прошло несколько минут. Наконец в трубке зашуршало.
— Вы слушаете? Я вспомнил, что рассыльный… старый цветной, служит тут давно. Так он сказал, что мистер Коултер после того, как продал аптеку, будто бы переехал в Германус. Правда, он не уверен.
— Германус? Отлично. Большое спасибо…
— Не стоит.
И короткие гудки, намекающие, что занятое субботнее утро мало подходит для подобных звонков.
Справочник загородных телефонных станций. В Германусе никакие Коултеры не значатся.
Вот так. След потерян. Ничего сделать нельзя. Но разве это объяснит или развеет тоскливую горечь, которая вдруг поднялась в нем, обиду и боль, такую же острую, как в тот далекий день, когда он узнал, что Триш ушла из его жизни и никогда не вернется?
Он яростным рывком повернулся в кресле к столу. Отвернув манжету, посмотрел на часы. Без четверти десять. Общая конференция с кардиологами в больнице в десять. Затем, если не считать завтрашнего утреннего обхода, весь конец недели у него свободен. При условии, что не случится ничего неожиданного. Во второй половине дня он играет в гольф, так что пообедает в гольф-клубе.
Он снова взглянул на часы, хотя не прошло еще и минуты. Ходьбы до больницы семь минут, еще полторы минуты — до конференц-зала. Но лучше войти загодя. Он не любил опаздывать — это значило подавать дурной пример.
Совсем собрался идти и медлил.
А, черт! Возьми себя в руки! Ты не романтичный мальчишка. Ты взрослый человек со взрослыми обязанностями. Выбрось все это из головы. Забудь ее. Сейчас же!
Когда он проходил мимо Дженни, его лицо ничего не выражало. Он отдал ей необходимые распоряжения, пожелал приятно провести воскресенье. Затем без излишней торопливости, хотя и быстрым шагом, вышел в коридор.
Почти все уже собрались в конференц-зале. Здороваясь, он прошел в первый ряд, сел, закинул ногу на ногу и хмуро уставился на комочек глины, успевший прилипнуть к носку до блеска начищенной туфли, пока он шел сюда.
Напротив, рядом с Питером Мурхедом, сидела девочка. Темноволосая, темноглазая, с землисто-бледным лицом, будто никогда не бывала на солнце. Она сидела неподвижно, зажав руки между колен.
Деон вопросительно посмотрел на Питера.
Питер сказал виновато:
— Это Кэтлин Дженнис, профессор. Не помните? Девочка из Ирландии, о которой я говорил вам в прошлом месяце. Родственница моей жены. Ее племянница.
Услышав свое имя, девочка внимательно посмотрела на Деона. На бледном лице глаза казались черными, как два уголька, на впалых щеках залегли черные тени, словно кто-то провел по ним пальцем, выпачканным в саже.
— По заключению кардиологов у нее только одно предсердие с аномалией легочно- венозного кровообращения, — сказал Питер. — Она из Килкенни, ее смотрели в Дублине и Лондоне, но тамошние врачи не берутся оперировать такой дефект. Сестра Джиллиан написала нам, а мы посоветовали привезти Кэтлин сюда. Вы обещали, что взглянете на нее. У нас в кардиологическом отделении ей сделали повторную катетеризацию и сегодня должны сообщить результаты.
Питер откинулся на спинку скамьи, переводя дух с явным облегчением, что тщательно подготовленная речь произнесена.
— Я помню, — сказал Деон, хотя только теперь у него шевельнулись какие-то смутные воспоминания об этом разговоре. Он добавил тоном выговора: — Так ли уж необходимо было приводить ее сюда?
Питер покраснел.
— Извините, профессор. Но Джиллиан настаивала, чтобы вы посмотрели девочку, — объяснил он растерянно.
Деон снова поднял брови, показывая, что он думает о муже, который потакает самым нелепым прихотям жены. Питер прикусил губу и отвел взгляд. Спокойные глаза девочки были по-прежнему устремлены на Деона.
Кто-то из кардиологов включил настенный негатоскоп. Флюоресцентные трубки замерцали, потом ровно засветились. Ординатор провел указкой по рентгенограмме.
— Первый больной. Льюкас Виликази. Африканец, пол мужской, возраст двадцать три года. Сужение стенок аорты.
Он бегло перечислил характерные симптомы.
— Типичный случай. Вопросы есть?
Кто-то согласно хмыкнул, но ни замечаний, ни вопросов не последовало. Все было ясно, и операция требовалась самая обычная.
— Давайте дальше, — сказал Деон.
Кардиолог кивнул и, нажав на кнопку, сменил рентгенограмму.
— Деннис ван Ройен. Европеец. Возраст… — Он заглянул в историю болезни. — Тридцать. Это более сложный случай…
Деон слушал чужие мнения, высказывал свои, улыбнулся шутке Робби по его адресу, соскоблил глину с туфли о низ скамьи — и все это время он ощущал на себе внимательный взгляд девочки. И даже когда кто-то из ассистентов, подавая Деону историю болезни, заслонил его от девочки, она наклонилась и продолжала смотреть.
Зачем Питер притащил ее сюда? В нем нарастало раздражение против Питера и его сумасшедшей жены.
На экране возникла новая рентгенограмма.
— Кэтлин Дженнис, — объявил кардиолог тем же монотонным голосом. — Белая, пол женский, возраст десять лет. — Он сообщил симптомы, результаты анализов, ЭКГ и катетеризации и перешел к диагнозу — одно предсердие с аномалией кровоотвода левой легочной вены на правое предсердие. Недостаточность митрального и трехстворчатого клапанов.
Девочка все еще смотрела на Деона. Откинувшись на жесткую спинку скамьи, он скрестил вытянутые ноги и внимательно изучал рентгенограмму, но принимать участия в обсуждении не стал. Его брови хмурились, а потом он заметил, что покусывает большой палец, как обычно в минуты сомнений. Он сунул руку в карман брюк.
— Покажите мне еще раз рентгеноангиограмму.
Кардиолог выключил негатоскоп и деловито перешел к кинопроектору. Выбрав ленту, он громко скомандовал: «Свет!» — и включил проектор. На небольшом экране вспыхнул яркий прямоугольник. Он замерцал, а затем на нем замелькали черно-белые линии кинеангиограммы. Кардиолог вел показ с настоящим увлечением, то ускоряя движение ленты, то замедляя, останавливал кадр и даже прокручивал обратно, чтобы указать на подробность,
