христианской ипостаси — бесконечно много. Но в благостном секуляризованном виде цивилизация производит только пышные декорации. И это, конечно, печально.
Убивая коммунизм — калечили западное искусство, во всяком случае, европейская гуманистическая мысль пришла в негодность. Причина проста: невозможно инициировать гуманистическую мысль протестом против идеи солидарности трудящихся, оппозицией к поддержке слабого, развенчанием идеи сострадания угнетенным. Однако именно этим и питался западный интеллектуальный дискурс — и захирел. Искусство, литература, социология — все увяло: в отсутствие гуманизма мысль портится. Демократическая идея выступила как субститут гуманизма — и благополучно угробила и гуманизм, и веру в демократию. Выставочное кривлянье и развлекательная литература — простое подтверждение нравственного состояния общества.
Потребовались усилия трех поколений постмодернистов, чтобы дезавуировать гуманистическое творчество. Потребовалось отменить роман, картину, философию, — во имя рыночной демократии, чтоб отстоять гарантированное сытое будущее меньшинства. Цель понятная, но не великая. Утопию поставили на место — заменили принцип долга принципом обмена, мир снова пришел в равновесие. И ждали: ярче прежнего вспыхнет интеллект в лучах рыночной свободы. Этого не случилось.
С завидным постоянством капиталистическая демократия воспроизводит один и тот же салон, одинаковый во времена Луи-Наполеона или Джорджа Буша.
Капиталистическое искусство может быть только декоративным, нажива и высокий дух — вещи несоединимые, как бы печально это ни звучало для уха рыночной демократии. Рынок — не есть условие развития искусства, этот невинныйобман испортил западное сознание. Великое искусство создается свободными людьми как свидетельство солидарности и сострадания — но не как мера успеха и денежный эквивалент. Выражаясь проще, искусство бывает только левое (например христианское), — «правого» не бывает.
Искусство создается верой — то есть в том числе и коммунистической утопией, нравится это свободному гражданину демократической страны или не нравится. И другого рецепта для возникновения искусства не придумали.
13. Будущее
Исходя из сказанного, надо ответить на вопрос, жизнеспособен ли коммунизм.
Сомнительно, что буржуазная демократия и капитализм — цель истории человечества. Набор так называемых буржуазных свобод не ограждает от социальных бед — история последнего столетия показывает обратное. История колониальных завоеваний — чудовищна, она превосходит по цинизму (если можно такие вещи сравнивать и замерять) историю коммунистических преступлений. Капитализм взял сегодня реванш у коммунизма, обвинил его во всех грехах, прежде всего в своих собственных.
Мы наблюдаем последствия этой победы. Власть над людьми досталась не идеалистам, не фанатикам, а ворам. Причем циничный служебный императив поведения выдавался за моральный категорический императив. Служили будто бы не наживе — но истории и цивилизации.
Сформировался интернационал богатых, считается, что именно богатые и есть подлинные труженики — принимают решения, двигают финансы. В век высоких технологий это и есть работа. Такой интернационал является владыкой мира, сегодня состояния отдельных людей равны бюджетам стран — никто не стесняется того, что образ жизни пройдох выдается за идеал. Журналы заполнены фотографиями богачей, каждый день которых состоит из экзотических удовольствий, и каждое из удовольствий имеет стоимость жизни тысяч людей. Не так давно на нужды пострадавших от очередного цунами мировое сообщество захотело собрать пятьдесят миллионов — и не набрали. Такие деньги сегодня тратятся на домашние концерты, корпоративные вечеринки. Приличной яхты на эти деньги уже не купишь.
Надо признать простой факт за привилегии меньшинства большинство вынуждено заплатить своим будущим. Африканский континент обречен — до него нет дела, зато состояния богачей удваиваются каждый год, гонорары певцов увеличиваются каждый год, цены на искусство стремительно растут. Параллельно существуют две жизни — жизнь бедняков ежедневно дешевеет, жизнь богатых развивается по восходящей. Богатые воплощают победу в соревновательном развитии — а значит, являются искомой «личностью», ради существования коей боролись с коммунистическим диктатом. Эти люди (моральный статус которых безмерно низок) обеспечивают развитие искусства, диктуют логику истории. Принято говорить: если он миллиардер, то дураком быть не может. Логика кажется неуязвимой, но ответ прост: миллиардер может быть мерзавцем, а с точки зрения жизни вечной это крайне неумно.
Трудно согласиться с тем, что именно такое социальное развитие — пик достижений человечества. Платоновская республика предлагала казарменное счастье и дала основание для критики; возможно, имелись основания у перепуганных интеллигентов принять капитализм за гуманизм. Правда, непонятно о чем тогда писали Диккенс, Бальзак, Толстой — коммунизма они не знали, а недовольны были. Надо обладать особой слепотой, чтобы принять решение локальных проблем за исцеление человечества. Надо обладать особым цинизмом, чтобы считать демократический миф реальностью, если эта реальность хороша лишь для ограниченного количества населения. Сетовать поздно — мы получили то, что заслужили. Однако приветствовать такую победу над коммунизмом — есть свидетельство интеллектуальной и моральной неполноценности.
Цивилизация торгует правами человека столь же бойко, как некогда христианская церковь торговала индульгенциями. Именно эта повсеместная победа демократической коррупции неизбежно приведет к новому пониманию коммунизма — как некогда индульгенции инициировали Реформацию.
14. Новый гуманизм
Что противопоставить новой Августовской империи? И надо ли, коли демократическая империя образует порядок? Вообще говоря, идея всеобщего порядка, так называемого «мира во всем мире» — это всегда одностороннее решение, за это решение участники эксперимента жестоко потом платят. Pax romana завершился тем, что миллионы людей стали разменной монетой у солдатских императоров и военных шаек. Последствия сегодняшнего нового порядка будут схожими. Сотни миллионов людей сделаются объектом приложения юли к власти корпораций и концернов, шаек, делящих сегменты рынка и сферы добычи ресурсов.
По мере развития демократическая империя сама порождает силы, которые делают ее существование ненужным. Корпорации, заменяя народы и государства, превращая политику и социальные отношения в инструмент финансового обмена, постепенно приведут (уже привели) к тому, что исчезнут как таковые понятия наций и классов. Исчезает то, к чему апеллировали социальные мыслители прошлого — народ (Тони Негри уже вводит понятие «множество», которое подменит понятие «народ»). Возникает множество людей, которое не будет описываться словами «нация» или «класс». Тем самым гегелевская интенция развития (которая содержится в культурном феномене нации) или марксистская (которая связна с самосознанием класса) уже не будут жизнеспособны.
Именно в этом и состоит предмет торжества либерального капитализма сегодня: глядите — нет больше классов, нет границ, нет наций — есть интересы прогресса. Но тем самым высвободится нечто более значительное — и более разрушительное для империи.
Произойдет следующее. Множество людей постепенно переймет у империи принцип децентрализованного существования. Сопротивляться как класс, как народ, как нация — это множество уже не сумеет: данные понятия потеряли смысл. Форма сопротивления угнетению всегда повторяет саму форму
