— И подойду! — оперативник решительно направился к группе мужчин. Демин увидел, как больные начали наперебой что-то говорить, показывая на окна, перебивая друг друга.— Они все знают. Знают, что женщина умерла, что в палате осталось двое,— сказал оперативник, вернувшись.— Думаешь, мне еще стоит здесь оставаться?
— Даже не знаю… Этот тип так торопился, что в панике бросил свой халат и шапочку. И тут же направился в сторону трамвайной остановки. Представляю, как он рванул там, за воротами! Но, знаешь, оставайся. Вдруг опять решится… Правда, для этого надо быть немного дураком, немного психом, но, может быть, он такой и есть… Оставайся, Илюша. Он в отчаянном положении. Как только они заговорят, ему крышка,— Демин аккуратно свернул халат, засунул в глубь свертка шапочку с длинным волосом.— Все-таки вещдок. Авось эксперты что-нибудь дельное скажут.
7
Был уже вечер, и Демин не поехал в управление. Выйдя из метро на Кузнецком мосту, он медленно пошел среди торопящихся людей. Куда им торопиться? Домой. К друзьям. На соблазнительную встречу, застолье. «Странно,— подумал Демин,— столько сил люди вкладывают в самую никудышную пьянку, ради пустого и ненужного человека, ради каких-то забот, которые забудутся утром… Для близкого, родного не всегда находится время, а вот перед чужим, цену которому прекрасно знаем, выкладываемся полностью, до самозабвения, до смерти, если уж на то пошло… То ли скучны нам близкие люди и не о чем с ними говорить, все высказано и решено, а может, не чувствуем себя обязанными как-то величать их и чествовать… А не в том ли причина, что не можем мы с близкими вести себя свободно, боимся показаться хуже, чем мы есть на самом деле… Опять не то… Что-то происходит с сознанием нашим, варится какая-то каша, и мы не можем в ней разобраться…»
Демину не раз приходилось замечать, что люди будто боятся выглядеть слишком уж хорошими, положительными. И вот придумывают какую-нибудь порчу — то матерятся в самых неподходящих местах, то о себе же славу такую пустят, что впору за голову хвататься… И в этом уже готовы видеть некий вызов, протест, дескать, не все во мне человеческое погибло, не весь я внутри выжженный, я вон еще какой кандибобер могу выкинуть…
Прежде чем отправиться домой, Демин решил позвонить Рожнову.
— Редко звонишь, Демин. Надо бы чаще,— проворчал Рожнов.— Какие новости?
— Дергачева умерла в больнице.
— Знаю. Дальше?
— Я только что был там, провели опознание. Теперь нет никаких сомнений… четвертый — Свирин. У него были начальник ремонтно-строительного управления и родная тетка.
— Все?
— Похоже на то, что была попытка проникнуть в эту палату… Прямо при мне.
— Задержали, надеюсь?
— Нет. Ему удалось скрыться.
— Плохо. Все усложняется. Что сейчас намерен делать?
— Вечер, Иван Константинович… Отправили бы вы меня домой отсыпаться, а?
— Не получится, Валя. Дуй сюда. Ребята нашли парикмахершу, которая вчера была у Жигунова. И ухажера ее нашли. Очень шумный товарищ. Его зовут… Тамаз Тетрадзе,— Рожнов попытался произнести это имя с грузинским акцентом.
— Он давно у вас? — спросил Демин, вспомнив удравшего посетителя больницы.
— Да уж с полчаса. А что?
— Я подумал, не он ли в больнице был… Ладно, Иван Константинович, выезжаю.
…Невысокий широкоплечий человек с большими усами нервно ходил по коридору от окна до окна и каждый раз, проходя мимо сидящей у стены женщины, что-то говорил ей недовольно, похоже, отчитывал. А женщина при его приближении сжималась и прикрывала глаза.
Едва Демин вошел в свой кабинет, следом вбежал Гольцов.
— Видел их? — спросил он радостно.— Доставили в целости и сохранности. И голубя и голубку.
— Как же вы их нашли?
— Очень просто. Посадили в машину Мишку Жигунова и поехали по парикмахерским. Одну отработали, вторую цирюльню, пятую, десятую, наконец, Мишка говорит — вроде эта. Я к ней подкатываюсь и спрашиваю… Простите, пожалуйста, говорю, не были ли вы вчера в доме Жигунова?
— Она ответила, что не помнит,— подсказал Демин.
— Точно. Запамятовала, говорит. Такой был день напряженный, что уж и не помню, где была, а где только собиралась быть. Тогда я делаю знак Жигунову, дескать, вступай в дело. Он подошел, остановился в сторонке, а едва она на него взглянула — поздоровался. И что, ты думаешь, делает эта белокурая дамочка? Кивает головкой. Ну вот, говорю, значит, вспомнили… Это, говорю, сын Жигунова. Она тут же пальчик ко лбу приложила, ах, говорит, как же это я могла забыть… Ну, и так далее.
— А усатый? Его ты как нашел?
— Дамочка помогла,— невинно сказал Гольцов и довольно хмыкнул, вспомнив, видимо, подробности этой помощи.
— Так сразу и согласилась?
— Что ты, Валя! Он у нее какой-то засекреченный… Ни за что не хотела… Почему — не пойму. Похоже, рыло в пуху. Иначе чего таиться?
— Чем же ты ее убедил?
— Знаешь, странная история получилась… Во время нашей беседы я обронил словечко, что, дескать, надо все выяснить, поскольку в доме пожар случился и дом сгорел. Она и дрогнула.
— Получается, о пожаре не знала?
— Или не знала, или надеялась выпутаться без копоти… А когда поняла, что дело всерьез закручивается, опять пальчики ко лбу. Да, говорит, вспомнила, я ведь была с одним человеком… Где же он работает? — это она у себя спрашивает. И сама же себе отвечает, опять же вопросом — уж не на рынке ли? Оказалось, действительно на рынке. Каким-то заместителем директора по очень важным вопросам. Тетрадзе его фамилия. Страшно темпераментный человек. Прямо огонь.
— Тогда понятно, почему дом загорелся,— улыбнулся Демин.
— Это точно! — засмеялся Гольцов.— Ну что, пригласить?
— Зови. Сначала женщину, а потом, когда она выйдет, тут же и темпераментного товарища. Чтоб они не успели словцом переброситься.
Женщина вошла, с любопытством огляделась по сторонам, приблизилась к столу. В ее спокойных глазах чувствовалось какое-то снисходительное отношение к происходящему. Простенькая прическа, короткие, чуть вьющиеся волосы делали ее моложе, беззащитнее.
— Садитесь,— сказал Демин.— Будем знакомиться. Меня зовут Валентин Сергеевич. А кто будете вы?
— Мухина. Галина Михайловна. Парикмахер. Тридцать лет. Незамужняя. Если это имеет значение.
— Галина Махайловна, вы, очевидно, уже знаете, что этой ночью сгорел дом Жигунова. Сам он в больнице, его квартирант погиб во время пожара… Вы вчера были у Жигунова?
— Мм… Была.
— Вы приходили одна?
— Нет, с Тамазом. Он в коридоре сидит. Очень переживает,— она усмехнулась.
— Почему?
— А он всегда переживает. По любому поводу. А сейчас… у него были какие-то дела с хозяином, вот мы и забежали на минутку.
— В чем эти дела заключались?
