— Сколько раз вы вчера заходили к Жигунову?
— Один раз…— Впервые за весь разговор Тетрадзе замялся.— С Галиной Михайловной заходили, она может подтвердить, если вы не верите… А почему вы об этом спрашиваете?
— Многие в тот вечер по нескольку раз выходили, снова заходили… Кто за водкой бегал, кто просто свежим воздухом подышать. А вы, значит, только один раз?
— Да,— кивнул Тетрадзе.— Один раз.
Выходя из кабинета, Демин заметил в коридоре человека, который смотрел на него как-то слишком уж заинтересованно.
— Вы ко мне?
— Да, хотелось бы поговорит… Дело в том, что вы сегодня допрашивали мою жену… Борисихину.
— Это она вам велела подойти?
— Нет, она только рассказала о допросе… И мне показалось, что будет лучше, если прийти, не ожидая вызова.
Евгений Борисихин вошел в кабинет и остановился у двери. Среднего роста, чуть сутуловатый, он казался сдержанным, если не угрюмым. Его состояние можно было понять, как и положение — муж спивающейся жены, за которой приходится ходить по самым сомнительным местам.
— Садитесь,— Демин показал на стул.
— Спасибо,— Борисихин сел и отвернулся, словно все вопросы он уже знал наперечет и все они уже порядком ему надоели.
— Вчера вы были в доме Жигунова. Что вас привело?
— Что привело? — Борисихин хмыкнул.— Жену искал. Мы вдвоем с отцом пришли. Он подтвердит, если что… И нашли Зинку в доме.
— Почему вы говорите, что нашли? Вам пришлось ее искать? Она пряталась от вас? Вам позволили искать ее в чужом доме?
— Хм,— Борисихин, видимо, не знал, на какой вопрос отвечать, и, тяжело вздохнув, посмотрел на свои руки.— Вначале Дергачев сказал, что ее нет в доме. Я ему не поверил, потому что она частенько бывала у Жигунова, компашка там у них подобралась… Один другого стоит. А этот парень засмеялся и говорит… Он наверно, не знал, что я ее муж…
— Что же он сказал?
— Говорит, зря, дескать, я пришел, что на эту ночь он берет ее себе… И смеется. Я понял, что он вроде шутит, не стал заводиться. Слегка к нему приложился, чтоб на дороге не стоял… Ткнул его, он и сел в снег. Тогда я прошел в дом, ну и во второй половине нашел Зинку… Сапоги на подушке, юбка на батарее парового отопления…— Борисихин отвернулся к окну и сощурился, будто где-то там, за двойными рамами видел вчерашнюю картину.
— Теперь об этом парне. Кто он такой?
— Не знаю. Первый раз видел.
— Ваша жена сказала, что она его где-то раньше встречала.
— Возможно. У нее жизнь более насыщенная…— Борисихин помолчал.— В общем, вы меня понимаете.
— Каков он из себя?
— Высокий, выше меня. Черная куртка, кожаная или под кожу… Джинсы. На ногах — полусапожки… Это я обратил внимание, когда он упал в снег. Возраст… Двадцать с небольшим, так примерно.
— Он в доме свой человек?
— Да, наверно, можно так сказать… С Дергачевым был заодно, перешучивались насчет моей жены. Что-то их связывало… Или давно знакомы, или дела у них, или затевали что-то… Знаете, когда люди выпьют, это хорошо чувствуется. Им кажется, что они очень хитрые, а трезвому сразу в глаза бросается.
Демин невольно прикидывал — насколько можно верить Борисихину. Говорит вроде искренне, не пытается выгораживать себя, хотя знает, что под подозрением.
— Когда уводили жену, вас не пытались остановить?
— Нет, посмеялись только. Им тогда все смешным казалось… Прямо сдержаться не могут… И потом вы все-таки с отцом были, а они собирались в магазин сходить…
— Скажите, какие у вас отношения с женой?
— Хорошие! — с вызовом ответил Борисихин.— Да, вполне хорошие. Меня многое в ней устраивает. Она тоже относится ко мне вполне терпимо.
— Терпимо? Другими словами… Вы терпите друг друга?
— Мы живем вместе. Этим намерены заниматься и дальше.
— Вы сказали, что вас многое устраивает в жене… Значит, кое-что и не устраивает?
— Это, товарищ следователь, чисто личное. Если я вам скажу, что меня не устраивает ее прическа или манера красить губы, это ведь ничего в нашем разговоре не прояснит, верно?
— Вы напрасно обижаетесь. У меня нет желания выискивать трещины в ваших отношениях. Я хочу узнать, что произошло вчера в доме Жигунова. Ваша жена была там довольно долго, правда, мало что помнит. Она показалась мне искренней. Она красивая женщина…
— И большая любительница выпить,— неожиданно прервал Борисихин.
— Да?— Демин пристально посмотрел на Борисихина, помолчал.— Вы ее любите?
— Разумеется.
— И могли бы пойти на многое ради нее?
— Я и так пошел на многое.
— Например?
— Не надо… Если начну перечислять, получится, что жалею об этом.
— Почему вы решили искать жену у Жигунова?
— Потому что в других местах уже искал.
— Вам часто приходится этим заниматься?
— Приходится.
— У нее есть и другие компании?
— Как же я их всех ненавижу! — вдруг прошептал Борисихин, не сдерживаясь.— Ничего нет за душой, чужие самим себе, друг другу, чужие на этой земле… И вот собираются, судачат, выворачивают карманы, собирают мелочь на бутылку. Начинается разговор — где пили в прошлый раз, с кем, чем кончилось, как кто опохмелился… Потом припоминают, где, под какой подворотней, за каким мусорным ящиком спрятан стакан, где легче насобирать пустых бутылок, чтобы обменять их на одну полную… И годы идут, годы! Если эти разговоры записать на пленку и дать им прослушать, они не смогут определить — вчера ли об этом говорили или в прошлом году. Пустота! Причем злая пустота! Они бывают счастливы, когда к ним еще кто-то присоединяется, это убеждает их в какой-то правоте, в том, что живут правильно.
— Вывод? — спросил Демин.
— Уничтожать их надо! — убежденно выкрикнул Борисихин и ударил по столу сухим, побелевшим от напряжения кулаком.— Уничтожать! Всеми доступными способами. С самолетов опылять, бульдозерами давить…
— И жену?
— С ней можно повременить.
— Как и с каждым из них, наверно, а?
— Не знаю, не знаю,— Борисихин, пережив вспышку ненависти, сник, стал вроде даже меньше, слабее.
«Видимо, бывают у него такие вспышки»,— подумал Демин.
— Вот вы говорите, что она показалась вам искренней… Может быть, в этом и кроется ее слабость… Ныне откровенность многие считают слабостью. Знаете, она собиралась идти в художники… Глупые учителя поддерживали ее в этом, нахваливали, и постепенно у нее сложилось мнение, что она может быть только художником и никем другим. А когда поехала поступать и провалилась, это был не просто срыв на первых в жизни экзаменах, это было крушение всего на свете. Катастрофа. Ну что ж, другие могут спокойно жить
