— Вполне.
Демин посмотрел на красивое, не замутненное печальными раздумьями лицо девушки, на ее ухоженные руки, на яркую пачку сигарет, которой она играла, постукивая о стол…
— Что это вы так пристально рассматриваете меня? Я что-то не так сказала? — резко отодвинув стул, девушка легко забросила ногу на ногу.
Демин обратил внимание на цвет ее одежды — конечно же, при голубых джинсах должен быть желтоватый свитер с высоким воротником, колечко, естественно с бирюзой, сумка с длинным ремнем, болтающаяся на спинке стула, разумеется, из натуральной кожи, натурального желтоватого цвета.
— Как вас зовут? — спросил Демин.
— Клара. А вас?
— Валентин, — Демин помялся, ему хотелось ограничиться одним только именем, но, понимая, что это будет грубоватой попыткой быть ближе этой девушке, он добавил: — Сергеевич. Скажите, Клара, какое впечатление производил на вас Фетисов? Каким он вам показался? Я имею в виду не его литературные потуги… Ведь в редакции он с вами имел дело?
— Да, мне приходилось заниматься им, — внесла Клара почти незаметную поправку. — Одно время он зачастил к нам, это было после того, как мы опубликовали одну его фитюльку… Произведение это, если можно так выразиться, ничего собой не представляло, но мы готовили страницу, посвященную охране природы. Материала, как водится, не хватало, а тут Фетисов подвернулся… Мы подготовили его басню и дали в номер. Мне пришлось ее всю начисто переписывать, но лучше она не стала. Хорошо хотя бы то, что запятые на месте стояли. И потом мы подписали, что это, дескать, из редакционной почты, наш читатель сочинил, а читателю позволено и так писать… После публикации, как я поняла, на него навалилось нечто вроде вдохновения, и через неделю он принес целый ворох своей макулатуры и даже пообещал написать роман про надувного бегемота.
— Про надувного бегемота? Это должно быть нечто интересное?
— Могу себе представить! — рассмеялась Клара.
— Клара, если я правильно понял, его сотрудничество в редакции ограничилось этой злополучной басней?
Демин вдруг понял, что ему нравится эта девушка, ее улыбка, манера разговора. Правда, несколько коробило откровенное пренебрежение к Фетисову, но он не торопился делать выводы, да Клара и не знала, что тот мертв.
— Нет, мы однажды поручили ему ответить на несколько читательских писем. Хотели как-то поощрить человека, уж больно он… Понимаете, он все время лебезил, угодничал, бегал для нас в буфет за бутербродами, все старался нечто значительное произнести о журналистике, о жанрах, стиле газетных материалов… Говорю же — графоман. Их хлебом не корми, дай только порассуждать о чем-то высоком.
— А вас эти темы не интересовали?
— Видите ли, жанры, стили, темы — все это хорошо, когда сидишь в баре, потягиваешь через соломинку какую-нибудь бурду, слушаешь завывания очередной супердивы… Тогда можно порассуждать, благо эти рассуждения ни к чему не обязывают. А здесь все это само собой разумеется. Понимаете? В редакции надо давать продукцию. Ты разбираешься в этой мудрости? Очень хорошо. Вот бумага, вот стол — валяй. Через два часа сдаем в набор. И весь разговор.
— И что же, он ответил на письма читателей?
— Еще как! — Клара рассмеялась. — Понимаете, человек он неподготовленный, представления о работе в газете куцые, а еще прибавьте сюда ослиное упрямство и уверенность в необыкновенных своих способностях. Вот вам и Фетисов. Он набросился на эти письма, как набрасываются на ручей в пустыне — жадно, с азартом и нетерпением. Через неделю принес кипу готовых ответов, написанных по всем законам жанра. О! Это были ответы! Мы давали их читать ребятам из других редакций — они их переписывали на память!
— Что же их потешало?
— Представляете, читатель спрашивает, есть ли в городе радиотехникум или радиоучилище, а если есть — дайте, пожалуйста, адрес. Что должен сделать Фетисов? Фетисов должен открыть телефонную книгу, списать адрес, поблагодарить читателя за внимание к газете и пожелать ему удачи. Все. А Фетисов на трех страницах учит парня жить, предостерегает от ошибочного выбора пути, делится какими-то своими воспоминаниями и в конце концов забывает, зачем он начал писать ответ.
— Да, это ужасно, — согласился Демин. — Как же вы поступили с его ответами?
— Я уже сказала, — девушка пожала плечами. — А на письма ответили сами. Понимаете, своей готовностью бежать и выполнять любую просьбу он ставил нас в неудобное положение. После опубликования басни Фетисов пришел на следующий день с шампанским, цветами и конфетами! Его гонорара не хватило бы и на десятую часть этих подарков.
— Как же поступили с его гостинцами?
— Оценили по достоинству! Шампанское выпили за творческие успехи Фетисова, конфеты съели, а цветы выбросили в корзину. Не сразу, правда, через неделю, когда они завяли.
— Последнее время он у вас не появлялся?
— И слава богу! Графоманов и без него хватает! — Клара вынула из пачки сигаретку, захватив ее длинными перламутровыми ноготками, и закурила, щелкнув зажигалкой.
— Я смотрю, вы любите это словечко? — спросил Демин, поднимаясь.
— А вы любите слово «преступник»?
— Нам некуда от него деваться.
— И нам тоже. Графоман — это наш родной, незабвенный преступник.
— Вы очень красивая девушка, Клара, — сказал Демин на прощание.
— Я знаю, — ответила она. — Но мне редко говорят об этом столь прямо.
— Может быть, мне еще представится такая возможность, — вежливо поклонился Демин.
— Будем надеяться, — улыбнулась Клара.
На каблуках она немного ниже меня, подумал Демин, спускаясь по лестнице. Почти до бровей… Красивая девушка. Но отчего бы ей не спросить у меня — почему я, собственно, расспрашиваю об этом Фетисове?
В школе Демину не повезло — учительница трудового воспитания Наталья Анатольевна Фетисова уже закончила занятия и ушла домой. Ну что ж, подумал Демин, домой так домой. Может быть, это и к лучшему. И он, не медля, направился по домашнему адресу Фетисовых.
Дом ему не понравился. Пятиэтажное блочное сооружение грязно-серого цвета с ржавыми потеками на балконах стояло посреди вытоптанного двора. На детской площадке сушилось белье, кто-то выбивал тощий ковер, в окнах маячили несколько старушечьих лиц — они неотрывно проводили его взглядами. Старушки скучали в ожидании домочадцев.
Дверь квартиры Фетисовых казалась неухоженной, будто жили здесь люди опустившиеся. Другие двери на площадке были обиты, украшены рядами нарядных гвоздиков, яркими номерами, никелированными ручками. А это была в точности такой, какой ее оставили когда-то строители — коричневая краска, косо приколоченный номерок, вымазанный не то известкой, не то белилами, разболтанная ручка…
Подойдя, Демин прислушался: в квартире кто-то был. Но едва он позвонил, за дверью наступила полная тишина. Он позвонил еще раз. И хотя из квартиры не доносилось ни единого звука, Демин почувствовал, что по ту сторону жидковатой двери кто-то стоит. Он понимал: здесь, конечно же, ждали не его, ждали другого человека… Демин позвонил еще раз, чуть дольше.
— Кто там? — раздался наконец хрипловатый женский голос.
— Демин.
— Какой еще Демин? — проворчал тот же голос.
Замок щелкнул, и дверь приоткрылась. На пороге стояла полная низкорослая женщина с длинными светлыми волосами, в тельняшке и в мужских пижамных брюках. «Клин-баба», — вспомнил он слова начальника отдела водоканала. Как и у многих низкорослых людей, на лице у женщины был вызов, будто она заранее знала, что разговаривает с человеком малодостойным.
— Ваша фамилия Фетисова?