тоже.
— А вы собираетесь в чем-то признаться?
— Да, мне есть в чем. Как вы думаете, с этим стоит поторопиться?
— До встречи под мостом… Там будет видно. — Клара положила трубку.
Демин надел куртку, взглянул на свое отражение в оконном стекле, поправил беретку и… сел за стол. Некоторое время бездумно смотрел на календарь, перевернул листок. Подумал и возвратил листок на прежнее место, решив, что переворачивать его рано, что день еще не кончился, самое важное впереди. Потом поднялся, подергал ручку сейфа, погасил свет, вышел и запер за собой дверь.
— Ну, ни пуха, старик! — пожелал он себе, когда невидимые в темноте первые капли дождя упали ему на лицо. Увидев двоящиеся в мокром асфальте огни автобуса, побежал к остановке.
Глава 17
Отгрохотали, отмелькали тяжелые фермы моста, растаяли контуры домов на горизонте, сверкнул прощально золоченый купол церкви. И тут же поплыли прозрачные осенние сады, затянутые сеткой дождя. Николай стоял у окна, опершись руками о его верхний край, и на его губах блуждала улыбка, будто он наверняка знал, что сейчас кто-то подойдет к нему, хлопнет по плечу, скажет доброе слово. Но никто не подходил, и косенькая, маленькая улыбочка, как позабытая, осталась на его губах, постепенно становясь скорбной и неуверенной.
— А вы не ждали нас, а мы приперлися… — проговорил он и, уронив руки вдоль тела, вошел в купе. Раньше, всего месяц назад, он одарил бы всех вниманием, шуткой, участием, тут же узнал бы, как зовут грустную девушку у окна, сколько лет мальчугану, который едет с бабушкой, где раздобыл такой портфель мужик с лысиной… А сейчас он и не заметил их, скользнул равнодушным взглядом и сел на свое место. Хмыкнул, вспомнив недавний разговор у железнодорожной кассы.
— Во Львов есть билеты? — спросил он.
— Нет, молодой человек, кончились.
— Что-то слишком много всего последнее время кончается, — проворчал Николай. — А куда есть билеты?
— Вам не все равно?
— Да, мне не все равно!
— На юг есть! В Сочи! — с вызовом, с желанием обидеть ответила кассирша и тряхнула обесцвеченными кудрями.
Николай замечал, что среди кассирш аэропорта, железных дорог, даже на автостанциях появилась мода на обесцвеченные волосы, выбеленное лицо и ярко-красные губы.
— Давайте на юг… В Сочи.
— Вы что, серьезно?! — У кассирши, казалось, даже щеки сдвинулись к ушам от удивления.
— А вы что же думаете, я пришел шутки с вами шутить?! — Николая охватила радостная злость. И даже сейчас, в купе, он все еще ощущал гордость за свою способность вот так поразить кассиршу.
— Покурим, что ли? — предложил лысый сосед.
— Не курю.
— Напрасно, — тот поднялся и с кряхтеньем начал протискиваться к двери.
— У меня другие грехи, — произнес Николай слышанную где-то фразу.
— Это? — сосед неожиданно звонко щелкнул себя по горлу пальцем, издав подобие булькающего звука. — Тогда совсем хорошо! Мы сейчас все и соорудим… А?
— Можно, — ответил Николай и не мог не улыбнуться, глядя, как засуетился мужик. Он с таким жаром потер ладони, что с них, казалось, искры посыпались, распахнул нутро своего роскошного портфеля, вынул бутылку водки, прочно поставил ее на столик, победно посмотрел на Николая — вот так, дескать, у нас! Оглянувшись на старушку и девушку, которые искоса, настороженно наблюдали за ним, он смутился.
— Надеюсь, соседи простят наши маленькие слабости… Мы быстренько, тихонько, аккуратненько… А? Бить посуду не будем, песни петь не будем, душу распотешим, только и того, а?
— Да ладно уж, тешьтесь, — старушка подсадила мальчика на вторую полку, освободив место у стола.
— Стаканчики бы! — простонал мужик.
— Принесу, — коротко сказал Николай.
Проводницы на месте не оказалось. Николай спокойно заглянул в один шкафчик, во второй, нашел стаканы, вынул их из подстаканников и не торопясь двинулся в свое купе.
— Надо же — дали! — удивилась старушка. — А чтой-то ты много посуды принес?
— Нас ведь четверо!
— Я не пью! — вспыхнула девушка.
— И не надо, — ответил Николай. — Нам больше достанется… А вы, бабуля, пригубите?
— А что, пригубить оно не грех, — быстро ответила старушка и опасливо оглянулась на мальчика — не осудил бы. — Авось, — проговорила она, нахмурившись, словно ответила на какие-то свои сомнения. Она опустила руку под полку, достала клеенчатую сумку, вынула из нее несколько соленых огурцов и с достоинством положила на стол.
— Да у нас все как у порядочных получается! — восхитился попутчик и, ловко сорвав алюминиевую нашлепку с бутылки, начал разливать водку, торопясь и позвякивая горлышком о стаканы. Разлил на всех четырех.
— Я же сказала, что не буду пить! — церемонно сказала девушка, чуть ли не с презрением взглянув на лысого.
— А и не надо! — благодушно ответил тот. — Я на всякий случай глоток вам плеснул, вдруг компанию захотите поддержать, вдруг не побрезгуете…
Николай взял свой стакан, подержал в руке, как бы оценивая его тяжесть, едва ли не первый раз взглянул мужику в глаза.
— Ну, будем живы? — спросил тот.
— Постараемся, — залпом выпив свою долю, Николай так и остался сидеть, глядя остановившимся взглядом в белый пластиковый стол. Спохватившись, часто заморгал, улыбнулся виновато. Старушка, выпив, долго вытирала губы, лысый звонко хрустел огурцом. Николай осторожно коснулся плеча девушки.
— Соседка, — проговорил он робко. — Простите, как вас зовут?
— Зина, — сказала она, подчеркнуто глядя в окно.
— Скажите, Зина, а если мы вашу водку, эти вот полтора глотка разольем на четверых, вы выпьете свою долю? — Николай улыбался почти как прежде, понимая, что ее, конечно же, стращали на дорогу: «Смотри, Зинка, в купе будешь ехать! Осторожно с мужиками-то!»
— Если вам так хочется, — Зина поджала губы. — Пожалуйста.
— Во! — восторженно крякнул лысый. — Вот это по-нашему!
Не обращая внимания на протестующий жест старушки, Николай разлил водку в четыре стакана, разлил поровну, молча чокнулся с Зиной и опрокинул водку в рот. И тут же, забыв о девушке, которая смотрела на него словно в ожидании чего-то важного, полез на вторую полку. Что-то говорил опьяневший мужик, оживленно лепетала старушка, немного оттаяла Зина — Николай забыл о них. Он вытянулся на своей полке с облегченным вздохом: наконец-то остался один.
Водка немного расслабила его, но он знал — облегчение недолгое и скоро все навалится снова. Безысходность последнее время часто охватывала его, и он в растерянности оглядывался по сторонам, зная, что ничего не сможет придумать, чтобы избавиться от этого состояния. Николай начал понимать, что лишился самого ценного — беззаботности. Не будь у него денег, крыши над головой, рассорься он с друзьями — все это поправимо. Самое большое несчастье он пережил, когда ушла Надя, а теперь и это выглядело пустяком. Он может уехать куда угодно, улететь, уйти с геологами или с рыбаками, может забраться в глухой городишко и навсегда остаться там, — но и это не вернет ему спокойной беззаботности.
