— Во-во! — сочувственно подхватил Пичугин, плотный рыжеватый парень. Гольцов был куда расторопнее, шустрее, хотя ему не хватало наблюдательности Пичугина.— Вы в доме еще не были? Зайдите, там есть на что посмотреть.
— Бутылок двадцать, не меньше, и все пустые,— сказал Гольцов.
— Мне больше понравилось разнообразие,— добавил Пичугин…— Дикое сочетание напитков — водка, крепленое вино, сухое, пиво… Не удивительно, что они все выключились.
— Что говорят пожарные?
— Электрику они исключают полностью. Да и соседи утверждают, что, когда начался пожар, свет еще горел в доме.
— Что же тогда? Керосин? Керогаз? Примус?
— Все это слишком сложные приборы, чтобы ими можно было пользоваться в пьяном состоянии,— заметил Пичугин.
— Может, потому и пожар?
— В доме нет даже остатков этих сооружений,— сказал Гольцов.
— Значит, курево?
— Не исключено,— неуверенно ответил Пичугин.
Демин не без опаски прошел в черный шелушащийся проем, который совсем недавно был дверью. От него еще исходил жар. Под ногами плескалась вода. Плавали обгорелые листы бумаги, щепки, черный комод украшала прокопченная балеринка на одной ножке — она продолжала свой танец. Смазанная полуулыбка, руки, протянутые к чему-то радостному, вскинутая нога… Вот только край пачки оплавился, и с нее свисала застывшая капля пластмассы. Вряд ли хозяева купили ее сами, такие вещи не приобретают для себя. Скорее всего кто-то подарил, да и подарок не из лучших. Вручили, чтобы отделаться. Ко дню рождения, к Новому году, даже на пасху могли вручить. Христос, дескать, воскрес, чего и вам желаю. Рядом с балеринкой — черная металлическая ваза с торчащими из нее обрывками проводов. Уже пройдя мимо, Демин догадался,— до пожара в вазе стояли искусственные цветы на проволочном каркасе. Жалкое стремление как-то украсить свое жилье. Нет, бумажными цветами, пластмассовыми балеринками, этими железными вазами, выкрашенными масляной краской жизнь не наполнишь. Тут нужны другие усилия.
Дом был построен на двух хозяев, причем обе половины сделаны вполне самостоятельными, в каждой сени, кладовки, кухни. Но в то же время между половинами дома предусмотрен свободный проход. Теперь только металлическая щеколда болталась на обгоревшем косяке.
— Мы свою работу заканчиваем, вы только начинаете,— улыбнулся пожарник, показав белые зубы.— Но не думаю, что и вы здесь задержитесь. Пожар возник вон в той комнате. Все рамы целые, никто даже не пытался вырваться наружу. Когда мы приехали, в сенях еще лампочка горела. Так что замыкание исключено.
— Что же тогда?
— Сказать трудно, но если вас интересуют мои скороспелые соображения… Вот остатки рубанка, вот какая-то непристроенная доска… Возможно, ее подгоняли для чего-то, скамью, например, выстругали, полку, мало ли… Значит, на полу были стружки, щепки… Дальше все понятно. Вполне достаточно спички, папироски, искры… Да что там огонь! — пожарный засмеялся.— Пьяный пристально посмотрит на эти стружки, и то вспыхнут
— Когда вы приехали, дом уже вовсю горел?
— Гудел! — с подъемом воскликнул пожарный.— Перегородки деревянные, сухие… Опоздай мы на десять минут…
— Никаких несуразностей не заметили?
— Это уже по вашей части,— усмехнулся пожарный.
Демин еще раз окинул взглядом обожженные стены, потолок, прогоревшие насквозь перегородки. Сквозь черные проемы окон уже просвечивался серый свет утра. Зябко передернув плечами, Демин вышел во двор.
— По какому случаю был праздник? — спросил он у женщины, стоявшей у ворот
— Ну как же… Собрались люди… Выпили. Может для того и собрались,— женщина несмело улыбнулась.
— Вы знаете этих… пострадавших?
— Старика знаю, хозяина. Кто еще… Мог быть кто угодно, у него всегда дым коромыслом.
— Очень гостеприимный?
— Да как вам сказать… Кто с бутылкой ни придет, он и рад.
— Кто еще в доме жил?
— Половину дома квартирантам сдавал. Дергачевым. Муж и жена. Развеселая пара, не зря к старику потянулись. Я здесь через дорогу живу. Все боялась, что огонь перекинется, но обошлось,— женщина придирчиво осмотрела пожарище.
И только тогда Демин обратил внимание на ворота. Их так и хотелось назвать купеческими. Сделанные из толстых, плотно подогнанных досок, укрепленных на громадных кованых петлях, они не позволяли с улицы заглянуть во двор, увидеть жизнь обитателей этого дома. Над воротами был сооружен двухскатный козырек. Врезанная калитка тоже оказалась сработанной из тех же плотных досок. Выкованные мастером петли, щеколды, ручки — все рассчитано на годы, во всем чувствовалась добротность, которую ныне увидишь не часто. Все как-то временно делаем, впопыхах, мысленно ворчал Демин, словно завтра же предстоит переделывать. И действительно, переделываем, хотя без того есть чем заняться. Освежаем себе жизнь все новыми заботами, нас будто охватила боязнь собственной недолговечности, неполноценность перед хорошо сделанными вещами. Наверно, изменились сами отношения между людьми и вещами. Раньше в вещах искали опору в жизни, стремились передать их детям и внукам как частицу собственной сути, в них хранились привычки, характеры, образ жизни прежних поколений. А нынче мы что-то засуетились, почитаем за честь поскорее избавиться от вещи, чтобы приобрести новую, новую, новую… Моду меняем, увлечения, привязанности, друзей заводим так легко и быстро, что, право же, не жаль расстаться с ними через месячишко-второй… На что же опереться, где среди зыбкости и неопределенности найти уголок твердой и надежной почвы?
А дом все еще тлел, шипели в снегу головешки, поднимался розовый в лучах солнца дымок, весенний ветер раскачивал обгоревшие ветви яблонь, вытекали ручьи на улицу, и ранние прохожие настороженно перешагивали через них, опасаясь увидеть красноватый отблеск в черной воде.
2
Наутро Демин чувствовал себя разбитым, и не было у него желания заниматься чем бы то ни было. Правда, душ и чашка кофе немного поправили его настроение, но не настолько, чтобы ощутить себя готовым к каким-то действиям. К метро он шел медленно, запрокинув голову и прижав затылок к плечам. Но голова оставалась тяжелой, и все события прошедшей ночи вспоминались, как тяжелый, невнятный сон.
Подходя к управлению, Демин попытался разобраться в своих ночных впечатлениях, но все представлялось неясно, словно подернутое дымком, впрочем, каким дымком, самым настоящим дымом
— Что скажешь? — спросил его Рожнов без обычной доброжелательности, видно, и для него бессонная ночь не прошла бесследно.
— Печальная закономерность, Иван Константинович. В праздники больше случается невеселых историй, нежели в дни обычные. Сами знаете, с нагрузкой работает «Скорая помощь», то и дело звонят наши телефоны, небо чаще озаряется пожарищами… Как выражаются ученые люди, кривая происшествий набирает высоту и круто уходит вверх.
— Да? — Рожнов вздохнул, потер ладонями лицо.— Но вчера-то был самый обычный день.
— Для нас. А для пострадавших это был большой праздник. Они собрались, выпили, посидели, расслабились… Может быть, вспомнили молодость, времена далекие и невозвратные, когда все было
