локоть в черной слизи. Он скалился.
– Я их зубами, зубами грызть буду! – орал Куродо.
Молодняка стало поменьше, зато пол сделался осклизлым от полураздавленных растоптанных тел.
– Куродо, – попросил я, – я не знаю, почему, но Диего решил проверить мои почки – посторожи мою спину, а я поработаю за двоих.
– Согласен, – крикнул Куродо.
Все кончилось быстро. Очень быстро. Прожектора уже не сияли так ярко. Тяжело дыша, мы стояли у грузовика. Перемазанные, выпачканные в смрадной слизи, мы топтались сапогами в вытекшей, уничтоженной нами жизни.
Кого-то тошнило.
Сержанты стояли у машин. Покуривали.
Я поискал глазами Диего.
Он стоял, втянув голову в плечи, недалеко от меня.
Я подошел к нему.
– Отдай ножик, – попросил я.
Диего молча протянул ножик.
Я повернулся и подошел к сержантам.
Джонни беседовал с двумя другими сержантами.
– Коллега сержант, – сказал я, протягивая ему нож, – кажется, ваш?
Джонни улыбнулся и, ни слова не говоря, взял нож.
Глава десятая. Северный городок
Северный городок помещался сразу за переездом. Меня удивил шлагбаум и пронесшийся в пересечении туннелей поезд.
– Товарняк, – сказал сопровождающий нас 'отпетый', – к диким пещерам попер. Там всякой гадости, нечисти…
Диего, привалившийся в углу грузовика, молчал. После своих неудач со мной он как-то обмяк, расстроился.
Да тут еще сержантово превращение…
Честно говоря, даже меня, внутренне готового к подобному развороту событий, оно напугало.
Даже не оно, а то, что за ним последовало.
По проходу между кроватей в карантине бежал, хрипя и скалясь, неумело, истерично порываясь хоть кого-нибудь зацепить, цапнуть опасной когтистой лапой, прыгун.
Спина его была содрана до крови, он вихлял всем телом, стараясь уберечься от ударов, сыпавшихся на него со всех сторон.
Я смотрел на радостно визжащих, выстроившихся в проходе воспитанников, бивших чем ни попадя того, кто недавно был их мучителем, властелином, а нынче в жалком нечеловеческом образе удирал по проходу.
– Братцы, – вопил Порфирий, – я его табуретом, табуретом по харе… прыгнет, паскуда, кого-нибудь точно подомнет…
Диего старательно лупил прыгуна, норовя попасть ему в зеленый лягушачий живот ногой.
– Диего, ублюдок, – заорал Санек, возившийся с ключами у оружейной комнаты, – я с твоей мамой знаком, что ты его споднизу мочишь? Сверху, сверху мочи, чтобы не скакнул, к полу прижимай.
Санек возился с ключами так долго оттого, наверное, что волновался.
Руки у него тряслись от радостного возбуждения.
– Счас, счас, – покрикивал он, – счас, ребята, достану огнемет, шарахнем по родимому, выпустим кишки, операция без наркоза – она словно роза.
Куродо протолкался из толпы, сел напротив меня на табурет.
– Ты чего, Джекки?
– Ничего, Куродо. Иди – бей.
– Да надоело… Доволен?
Я поглядел на тяжело дышащего, шмыгающего носом Куродо.
– Чем?
– Ну как… – Куродо почесал в затылке, – как этот… Джонни над тобой измывался.
– Надо мной измывался этот… Джонни, а не этот… прыгун, – тихо сказал я.
– Идиот! – гаркнул Порфирий. – Куда ты в оружейку полез? Ты представляешь, что здесь будет, если ты огнеметом шарахнешь? Тебя что ли не учили? Псих… Мы же все изжаримся на костре из собственных кроватей.
Я усмехнулся:
– А Порфишка прав…
Прыгун ворвался в туннель, уводящий прочь из карантина, по пути он успел садануть хвостом Саню поддых, и тот лег на пол, тихонько постанывая.
Прыгун опрометью убегал по туннелю, исчезал из глаз, истаивал вдали…
Ночью я решил: никгода больше не подавать рапортов. Никогда. Ну их…
– Джекки, – сказала мне Наталья, – тебя засунули в паршивую дыру. Северный – поганое место, там даже вылетов раз-два и обчелся. Там – 'чистильщики' – шугают по диким пещерам, кого-то отлавливают, кого-то ничтожат, – Наталья чуть улыбнулась, произнося старинное слово, – на другие планеты выпускают только для того, чтобы совсем в подземельях не задохнулись… чтобы работы у других чистильщиков не прибавилось. Там такие монстры вылупляются – куда там твой Джонни или Тарасик…
– Я больше не буду посылать рапорты, – сказал я.
– Это – верно, – одобрила Наталья, – это ты, Джекки, правильный вывод сделал из всего происшедшего… И главное, писать рапорты среди 'чистильщиков' все равно что гадить себе на голову… У них там – нравы…
– Побьют?
– Ну… и это… Главное – из графиков вылетов будут вымарывать… Сгниешь в подземелье. Ни в 'псы' не вырвешься, ни в сержанты. Уползешь на четырех лапах, шипя и выстреливая жалом, в пещеру.
– Понял, – сказал я, – понял.
Наталья дотронулась до моей руки, и я удивился холоду и твердости ее пальцев.
– Джекки, – она говорила грудным, странно-тихим голосом, говорила так, что мне казалось, будто она целует меня в губы, – Джекки, мальчик мой… если уж ты загремел сюда по дурости, по мальчишеству, Джекки, хочешь я сделаю так, чтобы тебя перевели в лабораторию?
Я сжал пальцы Натальи.
– Я хочу его убить. Хочу – убить.
Наталья выдернула руку:
– Хорошо, но только учти: без вылетов – к нашему – ни-ни…
– Не пустят?
– Сам не возьмет. Старик не любит 'чистильщиков'.
– Понял, – сказал я, – учту…
Шлагбаум медленно поднялся. Полз вверх, подрагивая, поскрипывая, будто и не в подземелье вовсе, а вверху, на шоссейке, пересекающей железнодорожное полотно.
– Да, – сказал 'отпетый', он оказался на редкость разговорчив, – ну и занесло вас, парни. Двоечники.
Он непонятно произнес 'двоечники', не то утверждая, не то спрашивая, и я почел за лучшее ответить:
– Мы – не двоечники…
– Гы, – ухмыльнулся 'отпетый', – значит, дебоширы, прогульщики, скандалисты.
