как отсюда выбраться, этот… мне выкаблучивает… рад… ну, я покажу тебе рад, еб-те, я тебе покажу рад, – он погрозил пальцем и, покачав головой, громко приказал Вале, – Валентин Аскерханович, этого весельчака тоже в третью роту… Прислали, еб-те, один артист-пародист, другой – коверный, еб-те, рот до ушей, хоть завязочки пришей… Весь вечер на манеже… В третью их, в третью…
– Лезь в машину, – коротко приказал Валя, – разрешите? – обратился он к полковнику.
– Давай, давай, – полковник замахал руками, – вези их, еб-те, с глаз долой – из сердца вон.
Я плюхнулся на твердую скамью, рядом расположился Диего.
Следом в кузов нырнул, хищно и ловко, Валя.
Он не успел постучать в крышу кабины, как в кузов заглянул сияющий Пауль.
– Ну, – Пауль был в восторге, – ну, пародист, Пиздей Пиздеич тебя верно назвал. Не, парень, – Пауль был вне себя от переполняющих его чувств, – не жить тебе с людьми, – и не дожидаясь моего вопроса 'почему'?, сразу ответил: – Уж больно талантлив. Пиздей Пиздеича аж в пот бросило…
– Просто наглец, – сухо заметил Валентин Аскерханович.
Пауль покачал головой:
– Не, ты его не ругай, не ругай, он тебя еще может в пещере пополам перекусить, а будешь себя с ним хорошо вести – и он тебе поможет.
– Кончай глумиться и стебаться, – рассердился Валя, – сойди с колеса, дай отсюда уехать.
– Да катитесь вы отсюда колбасой, – немного обиделся Пауль и спрыгнул вниз.
Валентин Аскерханович постучал в крышу кабины, дескать, поехали.
И мы покатили вдоль кадок с пальмами.
Впрочем, я еще успел услышать, как Ден радостно вопит, размахивая лейкой:
– Ббте! Кликуха есть! Пародист будет 'Ббте'.
– Засветился, – с удивившей меня печалью выдохнул Валентин Аскерханович.
– Как это, – сказал я, – полковник быстро и тихо ушел.
– Пиздей-то? – переспросил Валя. – Да, он у нас мастак по уходам-приходам, херак – и нету его, херак – и тут он. Бегунок, – и Валя, усмехнувшись, добавил:- Ббте…бегунок.
Дружелюбный тон Валентина Аскерхановича меня нимало не обрадовал, скорее насторожил. Но Валя, казалось, в самом деле помягчел к нам после скандала с полковником.
– Слышь, – обратился он ко мне. – Ббте, пародист, это правда, что ты семь русалок выловил?
– Меня зовут Джек Никольс, – твердо сказал я.
– Ббте, – покачал головой Валентин Аскерханович, – Пауль прав. Ты очень борзой. Тебе здесь не прожить. Слышь, Ббте? Ты не в карантине, это в карантине можно было даже сержанта жизни обучать, а в Северном, – Валя шмыгнул носом, – я вот тоже гордый был, уставник был.
– Я не гордый, – сказал я, – я просто – Джек Никольс.
Грузовик миновал кадки с пальмами, возле одной из которых сидела рыжая собачонка с лихо торчащим одним ухом и горестно повисшим другим, так что вместе они напоминали знаки восклицательный и вопросительный в конце гневного восклицания – и понесся вдоль стены с множеством разнокалиберных дверей.
Потолок здесь был так высок, что не диво было увидеть под ним птиц и в какое-то мгновенье забыть, что ты в подземелье.
Птицы, и в самом деле, метались вверху.
Валентин Аскерханович проследил мой взгляд и кивнул:
– Тут дыры неба – неподалеку.
Пару раз в карантине я видел длиннющие, уходящие вверх, суживающиеся вверху сияющей иголкой, звездой туннели – 'дыры неба'.
– Ну, – продолжил Валентин Аскерханович, – еще из пещер поналетели, там такие летающие крокодилы с бегемотами водятся, – Валя хмыкнул, – Пиздей Пиздеич кадок с пальмами наставил, вот они и поналетели, позасрали здесь все.
– Он, я вижу, – осторожно спросил Диего, – у вас вообще живность любит?
– Юннат, – скривился Валентин Аскерханович, – юный натуралист. У него в штабе, в кабинете, хомяк живет и попугай. Попугай дурной такой, ни хрена слов не знает. Пиздей Пиздеич его учил-учил: и 'попка- дурак', и 'Антоша хороший' – скорее бы хомяка выучил разговаривать, тупой, блин, попугай оказался, как бревно…
Грузовик остановился. Валентин Аскерханович заколотил в крышу кабины:
– Дальше, дальше, Витек. Этих раздолбаев в к нам определили.
Грузовик фыркнул и поехал.
– Эт, – Валя покачал головой, – совсем Витек мышей у нас не ловит. Видел же, что Пиздей Пиздеич недоволен, а тормозит у первой… Слышь, Ббте, Ббте, оглох? Ты не обижайся, у нас у всех кликухи. Вон даже Гордей Гордеича Пиздей-Пиздеичем прозвали.
– Валентин Аскерханович, – вежливо поинтересовался я, – у вас какая кликуха: п…бол или мудозвон?
На сей раз Диего не стал вмешиваться, и мне удалось отбить удар.
– Блин, – в бешенстве заговорил Валентин Аскерханович, – блин, да ты еще и драться умеешь? Ббте… пародист… К нему по-человечески, а он… драться умеет… он, – Валентин Аскерханович покрылся от волнения пятнами, – ругается. С ним нормально разговаривают, а он – оскорбляет. Ты сам – п…бол. Вот!
Грузовик остановился как раз, когда Валентин Аскерханович произносил 'вот'. Это вышло настолько забавно, что я рассмеялся.
Валя еще раз махнул кулаком, я ответил.
– Брэк! – услышали мы резкий, не слишком приятный высокий голос.
В кузов заглядывал здоровенный мужик с тоненькими, аккуратно пробритыми усиками.
– Мишель, – морщась от боли, сказал Валя, – вот пополнение привез. Ты – за дежурного?
Мишель помолчал, потом спросил:
– Это они что же, всю дорогу тебя так мудохают?
– Нет, – начал объяснять Валентин Аскерханович.
– Понятно, – перебил его Мишель, – делают перерывы, чтобы отдохнуть… Ну, капитан ты, самый здоровый, подь, капитан, сюда…
Мишель спрыгнул с колеса и ждал меня внизу.
– Это такая борзота, – пожаловался Валентин Аскерханович, – он и полковника на хер послал.
– Правильно сделал, – кивнул Мишель, – туда ему и дорога… Знаешь. что он сегодня сделал?
– Ну?
– 'Летающего воробья' выпустил… Здоровый, – крикнул мне снизу Мишель, – быстро вниз прыгай, сейчас меня будешь посылать.
– Как же это он, – искренно ужаснулся Валя.
– Мудак, – объяснил Мишель, – на волю птичку выпускаю…
Я спрыгнул вниз – и тут же получил в живот, в грудь, в скулу – удар за ударом.
Я упал и скорчился, стараясь не стонать от боли, закрываясь руками от возможных ударов.
На какое-то мгновение боль застила все мое существо, и я не расслышал, что говорил Мишель. Потом услышал:
– …Привезли, все нормально, а этот мудак открывает клетку, я, говорит, думал, это – птичка…
– А, – догадался Валя, – так это за 'летающим' все сорвались?
– Сорвались, сорвались, – подтвердил Мишель и тронул меня за плечо, – вставай, приехали.
Я поднялся. Диего стоял руки по швам, навытяжку.
Мишель деловито въехал мне пару раз по скуле, потом развернул меня и с силой дал под зад ногой.
– Таким вот путем, – объяснил Мишель, – чтобы руки не распускал. Марш в расположение! Живо! Что ты стоишь?
Лицо у меня горело. Нет ничего страшнее и унизительнее, чем идти с битой рожей и битым задом. Кто хоть раз испытал это – не забудет никогда.
Если хоть раз вам въехали в морду, а вы не смогли защититься, то чувство бессилия и унижения выжгут
