стягивать с себя колготки; его взгляд задержался на ее длинных ногах, но на сей раз в нем были веселые искорки.
— Ты что, собираешься устроить передо мной стриптиз, Брайони? Нет, я, конечно, не против, — нарочито медленно, растягивая слова, протянул он.
Брайони стиснула зубы и, решительно поднявшись, направилась туда, где лежала ее сумка. Она достала оттуда спортивный костюм и пару теплых носков. Быстро натянув все это на себя, Брайони подошла к вешалке, сгребла свои вещи в охапку и, вернувшись к сумке, бросила туда.
— Брайони, ты ведешь себя глупо, — сухо сказал Грант.
— Вовсе нет, — парировала Брайони, и ее туалетные принадлежности полетели вслед за вещами. Она огляделась вокруг, подобрала туфли и запихнула их туда же, а затем взяла в руки сумочку и куртку. Наконец она остановилась и с вызовом посмотрела на Гранта. — Возможно, ты в чем-то прав, что касается меня, и у тебя, видимо, есть причины вести себя так, как ты себя ведешь, но я знаю одно — уйти от такого человека, как ты, не глупо, а, наоборот, благоразумно. Более того, я не буду на тебя работать теперь, когда пришла в себя, и только посмей коснуться меня хоть пальцем!
Грант задумчиво смотрел на нее и, что рассердило Брайони еще больше, нисколько не казался смущенным. Он и не подумал застегнуть рубашку, волосы его по-прежнему были растрепаны, и, когда он стоял вот так, засунув руки в карманы брюк, и смотрел на нее, нетрудно было понять, почему этот человек вытащил когда-то свое ранчо из гиблой ситуации. В нем чувствовалась железная воля и властность, в нем чувствовался мужчина, который привык подчинять себе все и вся… Но не меня, подумала Брайони, а вслух сказала:
— Пока, Грант, я уверена…
— Минутку, Брайони, — холодно оборвал ее он. — Я знаю, что ты любишь демонстрировать свой характер, но это смешно. Что ты докажешь, если в ярости поедешь обратно в Хит-Хаус? К тому же идет дождь — дорога небезопасна.
— Твоя забота трогательна, — иронично ответила Брайони, — но тем не менее я собираюсь…
— Врезаться куда-нибудь? Моя дорогая Брайони, вот как раз этого я не стою.
Она бросила на него разъяренный взгляд.
— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. — Она стиснула зубы. — Я… просто уезжаю.
— Ты к тому же плачешь, — заметил он.
— Я никогда не плачу долго, Грант. — Она высоко подняла голову, не обращая внимания на слезы, которые текли у нее по щекам. — И потом я не считаю, что ты заслуживаешь моих слез. Счастливо оставаться! — С этими словами она подхватила вещи и вышла.
К счастью, когда она вернулась в Хит-Хаус, никто не попался ей навстречу, поэтому ей удалось проскользнуть к себе незамеченной. Она заперлась в номере, прислонилась к двери и, к своему ужасу, обнаружила, что все еще плачет молчаливыми слезами. Чтобы успокоиться, она выпила немного бренди, села перед камином и принялась думать о том, как справиться с возникшей ситуацией. Каким образом она сможет продолжать работать на Гранта Гудмана?
Я, наверное, сошла с ума, рассуждала Брайони сама с собой. То мне кажется, что я его безумно люблю, то вдруг отчаянно ненавижу. Что же делать?
Все решилось само собой на следующее утро, когда Брайони обнаружила, что Линда слегла с бронхитом, одна горничная вывихнула лодыжку, а одна официантка вдруг решительно возненавидела все вокруг и, как она сама выразилась, 'вернулась обратно в цивилизацию'. Брайони нашла обслуживающий персонал в разброде и шатании, и, когда она появилась, все с облегчением вздохнули, а поскольку проблем хватало, никому не пришло в голову раздумывать над тем, почему она приехала на день раньше. Оливер радостно приветствовал ее, и Брайони с неудовольствием отметила, что на глаза у нее вновь навернулись слезы — уж очень часто в последнее время это стало случаться; к счастью, Линда по причине плохого самочувствия этого не заметила.
Так что день выдался тяжелый. Брайони сделала все возможное и невозможное, чтобы перераспределить обязанности персонала и справиться с заполненными на восемьдесят процентов номерами. В ту ночь она рухнула в кровать, не в силах думать о своих проблемах и довольная этим обстоятельством. Правда, от одной мысли — когда же приедет Грант, — она так и не смогла отделаться.
Грант приехал на следующее утро и застал ее в приемной. Она подняла голову не потому, что что-то привлекло ее внимание, просто шестое чувство подсказало ей, что он здесь. Он стоял, непринужденно опершись о дверной косяк, и пристально смотрел на нее. Сначала Брайони почувствовала, что краснеет, затем кровь отхлынула от ее лица, и она даже побледнела. Более того, она попыталась что-то сказать, но слова не шли у нее с языка, а Грант вежливо ждал.
Затем он распрямился и сказал:
— Ну что, Брайони, как настроение сегодня, может, в здравом размышлении ты изменила свое решение? — Он закрыл дверь, но не садился.
Брайони на мгновение закрыла глаза.
— Нет, не изменила, — ответила она едва слышно и сглотнула, увидев, как его рука непроизвольно гладит поверхность Линдиного стола; она вспомнила, как эта рука ласкала ее тело. — К тому же, — ей пришлось прокашляться, — мне некогда было об этом думать, — добавила она с усилием. — В настоящий момент у нас в штате не хватает трех человек, я, правда, надеюсь, что двое завтра приедут. — И она обрисовала ему ситуацию.
— Понятно, — просто заметил Грант и сел в кресло Линды. Брайони напряженно ждала, пока он переставлял какие-то вещицы на столе. Затем он выпрямился и сказал, глядя ей прямо в глаза. — Значит, у тебя не было времени подумать. А есть надежда, что кризис минует и ты взглянешь на вещи трезво.
— Нет, — с вызовом ответила Брайони, — мне не о чем думать…
— О нас в очень личном, интимном смысле. Например, каково тебе будет спать с другим мужчиной?
— Прекрати, Грант, — нерешительно проговорила Брайони, дыхание ее участилось, и пятна краски вновь появились на лице. — Только подонок мог бы обращаться со мной подобным образом…
Он бесстрастно улыбнулся.
— А ты считаешь, что я должен вести себя как джентльмен после всего, Брайони? Тебе не кажется, что после всего, что между нами было, я могу быть предельно честным?
— Нет, я так не считаю, — спокойно ответила она. — Мне кажется, что твоя так называемая предельная честность — это уязвленная гордость. Тем не менее, — решительно продолжила она, — если у меня и было время подумать, так это о том, стоит ли продолжать работать на тебя…
— Ты сама говорила, что с этим у тебя проблем не будет, — напомнил ей он.
Брайони закусила губу.
— Я сказала это сгоряча, — призналась она.
Грант лукаво посмотрел на нее.
— Ты можешь стать еще горячей и начать пинать ногами стиральные машины, — сказал он с вежливостью, которая была оскорбительной.
Брайони встала.
— Достаточно, — резко сказала она. — Мистер Гудман, будьте так добры сообщить мне, как долго вы собираетесь здесь пробыть, а затем позвольте мне продолжить мою работу.
Он лениво развалился в кресле и внимательно посмотрел на нее. На ней была серая юбка и белый пиджак.
— Два дня, Брайони, — небрежно бросил он. — Но сегодня утром я встретил в Страхане своих знакомых и пригласил их на ужин — они остановились в гостинице неподалеку, и я подумал, если ты, конечно, не возражаешь, использовать кабинет. Нас будет шестеро. Кстати, есть только один наряд, который тебе не очень-то идет, хотя, — он пожал плечами, — я ведь сравниваю с тем, когда на тебе вообще ничего нет. — И с этими словами он встал и вышел из офиса.
— Брайони, у меня не хватает обслуживающего персонала, ты же это прекрасно знаешь, а вечер в
