кабинете потребует отдельной официантки! — Питер Марсден снял с себя поварской колпак и теребил его огромными ручищами.
— Скажи об этом мистеру Гудману, Питер, — сердито сказала Брайони.
— А почему не ты? — Шеф-повар вопросительно взглянул на нее.
Брайони почувствовала, что кровь приливает к щекам, но, сделав глубокий вдох, ответила ровным голосом:
— Послушай, мы вот что сделаем: отправим обслуживать их Марсию, а я подменю ее в основной столовой, предварительно накрыв в кабинете. Что у нас сегодня в меню?
Он ответил.
— Хорошо. Я приступаю к делу.
Часом позже Брайони отступила назад, чтобы полюбоваться плодами своего труда, и не нашла никаких огрехов. Фужеры и столовое серебро блестели, розовая дамастовая скатерть и салфетки были безупречно накрахмалены и выглажены, а цветы на столе смотрелись великолепно. Она была уверена, что Марсия, прекрасная официантка и к тому же хорошенькая женщина лет тридцати, прекрасно справится со своими обязанностями. Затем Брайони взглянула на часы и обнаружила, что до гонга к ужину осталось всего двадцать минут — она едва успеет принять душ и переодеться.
Уже через пятнадцать минут Брайони вернулась в приемную, одетая в голубую юбку с оборками и джемпер в тон с шелковым, отделанным кружевом воротником. Она решила не надевать на себя форму, которую носили официантки: ведь большинство знали, кто она. К счастью, Грант объявился почти одновременно с гостями — двумя супружескими парами средних лет и живой темноволосой девушкой лет двадцати, дочерью одной из пар. Девушке явно нравилось общество Гранта. Перед тем как пригласить их на аперитив, Грант представил их Брайони. Интересно, подумала она, а как бы все было, если бы она согласилась стать его любовницей: включил бы он ее в число приглашенных, а если бы включил, то как, интересно, представил бы?
Несколькими минутами позже, когда голодная орда устремилась в столовую, у Брайони уже не было времени думать о таких вещах. И действительно, только в десять часов под ее наблюдением закончилось кормление опоссумов, на которое Грант привел гостей и во время которого наблюдал за ней с загадочным видом, после чего ей наконец удалось расслабиться.
Брайони прибралась в приемной, огляделась вокруг, а затем пошла в офис, где ее ждал поднос с ужином и кофе.
Она наполовину расправилась с едой, первой за весь день, если не считать наспех проглоченного бутерброда, когда в комнату вошел Грант и закрыл за собой дверь.
Брайони подняла салфетку к губам и отодвинула в сторону тарелку.
— Мистер Гудман, — официальным тоном сказала она. — Надеюсь, ужин оказался на должном уровне.
— Все было превосходно, спасибо, — спокойно ответил он. — Но тебе следовало сказать мне, что твои беды с персоналом касаются именно столовой.
Брайони пожала плечами.
— Мы справляемся.
— При условии, что ты работаешь по шестнадцать часов в сутки.
— Такая уж у меня работа. — Она машинально улыбнулась. — В любом случае, я сильная как лошадь и завтра опять буду в порядке. Линде уже намного лучше.
Грант немного помолчал, а затем сказал:
— В данный момент ты не выглядишь здоровой как лошадь.
Брайони поморщилась и налила себе кофе.
— Ты не хотел бы просмотреть бронирование на будущее? Картина весьма неплохая, если учесть, что на носу зима.
— Я верю тебе на слово, спасибо. — Он встал. — Почему ты не отправляешься спать?
— Пойду, только вот погуляю с Оливером.
Грант посмотрел на нее, как будто хотел что-то сказать, но когда Брайони бросила на него усталый, но в то же время дерзкий взгляд, его рот сжался, и, резко повернувшись, он вышел.
— Эх, Олли, — шептала Брайони позднее, когда они брели в холодной темной ночи, — что же мне делать?
Пес, естественно, не отвечал, но с обожанием лизал ее руку.
На следующее утро Линда была на боевом посту и, почувствовав себя лучше, сгорала от любопытства, однако после нескольких безуспешных попыток направить разговор в русло Гранта Гудмана, сдалась. Брайони даже не думала выведывать, о чем судачили в Хит-Хаусе, но она не могла не понимать, что проявляет себя не лучшим образом — она была деловой, энергичной, но совершенно неприступной.
— Люсьен, — сказала Брайони, подойдя к нему у кухни. — Я бы хотела с тобой поговорить. На тебя была жалоба. Ты не пройдешь ко мне в номер?
Люсьен подбоченился и свысока посмотрел на Брайони.
— Жалоба? На меня? Это за что же? Да я самый лучший гид!
— Гид ты, может, и лучший, но речь о другом.
— Тогда скажи мне здесь и сейчас, Брайони, — сказал Люсьен и раздраженно добавил: — Я не мальчишка, чтобы меня вызывали на ковер, да еще вдобавок женщина!
Брайони глубоко вздохнула и холодно проговорила:
— Очень хорошо. Если ты хочешь, чтобы все об этом слышали, будь по-твоему. В одной из анкет, которые я сегодня утром просматривала, гость написал, что единственное, что испортило ему пребывание в Хит-Хаусе, было твое чересчур фамильярное обращение с его женой.
Люсьен фыркнул.
— Если я, Люсьен дю Плесси, и был с ней фамильярен, Брайони, значит, она сама этого хотела, а этому джентльмену следовало бы не искать виновных, а задать себе вопрос, почему это происходит? Потому что, если он не удовлетворяет ее в постели, ее глаза всегда будут глядеть зазывно. Уж я-то знаю женщин!
— Я в этом не сомневаюсь, Люсьен, — парировала Брайони, — но, как бы то ни было, пока ты работаешь здесь, ты не имеешь права строить им глазки, а тем более дотрагиваться до них, как бы тебя ни провоцировали. Понятно, Люсьен?
— Ты мне угрожаешь, Брайони?
— Да, угрожаю, — процедила Брайони сквозь зубы. — Еще одна жалоба, и ты будешь уволен!
Люсьен насмешливо посмотрел на нее.
— Только, пожалуйста, не думай, что я не знаю, почему это так, Брайони. Ты сама страдаешь от подобных проблем, не так ли? Месье Гудман лишил тебя привилегии делить с ним его ложе, разве нет? А я, с другой стороны…
Он не успел закончить, потому что Брайони залепила ему звонкую пощечину и собралась было повторить, но Люсьен зарычал и поднял вверх руку для ответного удара. В тот же миг у него из-за спины вырос Грант Гудман:
— Люсьен, mon ami [2], на вашем месте я не стал бы этого делать. Теперь я приглашаю вас зайти в офис через полчаса. Брайони, пошли со мной.
— Ты хочешь сказать, что мне не следовало этого делать?
Брайони резко обернулась, чтобы оказаться лицом к лицу с Грантом Гудманом, когда он закрыл дверь ее номера, глаза ее по-прежнему горели от ярости.
Он ответил сухо, не снимая руки с дверной ручки:
— Существуют другие, более дипломатичные способы…
— Нет, не существуют! И я скажу тебе почему. Потому что все вы, мужчины, одинаковы, — с отвращением сказала Брайони и неожиданно села.
— Ты опасно перенапряжена и возбуждена, — заметил Грант ровным голосом.
— Интересно, кто в этом виноват? — Брайони холодно рассмеялась. — Не надо, не отвечай. Тебя
