— Да вы ж без парашюта, Фрол Моисеевич.
— Как?! — ощупал себя Фрол спереди и сзади и рухнул. Но не замертво, без сознания. И лежал так до тех пор, пока жена не пришла.
И дала ж она ему жару! Чтоб народ не потешал, чтоб наперед клоуном себя не выставлял. Но было поздно.
Фрол Моисеевич глянул на жену исподлобья — свысока не мог: ростом был пониже — и, осознав свое великое предназначенье, молча шагнул вперед. Толпа с трепетом раздалась — Фрол Моисеевич шел к звездам…
Сегодня на счету капитана Козлова две тысячи пятьсот прыжков. И, если верить его летной книжке, совершил он их все с парашютом.
Этой истории предстояла долгая жизнь. Старшекурсники, смеясь, рассказывали байку своим младшим товарищам, а те, повзрослев, передавали ее, словно эстафету, следующему набору. Первоисточник затерялся, и отличить вымысел от правды было так же трудно, как постороннему распознать близнецов. Но дотошный Славка все-таки решил докопаться до истины. Он достал книгу мемуаров парашютиста- испытателя Василия Романюка, тщательно проштудировал ее и через день зачитал ребятам следующее:
Урок по парашютной подтопите проходил содержательно и интересно. Но когда мы поинтересовались количеством прыжков самого преподавателя, он смутился. «Знаете, товарищи, — слегка покраснев, Объяснил он, я пока что инструктор-теоретик и прыжков с парашютом еще не выполнял».
— Понятно! — Славка захлопнул книгу и просиял. — Факт налицо. Ну, а то, что Фрол Моисеевич свой первый прыжок совершил с вышки, я охотно верю.
— Без парашюта? — ехидно спросил Сережка. Этот вопрос Алик выяснит, — сказал Слава, метнув на Черепкова, который валялся на кровати, короткий испытующий взгляд. — У них с Фрол Моисеевичем души родственные — тайн друг от друга держать не будут.
Алик промолчал. Он понимал, что и историю первого прыжка Козлова, и весь этот разговор ребята затеяли только ради него, чтобы как-то поддержать и ободрить. И он был безмерно благодарен им. С этим чувством благодарности в нем росла и уверенность в том, что он обязательно прыгнет, не подведет этих парней, неожиданно ставших для него такими близкими и необходимыми.
В кубрик заглянул дневальный второго взвода Гена Балакшев — вертлявый и вечно чем-то недовольный тип.
— Травите? — Он обвел всех подозрительным взглядом и прищурился.
— Видишь, что ли, плохо? — спросил Бойцов, потягиваясь. — Очки надень!
Балакшев поспешно захлопнул за собой дверь и, выждав паузу, рявкнул во все горло:
— Мазур, Черепков! К командиру взвода!
— Псих! — Сережка вопросительно посмотрел на мгновенно вскочившего Никиту.
Алик застегнул воротничок, одернул гимнастерку и неожиданно улыбнулся:
— Все будет в порядке, ребята.
Баранов составлял летную программу, когда в штаб — боком, несмело — вошли двое выпускников, лейтенанты Артюхов и Зайцев.
— Разрешите, товарищ старший лейтенант? — спросили они хором.
— Разрешаю, — улыбнулся Баранов. — Храмова не видели?
— Он у командира эскадрильи, — ответил Зайцев. Баранов кивнул, снова было углубился в бумаги, но в это время в дверях появился майор Храмов. Одарив выпускников широкой улыбкой, он сел напротив Баранова:
— У меня полный порядок. Дело за тобой.
— Ребята где?
— В машине.
Баранов сложил бумаги, запер их в стол и задумался, выстукивая пальцами дробь по настольному стеклу.
Неожиданно взгляд остановился на Артюхове и Зайцеве. Он сразу повеселел и, подмигнув Храмову, спросил:
— Со всеми простились?
— Вроде бы, товарищ старший лейтенант, — неуверенно проговорил Зайцев.
А с Харитоновым? Лейтенанты замялись.
— Ну, вот видите… — Баранов быстро набрал номер. — Харитонова!
— Да мы, товарищ старший лейтенант, вообще-то к вам, — краснея, проговорил Артюхов.
— Ко мне — значит, и к Харитонову, — весело отрезал Баранов. — Алло! Харитонов! Как жив- здоров?.. Тебя в штаб вызывают… Я и два лейтенанта… Кто такие?.. Приезжай — увидишь… Хорошо. Жду. — Он положил трубку и, довольный, потер руки.
— Порядок? — спросил Храмов, надевая фуражку.
— Да.
Они вышли на крыльцо. Вокруг санитарной машины, стоявшей рядом с «Волгой» командира эскадрильи подполковника Малышева, кружили взволнованные Черепков и Мазур. Увидев Баранова, оба вскинули в приветствии руки.
Здравия желаем, товарищ старший лейтенант. Здравствуйте. — Баранов, широко расставив ноги, с любопытством посмотрел на Черепкова. — Пульс нормальный?
Сказано это было с доброй иронией, но Алик все равно покраснел — густо, до самых корней волос. Баранов закурил, рисуясь, откинул голову.
Сегодня, Черепков, ты совершишь свой роковой тринадцатый прыжок. Психологически это довольно трудно, но, я думаю, ты меня не подведешь. Не подведешь?
Спасибо, товарищ старший лейтенант, — тихо пробормотал Алик.
Спасибо потом скажешь, когда летать научишься, рассмеялся Баранов и, посмотрев на дорогу, прислушался: где-то трещал мотоцикл. — Едет, — сказал он, обращаясь к Храмову.
Храмов открыл заднюю дверь «санитарки», жестом загнал туда ребят, а сам сел рядом с водителем. Когда машина тронулась, из-за поворота выскочил на своем «Иже» Харитонов. Не обратив никакого внимания на встречную «санитарку», он подкатил к Баранову, поздоровался с лейтенантами, и они, о чем-то весело разговаривая, отправились в город.
На аэродроме было непривычно тихо. Зачехленный строй «Яков» и «Мигов», вытянувшийся вдоль летного поля, походил на клин гусей, в молчаливой грусти покидающий родные края. Еще более сиротливо выглядели «Антоши» и «Ли-2», стоявшие обособленно от других самолетов. По низам свирепствовал ветер, и брезент на плоскостях и двигателях в такт его порывам то гулко хлопал, то «стрелял» автоматными очередями.
— Холодновато, — поеживаясь, заметил Алик.
— Завтра первое апреля, — сказал Никита.
Ребята зашли в парашютную. Фрол Моисеевич забивал козла с подчиненными. Его партнер — пилот вертолета Гриша Брыкун, парень молодой и занозистый, радостно молотил громадными кулачищами по фанерной обшивке стола.
— Тише, Гриша, — возмущался Фрол Моисеевич, — ты же не биндюжник, ты водитель вертолета, с точки зрения папуасов — интеллигенция, можно сказать.
Гриша не унимался. Ему необходимо было внушить противнику, что побеждает сильнейший.
Ребята поздоровались и встали у порога, не решаясь спросить, что им делать дальше.
— А вот и замена, — обрадовался Гриша.
Фрол Моисеевич отложил в сторону кости.
— Заводи, Гришенька, свою телегу, и поехали. Сеня, — он повернулся к одному из своих
