пока один из нас не проколется. Я положила пистолет в центр стола и достала из сумки начатую шоколадку, без которой с моим низким давлением в такую погоду не прожить; но о том, что горький шоколад с орехами помогает мне думать, подхлестывая фантазию, знали только двое – Пава и Слава. На том конце провода молчали, и я, положив трубку на стол, развернула любимое лакомство и разломала плитку на ровные дольки. Шоколад оказался на удивление хорошим, я блаженно потянулась и, вновь подняв трубку, извинилась за вынужденное отмалчивание.
– Не понимаю, что вас вообще связывает с этой женщиной? – спросил он.
– Это долгая история… – Я пошарила глазами по полкам слева: где-то там, между книг, может быть, притаился предательский глаз.
– Вы не знаете, здесь нет чего-нибудь выпить?
– В столе слева в нижнем ящике…
– Благодарю.
«Великолепно, он поверил, будто я ищу на полках выпивку. Слава знал, что я держу за книгами бутылочку рома для добавки в кофе. О чем это говорит? Пока ни о чем». Я порылась в указанном месте и вскоре нашла фляжку с «Амаретто» и маленькую черненькую рюмочку.
– Расскажите, вы, как я погляжу, не собираетесь пока что домой, и я не каждый день… – он запнулся, и у меня сжалось сердце.
«Славка, милый Славка, ты скучаешь… ты хочешь видеть меня подольше и не можешь раскрыться…»
– Собственно говоря, ничего интересного. – Я налила себе чуть-чуть и попробовала на язык. – Я не особенно люблю откровенничать с кем-то… тем более, с человеком, которого я не вижу.
– Да, извините, что перебиваю, а почему вы меня не боитесь? Я же ясно дал понять, что бывал у вас дома и могу возобновить визиты… Что вы на это скажете? Не настолько же вы глупы, чтобы не признать очевидного – я вездесущ…
– Не смешите. То, что вы знаете обо мне и о Маргарите, свидетельствует только о том, что вы неплохо знакомы с нашей средой, возможно, вы даже один из тех журналистов, что вечно шпионят за нами в поисках скандала. Что же касается моей квартиры – то там бывает слишком много народа… «Это заведомая ложь – он в курсе»… К тому же, недавно я потратила несколько часов, давая интервью для одного докучного журнала, для чего позволила снимать меня во всех комнатах. «Такой информации у него нет, даже обидно, мог бы и просматривать время от времени светские хроники. Как это похоже на Владислава».
– Когда-то у меня был друг… – Я замолчала, будто бы собираясь с мыслями.
– Ах, вот как – думаю, что и не один.
«Удар пришелся прямо в цель, он понял, что разговор пойдет о нем самом, и теперь просчитывает, как далеко я зашла в этом расследовании».
– Допустим, – смирилась я. – Он любил Белкину…
– Вы говорите так, будто с ним что-то случилось?
– Да. Он исчез.
– Что значит исчез – самоубийство?
– Можно и так сказать. – «Действительно, как же иначе назвать историю, в которой писатель бросает творчество ради анонимных писем и друзей ради мести бывшей подружке?» – Рита просила защитить ее от человека, пишущего ей письма с угрозами. Сначала я думала, что она сама выдумала все это, и даже поклялась отомстить… – «Это правда. Он знает о моих догадках из того рассказа, что мы написали вместе с Павой». – Но теперь-то я понимаю: она всего лишь жертва.
– Вы поняли это сегодня, после того, как услышали меня?
– Нет. Я увидела Белкину на сцене. Мало найдется сейчас таких актрис. Я считаю ее гениальной. А, как известно, «гений и злодейство – две вещи не совместимые».
– Слова. Мало ли случаев, когда человек, испытывающий недостаток в игре, в перевоплощении, в любви, вдруг начинает убивать и насиловать всех и вся… когда художник в поисках единственной подходящей модели распинает четырнадцатилетнюю девочку…
– Инстинкты. А человек, который создан созидать, разрушениями не занимается. К тому же Марго напряжения и в жизни, и на сцене хватает. Так что максимум, что она и могла бы себе вообразить, это большую мечту о теплом, красном диване, холодильнике, забитом водкой, – и ни-ко-го вокруг. Посмотрите на нее! Она же заезжена до предела! Куда ей еще?!
– Может, вы и правы, тут нужна настоящая потребность. Но зачем она вас-то во все эти дела в пугала?
– Ее дело. – Я переложила трубку к другому уху. – Мне просто хочется в память о своем друге помочь ей, чем смогу. – «Такого поворота ты не ждал! Если я правильно поняла, убрать Маргариту следовало именно мне».
– А что, если все-таки ваша догадка была верна, и она подстроила все это? Вот вы – известная писательница – создаете мир, напускаете туда разных человечков и хотите, чтобы они любили или ненавидели друг друга… Так? Режиссер заставляет актеров добровольно войти в выбранный им мир, нарекает их другими именами и…
– А над всем этим Господь бог, который создал и писательницу, и режиссера… Бог, написавший и песню, и Песню Песней, великий драматург. Шекспира цитировать? Значит, покушаетесь на лавры творца?
– Неужели вам самой ни разу не хотелось попробовать ощутить себя не тварью бессловесной, но чем-то большим?
– Именно это большее я находила в литературе… нахожу.
– «Находила»? – захватил он наживку. – Не значит ли это, что кто-то, кто все это время незримо дышал вам в затылок, независимо от вашего на то желания изменил сценарий?
– Предположим.
– И исчезновение вашего друга как-то связано с этим?
– Да. – Я опустила голову с видом крайнего измождения. – Но я не думаю, что он умер… Мне все кажется – вот он войдет и скажет, что был где-нибудь на югах и…
«Славка, миленький, да повесь ты трубку, а дня через три возвращайся как ни в чем не бывало». Я представила, что должно было происходить в душе моего друга: ну, во-первых, он до сих пор теряется в догадках относительно того, знаю я или нет… По идее, что любой нормальный человек должен был бы сделать, узнав, что его близкий, которого он сам считал мертвым, вдруг оказывается живым? Ну, как минимум, наведался бы на квартиру, потом к отцу, в мир двойников, тем более что Пава об этой норе знал. А я… Нормальному человеку не понять – но у меня попросту ни сил, ни времени, ни желания на это не осталось.
Я приняла независимо-кошачий вид, какой обычно напускаю на себя в присутствии прессы. Для Славы это был сигнал, что я защищаюсь, и он немедленно пошел в наступление.
– Вероятно, вы чувствуете свою ответственность за смерть вашего знакомого? Признайтесь, его вам не хватает? Он был как-то связан с вашим писательством, и теперь вы понимаете, что никто другой не мог бы его заменить – ведь так?!
– Да. Мне, правда, очень плохо без него, – признала я. Плечо, которым придерживала трубку, немилосердно болело. – Знаете, теперь я понимаю, что Слава, так звали моего друга, был очень хорошим писателем. Мне так жаль, что все это я поняла настолько поздно… Но, может быть, я все-таки не ошибаюсь и он еще вернется… – Последние слова я произнесла в таком волнении, что могла бы, наверное, растормошить камень. На том конце провода какое-то время молчали. Я заплакала.
– Навряд ли, – брякнул в трубку мой собеседник.
– С чего вы взяли?! Вы же не знаете Владислава… он… он не станет долго скрываться… он не сможет обойтись без своей фантастики, без нас… то есть без меня!
– Он уже обходится.
– Вы хотите сказать, что он мертв?! Откуда у вас такая уверенность? Когда никто?.. – Я чувствовала, что проиграла. – Не вешайте трубку… вы что… вы убили его?!
«Господи, но что я делаю? Он же этого и добивается!» Я лихорадочно соображала, как же мне найти его, нельзя же в самом деле встать и начать обыскивать книжные полки или простукивать раму зеркала.
