– Как вы хоть выглядите? – торопила я собеседника. Его манера бросать трубку действовала мне на нервы.
– Нормально, – ответил он после минутной паузы, за которую я успела набросать на бумаге основную мысль «плаща как средства индивидуальной защиты».
– …То есть я хотел сказать, мне двадцать пять, рост метр восемьдесят, волосы длинные, темные, то есть мелированные… и…
– Ясно. Узнаю, – пообещала я, думая только о том, как доберусь, наконец, до компьютера.
– Я… может, вы помните, подрабатывал шофером, и Маргарита… – Он вздохнул, наверное, собираясь с силами. – Вызывала меня… это было за день до того, как она пыталась покончить с собой…
– Да, прекрасно помню. – Соврала я, на самом деле в голове сохранилась лишь мысль о том, что водитель – пособник Белкиной и что угробят они меня как нечего делать.
– Так вот – это я…
– Очень приятно. Может, вы не откладывая и сообщите мне все, что хотели? – поинтересовалась я, инстинктивно чувствуя продление паузы.
– Нет… Тут нужны документы, доказательства… – забубнил он, уже готовый ретироваться. – Я знал Риту близко, очень близко, поэтому думаю, что меня тоже убьют. Ведь я присутствовал при покупке земли и строительстве дома. Она вложила где-то треть суммы, а ее друг – все остальное.
– Можете назвать место, адрес, описать, как найти? – Трудно думать одновременно об убийстве в романе и отпихиваться от убийц в жизни. Причем натуральные злоумышленники и бандиты блекнут перед силой фантазии и, значит, менее интересны.
– Я дам вам карту плюс ксерокопии купчей и прочих документов, думаю, что этот мужик все еще там, на месте. Только вы, главное, не задерживайтесь, я очень боюсь…
– Хорошо. Скажите хотя бы имя Ритиного друга! – крикнула я уже в гудящую трубку.
Трудно сказать, откуда именно снизошло вдруг какое-то странное спокойствие. Пава с Алексом на даче, а значит, вне опасности, Линда со своими медиумическими способностями на моей стороне, а значит, в лепешку разобьется, а добудет нужные сведения, думаю, что милиция ее тоже без информации не оставит, раз уж они повязаны. А дальше – дальше этот метр восемьдесят передаст мне документы – и всё.
Я вернулась за стол и работала до половины пятого. В результате чего опоздала, и Линде пришлось гадать, что же такое со мною приключилось, следя за тем, как на тихие воды Фонтанки ложится пух.
«Кукарача» – это небольшой ресторанчик, где работают ни слова не знающие по-русски молодые люди и девушки. Их спасает то, что меню написано с одной стороны по-русски, а с другой… да я никогда и не интересовалась – на каком. Но понимают они вас все равно через пень колоду и нередко приносят вовсе не, то что вы у них заказывали, нежно улыбаясь при этом и упрашивая жестами съесть что дают. И еще там есть текила, пить которую нужно только особым способом. Рецепт висит посреди зала на всеобщее и обязательное обозрение: «ЛИЗНУТЬ – НАДКУСИТЬ – ЗАПИТЬ».
Мы с Зерцаловым всегда выполняли этот ритуал досконально, словно подозревая, что в случае нарушения обряда нас ожидает неминуемая расправа.
И еще там пели латинцы, и обалдевшие от текилы и дыма официанты время от времени роняли на ничего не подозревающих клиентов подносы с острыми мексиканскими соусами.
«Кукарачу» мы выбрали из-за того, что ресторанчик располагался рядом с домом и потому что я любила креветочный салат с авокадо и слушать песни. Те же музыканты, мне говорили, играли в подземном переходе на Гостинке, но с машиной туда не пустят, а без нее я уже не умею…
Линда оторвалась от созерцания пуха на воде и без всякого выражения посмотрела на меня. Ее ненакрашенное, бледное лицо дышало каким-то почти что вселенским спокойствием, красотой и одновременно усталостью. За время, что мы не виделись, она невероятно изменилась. Во-первых, осунулась, из-за чего резко, как у покойницы (почему я так подумала?), выделился нос, и появились носогубные морщинки. Увидев их, я чуть вслух не пожалела о том, что просила ее провести сеанс с убитой Маргаритой. И только глаза – серые, прозрачные глаза горели каким-то неистовым блеском. Несмотря на крайнюю изнуренность, Линда со своей печальной византийской красотой могла бы, наверное, затмить модных фотомоделей.
– Я попросила тебя прийти сюда, потому что не хотела есть одна, – извинилась я. Вдруг такая простая и искренняя вещь, как приглашение в недорогой ресторанчик, которое с радостью воспринималось бы в любой компании, здесь показалось мне чуть ли не кощунственным. По правде сказать, Линда на ногах не держалась – немилосердно было вообще предлагать ей ехать на встречу с человеком, собиравшимся всего-навсего передать бумаги, которые можно было, не просматривая, сдать в милицию и забыть, как о дурном сне. Чуть ли не курьерская задача, а я, в довершение этой несуразицы, еще и тащу ее пить текилу и ждать, когда какой-нибудь зазевавшийся официант опрокинет на нее горшочек с перцем! И главное – я настолько привыкла, что мои бедные друзья, за которых я регулярно плачу, заранее согласны и благодарны мне за все, что даже не догадалась выяснить, любит ли она вообще мексиканскую кухню или питается одними травами. Наверное, я продолжила бы заниматься самоуничижением, если бы не припомнила, что Линда, даже будучи слепой, всегда легко меняла мужчин, правда, выбирая только редкостных красавцев. Как она делала это не видя, одному богу известно. Да и прозрение ее не было таким уж чистым – поговаривали, что она связалась с одним известным историком исключительно ради операции, заплатить за которую самостоятельно у нее не было средств, и бросила облагодетельствовавшего ее мужика, едва только начала видеть.
На Пушкинской, куда я наведывалась к ее брату за интересующими меня архивными справками, ее попросту называли шлюхой и боялись, как боятся всего непонятного.
Мы вошли в помещение ресторанчика и устроились за столом у огромного аквариума. Я все еще не могла побороть охватившего меня смущения и, как дура, покашливала и улыбалась, предлагая Линде то или иное блюдо.
В середине обеда, когда мы разделались с креветками и смуглый мальчик в бейсболке и фартуке принес нам по стопочке серебряной текилы с надетым на краешек ломтиком лимона, и я хотела уже загладить свою неловкость оптимистическим тостом, Линда вдруг поднялась, уставившись невидящими глазами на тоже таращившуюся на нее черную рыбу. Я затаила дыхание, понимая, что медиум вошла в контакт с… К сожалению, я не владею терминологией, но знаю, что это происходило. На всякий случай я обвела глазами зал, готовая, если понадобится, оборонять ее до последнего ногтя.
За столиком около кухни сидела пожилая пара, скучающие официанты мирно трещали на своем языке.
– Ужасно! Он… Он сделал следующий шаг! – Линда села, оглоушив целую рюмку текилы и чуть было не угодив рукавом в салат, который я успела отодвинуть.
– Кто? Где? – Тормошила я ее уже без всякой жалости.
– Да не знаю я! – наконец разрыдалась Линда, – ничего не знаю! Думаешь, мне легко? А мне хуже всех – я, например, уверена, что наш маньяк живет за городом. И что же? Могу я его поймать? Нет. Даже если я детально опишу, как выглядят занавески в его комнате, и кровать в форме лебедя, и стена с зеркалами – что с того?!
Я обняла ее за плечи. Линда прижалась ко мне мокрой щекой и вздрагивала, как маленькая девочка.
– Ничего. Сегодня мы как раз встречаемся с другом Риты, а он принесет и карту, на которой указано место с этим чертовым домом, и документы…
– Пойдем сейчас! – Вскочила Линда. – Немедленно!
– Да, конечно. – Я расплатилась с официантом. Нам и вправду уже следовало двигаться. – Он сам сказал, что появится в «Фата Моргане» только в шесть, раньше я все равно не знала бы, где его искать.
Мы вышли на улицу. Я предполагала поймать тачку где-нибудь в районе Невского, но Линда в плане захвата машины могла бы дать мне традиционные сто очков вперед. Она просто вставала посреди дороги, и первая же затормозившая машина распахивалась для нее, как собственная. Мало того – платить она, наверное, никогда ни за что не платила, непостижимым образом договариваясь с водилами. Думаю, что, реши она путешествовать хоть в Париж, – любой из них с превеликой радостью отвез бы ее туда, чувствуя себя при этом счастливейшим на земле человеком.
