Но едва она передала мне раковину, как снаружи позвали:
- Ко-Ла! Ко-Ла!
- Легки на помине, - пробурчал я. - Это те чудики в балахонах. Сейчас опять на своём, хламидском, толковище откроют. Это недолго. Посиди здесь.
Она сдержанно кивнула и осторожно вытянулась на раскладушке. А когда я выходил из палатки, укрылась с головой под пледом. Замёрзла, наверное.
***
Снаружи было ярко, ветрено и солнечно. Гости жестами предложили расположиться у огнища. Костёр я ещё не разводил: Рамзия завтракала поздно. А до её появления мне хватало одного ужина. И то не каждый день. Так что хламидам пришлось дышать пеплом и греться у вчерашнего очага. Но они не возражали.
Сегодня их было пятеро. Двое ловко присели по другую от меня сторону выжженного в траве пятна, а остальные занялись уборкой территории, тщательно осматривая лагерь в поисках битой посуды, тряпья и обрывков бумаги. Шучу, конечно. Нет тут никакого мусора. Просто иногда эти друзья природы действуют мне на нервы.
Как обычно первым затянул тот, что помладше. Интересно они разговаривают: только губы! Никаких легкомысленных жестов, улыбок и подмигиваний. Только плавная, неспешная речь. О чём? - самому интересно.
Сижу себе, поглаживаю Ленкину раковину и смотрю на гостей: прямые чёрные волосы, смуглые лица, раскосые глазки. Щёчки матово отсвечивают на солнце. Хорошо сидим. А потом те, что на 'уборке', ещё и жратвы подбросят. Не сказал бы, что хожу голодным, но халява всегда приятна: и душе, и желудку.
О! Второй заговорил. Вот как этот заткнётся, так они и начнут гипнотизировать меня. Оба. Молчком, но уважительно. А потом, когда я что-то пробормочу на их хламидский манер, они кланяться начнут. Будто понимают, что я им сказал. Только как это возможно? Если я сам не понимаю, чего говорю, откуда им знать, что я думаю? Говорю же - чудаки!
Но сегодня с привычным порядком не заладилось: с берега закричали. Двое, что со мной сидели, вскочили. Подбежали 'дворники'... Ух! Какие резкие. Не ожидал. А вот и про меня вспомнили: протягивают находку, смотри, мол, чего нарыли...
Я и смотрю. Отчего же не глянуть, если кормильцам того хочется.
И вдруг узнаю вещицу - ха! Ремешок, которым Рамзия плотик увязывала!
А эти, в хламидах, не успокаиваются, напирают. Сразу видно - любознательность грызёт, обязательно им узнать надо: откуда у меня на пляже эта ленточка рисуется?
Я и ответил: громко и значительно. Только не спрашивайте 'что', потому что я по ихнему не понимаю. Кажется, я уже об этом говорил.
Мне показалось, что они огорчились.
А потом один из хламид к палатке побежал...
...Ну, и вытащил Рамзию за волосы на свет Божий. Крики... визг.
Что дальше было, помню смутно. Только как-то сразу они перестали мне людьми казаться. Вижу не тела человеческие, а шарниры подвижные. Сгибаются-разгибаются, кружат, будто танцуют. Они быстры, а я быстрее. И всякий раз, как кто-то из них мне навстречу выдвигается, вот, ей Богу! - чувствую, куда руку приложить нужно, чтобы нападающий опрокинулся. И так со всей этой шайкой. Как они возле меня не изгалялись, какие только коленца не отплясывали, только танец этот всегда в пыли оканчивался.
Они что-то кричали, а я молчал. Они подзадоривали друг друга, а я своему новому умению дивился: по всему выходило, что скорость и чувство равновесия рулят, а тупая сила - до лампочки. Хоть один противник, хоть пять, хоть двадцать пять. Двадцать пять, наверное, даже проще: в свалке-то они друг дружке мешают... Впрочем, это если наваливаются глупо, толпой. Против согласованных действий команды одиночке не выстоять.
Но если соображать быстро: по скорости противников делить, по резвости сепарировать, - кого первым носом в пыль, кого вторым... то... я-то пока стою?
Так я и крутился, смотрел, как они вошкаются, сопят и потеют... как судорогой кривятся лица, как один из них в неудачном падении зацепил другого и надрезал ему ухо. Так у них ещё и ножи, что ли? Лезвия между пальцев? Ни фига себе 'борьба'! Тоже мне, 'друзья природы'... и сразу мне наскучила эта канитель.
И подумал я: 'а не проще ли мне их убить'?
Но они мыслишку мою эту как-то просекли: разом умолкли и в стороны разбежались. И сразу тишина. Только Рамзия носом хлюпает. Видно крепко обидели её бесцеремонностью.
А говоруны да дворники обратно в людей обратились. Всё. Не было больше шарниров-сочленений с перекошенными от злости рожицами: обычные люди в разноцветных просторных плащах с капюшонами. Один прижимает ладонь к голове, и его пальцы окрашены кровью. Двое других поддерживают четвёртого, а тот едва ноги переставляет. Пятый, прихрамывая, просто уходит, придерживая себя за локоть и не оглядываясь...
***
