Школа наемников

не выплюнул.

— Брэшешь! — воскликнул Ломако.

— Да чтоб мне сдохнуть! — Авдей аж подпрыгнул, за­катал рукав рубахи. — Смотри: говорю, а волосы дыбом встают!

Леке заметил, как вытянулось лицо Артура, он даже побледнел.

— Я сколько живу, — проскрипел Радим, — ни разу ни­чего такого не видел. Хватит сочинять, Авдюша.

— Не врет он, — поддержал рассказчика Артур. — Я тоже видел. И тоже бежал так, что чуть штаны не по­терял, а ведь я не из трусливых. Вот ты говорил, а у ме­ня волосы на голове шевелились. Что оно такое, а?

— Вот так та-а-ак! — Ломако почесал в затылке, при­задумался.

— Место гнилое, — сказал Петр со знанием дела. — Здесь много людей полегло. Нигде столько не убивали. Если собрать кости всех убитых, то долину засыпать можно так, что землю не разглядишь. Вот смерть тут и поселилась, то она за вами приходила. Чует, что скоро снова убивать начнут, и вылезла.

— Та не, то эти... прывиды, — вступил в разговор Ло­мако.

— А чё это? — Авдей заинтересовался. — Тока понят­но говори.

— А був у меня такый знакомый, вэсь у шрамах, а на лице, дэ шрамы, татуировкы. Вин був на краю свита, на востоке, за городом цим, де киборгив клепають. Вин рассказував, що там есть гиена огненная, и до тих гиен уси писля смэрти попадають. Странны там мутафаги во- дються. Вот живэ там якысь Уй. Вот мы если шо посы­лаемо ползуну у зад, а вин — до того неведомого Уя... К чому цэ я? А! А бувае так, цэ тоже вин говорыв, що людина умирае, а тень остаеться. И ходить, живых из­водить.

— Как симбионты? — спросил Авдей.

— Ни, та вы шо! Симбионты ваши нэ разумни, а пры- виды разумни. Усе понимають та роблять зло. Кажу вам, то прывид був.

Затрещал костер, выплюнул сноп искр — Авдей от­шатнулся, вытаращил глаза, 1ус защитился руками.

— Как дети малые, — усмехнулся Радим, почесав гор­батый нос.

В детстве мама рассказывала Лексу страшные исто­рии на ночь, он с головой укрывался одеялом и сразу засыпал. Сейчас же он понимал, что Полигон страшнее и огненных гиен, и теней, живущих отдельно от тел. Тепло костра убаюкивало, а мысль, что наконецто уда­лось собрать команду, успокаивала. Одно не давало по­коя: Вита.

Как она там одна? Похоронила уже, наверное, всех. Только бы не додумалась ночью из пещеры выходить! Нужно было приказать ей оставаться на месте. Глупо получилось, ой как глупо! На рассвете нужно обязатель­но к ней пойти. Утешить. Женщины, Леке помнил, очень трусливые и беспомощные существа, они теряют­ся, когда рядом нет мужчины. Вита думает, что броси­ли, предали... ревет.

Леке начал засыпать сидя. Голоса слились в монотон­ный гул, куда вплетался то бас Ломако, то скрипучий голос Радима. Услышав «Омега», курсант встрепенулся, открыл глаза. Рассказывал Петр:

— Вчерась приходил один молокосос, говорил, что он из Омеги и что если мы с ним заодно будем драть­ся, нас всех отпустят.

Леке смежил веки, но был настороже.

— Вот этот — похож, а тот — ни мутанта. Дерганый какой-то, на Орва с кулаками полез, командовать на­чал...

Толкнули в бок, Леке сделал вид, что не понимает, о чем речь. Петру пришлось повторить вопрос.

— Тоже провалил испытание, наверное, — прохри­пел Леке. — У нас же как? Мы много знаем, и выпускать ненадежных к диким... то есть в Пустошь рискованно. А вдруг сбежим и все тайны растреплем? Такое уже слу­чалось. Вот нас и... сюда.

Интересно, кто это был? Завтра. Думать, действо­вать — все завтра. Веки слипались. «На минуту, а после — в хижину», — пообещал он себе. А потом пришла Вита, гладила руки, плечи и вздыхала. Леке пытался ее об­нять, но она уворачивалась и смотрела с упреком. «Что ж ты меня бросил? Я тебе доверилась, а ты...»

Чтото коснулось руки — Леке открыл глаза: мутант.

— Парень, ф-ф, не ффпи под открытым небом. Идем в дом.

Засыпая, Леке дал себе команду проснуться перед восходом, чтобы успеть к Вите к полудню вернуться, но послушается ли уставшее тело, он сомневался.

Глава 1Б

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ. СИМБИОНТЫ

Л

екса хватились на рассвете. Игнорируя полный не­нависти взгляд Радима, Iyc носился по дому и орал:

— А я говорил! А я предупреждал! А я так и знал, что он сбежит! Как думаете, куда он побежал?! Он к моей жене побежал, паскуда похотливая!

Радим задумчиво покрутил головой. Авдей, Петр, Ло­мако и мутант Орв следили за своим предводителем и молчали.

В том, что Леке ушел, Артур винил себя. Леке сбе­жал от... как это называется? От выбора: считать Ар­тура врагом или продолжать делать вид, что Артур ему друг.

— К жене... — с непонятным выражением сказал Ра­дим. — Называй уж вещи своими именами, Гус- падаль- щик. Никуда твой парень не денется, мы ему нужны.

— Оружие заберет из схрона! — продолжал бесно­ваться Iyc. — Как пить дать, заберет! Никуда не денет­ся, говоришь?! Ну, пойдем, пойдем, вместе прогуляем­ся по окрестностям, тогда-то ты мне поверишь? И сам ты паскуда, Радим. Редкостная.

— Пойдем, — согласился Радим, поднимаясь, — те­бя одного я не отпущу. Ты-то точно исчезнешь. Авдей!

За главного. Ты, пацан, — Радим повернулся к Арту­ру, — слушайся старших. Мы скоро придем. Пожрать сделайте.

1ус выскочил на улицу. Радим не спеша последовал за ним.

Артур остался наедине с больной совестью и четырь­мя бродячими бандитами. Этакие кетчеры Полигона, смотреть страшно. Авдей и Петр — еще куда ни шло, а Ломако на человека не больше, чем Орв, похож. Мутант сидел на корточках, разводил костер. Лицо его ничего не выражало. Казалось, он был целиком поглощен дей­ством. Седые бандиты о чем-то вполголоса препира­лись, Ломако смотрел на Артура сочувственно. Хотел чтото сказать — и не решался.

— А почему — падалыцик? — спросил Артур у окружа­ющих. — Почему ваш Радим Гуса так обозвал?

— Дерьмо твой Гус, — откликнулся Авдей. — Редко­стная дрянь. Его бы пришлепнуть по-тихому, пока он нас не...

— Молчи, — велел Орв. — Молчи. Не убифать. И не пугай пафана.

— Я не пацан! — взвился Артур.

— Хлопец, — Ломако моргнул единственным гла­зом, — нэ заводысь. Тэбэ обидеты нихто не хотив. Орв старше за тэбэ, намного старше. Вин просто не змэня- еться со временем, а так — в батькы тэбэ годится.

Авдей кивнул, Петр улыбнулся. Артур от злости сжал зубы. Совсем нервы расшатались, потерял кон­ троль над собой, вызверился. Действительно, как ре­бенок. Присмотрелся к Орву: а не поймешь, сколько на свете прожил. Может, правда в отцы годится, а может, в младшие братья. Ни бровей, ни ресниц, ни легкого пушка даже, не говоря уж о бороде. И движения эти — если бы у птиц были руки, птицы так же сидели бы у занимающегося костра. Извиниться? Да вроде не за что. И не хватало еще перед мутантами извиняться. Обойдется.