каждый в норку…
Вольно гуляючи с Мужиком и Пахарем по совершенно дикому саду, они ненароком вывалились из-за кустов к веранде. И тормознули. Поскольку, очевидно, попали к финалу. В смысле – беседа Очкарика и Премьера явно завершалась. И завершалась она, как почуял Легат, напряженно. Что-то исчезло из нее. Что именно? Скорее всего радушность. Зато явно возникла жесткость, что, полагал Легат, никакую беседу не портило, а вовсе наоборот – разогревало. До поры, вестимо.
– Ваша свобода, о который вы так печетесь, Полковник, ничем не отличается от любой другой – она ограниченна, как и любая свобода – от времени мифов до времени… – поискал слово, засмеялся, закончил: – Да тоже до времени мифов, пусть и других. Мы вечно живем с мифами и творим их вечно. И по сути они ничем не отличаются. Помните у классика: «Свобода – это возможносмть сказать, что дважды два – четыре».
– Там есть продолжение, – вмешался Премьер, чуть улыбаясь, как только он, Премьер, и умел, – «Если дозволено это, все остальное отсюда и следует».
– И что? – удивился Очкарик. – То, что отсюда следует, то нами и сочинено. Каждым – по собственной мерке. Термин «свобода»… – Очкарик произнес слово «термин» с ударением на последнем слоге, – есть всего лишь возможность человека осуществить свою личную возможность… не знаю, что там у вас… возможность заниматься бизнесом, как у наших друзей-соперников за океаном, или возможность творить неподцензурно, или вообще ничего не делать, а получать пособие от государства… Получая лелеемую возможность, сей сапиенс ощущает себя полностью свободным. А сие – чушь. Потому что он не свободен от себя самого. А государство… Да оно во всех формациях – пресс…
– Личная возможность, говорите… – повторил Премьер Полковник. – Вы правы, да. Понятие свободы безразмерно, а посему оно всегда ограничено. Государством ли с его законами, Богом ли с его… – поискал слово, – да тоже законами, Человеком ли с его не шибко богатой фантазией. Так, может, это и славно, что оно ограниченно? Иначе – всемирный дурдом…
– Вот вы и сказали, – засмеялся Очкарик, – и спору нет, – оглянулся, увидел подошедших гостей: – А мы уже завершили диспут, – сообщил Очкарик. – Хорошо поговорили, ну просто от души.
И Премьер улыбался, не снимал улыбку, что для Легата было невиданным. Легат поймал его взгляд и все понял.
– Нам пора, – сказал он. – У Полковника вечером – серьезное дело, успеть бы.
– Успеем, – легко подыграл Премьер.
– Жаль, – сказал Очкарик, – даже толком не отобедали. Одни разговоры…
Хотя скорее всего жаль ему не было. Фигура речи. А что хорошо поговорили, так это просто хорошо, не более и не менее.
– Спасибо за встречу, господин Очкарик, – сказал Премьер. – Мне было очень интересно и, надеюсь, будет полезно.
– Пустое, – отмахнулся Очкарик. – Приходите еще. Приятно общаться с умным человеком.
И все толпой двинулись к воротам.
А Очкарик взял Легата под руку, сказал тихо:
– Я подумал над тем, что вы мне порекомендовали в прошлый раз. Спасибо за совет. Я поступлю так, как вы предлагали. Смертной казни не будет… Завтра, полагаю, вы у меня?
– Я провожу Полковника и завтра утром вернусь. Если вы приглашаете, то – с радостью.
– Стану ждать. Если возможно, не позже десяти утра. В двенадцать ноль-ноль Генеральный проводит совещание, а время таких совещаний заранее не просчитывается… – помолчал и добавил: – А Генерал ваш – мужик сильный. Но что-то его в прошлом держит, не пойму что.
А Легат посчитал, что он сам не только не понял «про прошлое», но даже и не услышал о том…
Гордый Пахарь стоял у новенького серого авто, собранного умельцами из Страны-Сапога. Они же нынче ладили выпуск точно таких же в Городе-на-Великой-Реке.
– Новая? – подыграл Легат бывшему однокласснику.
– Месяца еще нет, – улыбаясь, ответил Пахарь. – Вообще-то отцовская, но у него еще есть. А я на этой.
– Кто ж он у тебя, если у него столько машин?
– А он их продает за рубеж. И не только их. Все, что продается за рубеж, идет через отца.
– Министр внешней торговли?
– Да, пожалуй, повыше, – виновато улыбнулся Пахарь. – У него вообще-то конкретной должности нет… Скажем так, он – советник Правительства по вопросам производства и торговли.
– Производства чего?
– Да всего, что продается.
– Так не бывает, – искренне возмутился Легат.
– Сам знаю, что не бывает. Но ведь и тебя здесь быть не должно. А ты – вот он. Так и отец. Не бывает, а есть… Я и сам его иногда не понимаю.
Похоже, что Мужик в эти скупые годы был неким вестником грядущих девяностых, когда все, что продается, продавалось со свистом. Единственным вестником, монополистом!.. Кстати, о девяностых: если он доживет до них, то приживется ли? Конкуренция явится молодая и неслабая. А ему уж за семьдесят перевалит…
– Когда обратно? – спросил Пахарь.
– Завтра утром точно. А что?
– Найдешь свободное время?
– В районе полудня. В десять утра я – у Очкарика.
– Я тебя в двенадцать буду ждать у метро на площади Друга Детей. Идет? На всякий пожарный – это мой домашний. Я сейчас чаще дома сижу – вступительные экзамены, сам помнишь…
– Идет, – сказал Легат, хотя и не понял, что идет и куда идет.
Бумажку с телефоном взял.
Ехали молча. Полковник не перестал быть Полковником, поскольку он и вправду был оным, но стал еще и Премьером. Молчал. Дорога по-прежнему была пустой, через полчаса притормозили у причала.
– Что ж так недолго? – удивился Харон. – Вы ж всегда поздно вечером уходите.
– Вернусь, – пообещал Легат. – Вот провожу товарища Поковника, а завтра утром встречай.
В тоннеле влезли в комбинезоны и пошли. Молчали, как и в машине. А в тоннеле и не поговоришь, дыхалку беречь надо. До выхода добрались за полтора часа: дольше, чем в ту сторону, но такое и раньше бывало. В потолочную дыру попало солнце и высветило овалом кусок пола. Легат встал в овал и крикнул:
– Эй, вы, там наверху!..
Строчка из песни Примадонны сработала. Две головы мгновенно возникли в люке.
– Господин Премьер, вы здесь?
Нормальный вопрос.
– Вытаскивайте нас, – ответил Премьер.
Вообще-то Легат и его напарники доселе выбирались из люка с помощью обычной деревянной стремянки, еще в первом своем возвращении домой за смешные деньги купленной Легатом у Харона. То есть вниз надежнее было прыгать, а вверх – по стремянке. Но охранники Премьера спустили вниз – это ж надо! – веревочную лестницу.
Что ж, нынче играем по чужим правилам.
Премьер пошел первым и пошел быстро. Легат тоже не подкачал.
– Вы на машине? – спросил его Премьер.
– Конечно, – соврал Легат.
Впрочем, такси – чем не машина?
– Тогда я прощаюсь. Спасибо вам за любопытное путешествие. И успехов в работе!
И пошел к забору. И два караульщика могучими торсами прикрыли его от таки прощального взгляда Легата. И даже не полюбопытствовал: говорил ли Легату Очкарик на росстанье о своем впечатлении от встречи. Может, не интересно Премьеру чужое мнение? Может, своего достаточно?
Может, может…
