Сатиры. Письма. Эпиграммы. Из Анакреона

Число месяца и час солнечного всхода.
Землю в четверти делить без Евклида смыслим,[32]
Сколько копеек в рубле — без алгебры[33] счислим».
Силван одно знание слично людям хвалит:
⁸⁰ Что учит множить доход и расходы малит;
Трудиться в том, с чего вдруг карман не толстеет,
Гражданству вредным весьма безумством звать смеет.
Румяный, трожды рыгнув, Лука[34] подпевает:
«Наука содружество людей разрушает;
⁸⁵ Люди мы к сообществу божия тварь стали,[35]
Не в нашу пользу одну смысла дар прияли.
Что же пользы иному, когда я запруся
В чулан, для мертвых друзей[36] — живущих лишуся,
Когда все содружество, вся моя ватага
⁹⁰ Будет чернило, перо, песок да бумага[37]?
В веселье, в пирах мы жизнь должны провождати:
И так она недолга — на что коротати,
Крушиться над книгою и повреждать очи?
Не лучше ли с кубком дни прогулять и ночи?
⁹⁵ Вино — дар божественный[38][39], много в нем провору:
Дружит людей, подает повод к разговору,
Веселит, все тяжкие мысли отымает,
Скудость знает облегчать, слабых ободряет,
Жестоких мягчит сердца, угрюмость отводит,
¹⁰⁰ Любовник легче вином в цель свою доходит.[40]
Когда по небу[41] сохой бразды водить станут,
А с поверхности земли звезды уж проглянут,
Когда будут течь к ключам своим быстры реки
И возвратятся назад минувшие веки,
¹⁰⁵ Когда в пост чернец одну есть станет вязигу, —
Тогда, оставя стакан, примуся за книгу».
Медор[42] тужит, что чресчур бумаги исходит
На письмо, на печать книг, а ему приходит,
Что не в чем уж завертеть завитые кудри;[43]
¹¹⁰ Не сменит на Сенеку[44] он фунт доброй пудры;
Пред Егором двух денег Виргилий[45] не стоит;
Рексу — не Цицерону[46] похвала достоит.
Вот часть речей, что на всяк день звенят мне в уши;
Вот для чего я, уме, немее быть клуши
¹¹⁵ Советую. Когда нет пользы, ободряет
К трудам хвала[47], — без того сердце унывает.
Сколько ж больше вместо хвал да хулы терпети!
Трудней то, неж пьянице вина не имети,
Нежли не славить попу святую неделю,
¹²⁰ Нежли купцу[48] пиво пить не в три пуда хмелю.
Знаю, что можешь, уме, смело мне представить,
Что трудно злонравному добродетель славить,
Что щеголь, скупец, ханжа и таким подобны
Науку должны хулить, — да речи их злобны
¹²⁵ Умным людям не устав, плюнуть на них можно;
Изряден, хвален твой суд[49]; так бы то быть должно,
Да в наш век злобных слова умными владеют.
А к тому ж не только тех науки имеют
Недрузей, которых я, краткости радея,
¹³⁰ Исчел иль, правду сказать, мог исчесть смелея.
Полно ль того? Райских врат ключари святые[50],
И им же Фемис вески вверила златые,[51]
Мало любят, чуть не все, истинну украсу.[52]
Епископом хочешь быть[53] — уберися в рясу,
¹³⁵ Сверх той тело с гордостью риза полосата[54]
Пусть прикроет; повесь цепь на шею от злата,[55]
Клобуком покрой главу, брюхо — бородою,[56]
Клюку пышно повели везти пред тобою;[57]
В карете раздувшися, когда сердце с гневу
¹⁴⁰ Трещит, всех благословлять нудь праву и леву. [58]
Должен архипастырем всяк тя в сих познати
Знаках, благоговейно отцом называти.
Что в науке? что с нее пользы церкви будет?
Иной, пиша проповедь, выпись позабудет,[59]
¹⁴⁵ От чего доходам вред; а в них церкви пра́ва
Лучшие основаны, и вся церкви слава.
Хочешь ли судьею стать — вздень перук с узлами,[60]
Брани того, кто просит с пустыми руками,[61]
Твердо сердце бедных пусть слезы презирает,
¹⁵⁰ Спи на стуле, когда дьяк выписку читает.
Если ж кто вспомнит тебе граждански уставы,
Иль естественный закон, иль народны правы[62] —
Плюнь ему в рожу, скажи, что врет околёсну,
Налагая на судей ту тягость несносну,
¹⁵⁵ Что подьячим должно лезть на бумажны горы, [63]
А судье довольно знать крепить приговоры.
К нам не дошло время то,[64] в коем председала
Над всем мудрость и венцы одна разделяла,
Будучи способ одна к высшему восходу.
¹⁶⁰ Златой век[65] до нашего не дотянул роду;
Гордость, леность, богатство — мудрость одолело,[66]
Науку невежество местом уж посело,[67]
Под митрой[68] гордится то, в шитом платье ходит,
Судит за красным сукном,[69] смело полки водит.
¹⁶⁵ Наука ободрана, в лоскутах обшита,