одного члена отряда на другого. При этом все четверо имели одинаково дурацкое выражение лица из–за приоткрытых ртов и хлопающих ресницами глаз.
– Глядите–ка, товарищ лейтенант, – негромко сказал Стихарь, – у них на рукавах такие же гербы, что и на «вертолете».
– Вижу, – коротко кивнул Велга.
– Как? – спросил по–русски один из пленников, который выглядел чуть постарше остальных. На его матерчатых погонах было нашито по три узкие полоски желтого цвета. – Вертилет? Вы хотели сказать ВЕРТО–ЛЕТ? Вы его видели? Где он? Мы потеряли с ним связь и…
– Спокойно, сержант, – прервал его Александр. – Здесь вопросы пока задаете не вы. Вы здесь старший?
– Я здесь старший, но если вы люди Секретаря, то мы ничего вам не скажем, а наши товарищи за нас ото–мстят. Хотя, если честно, то на людей Секретаря вы не похожи. И форма на вас какая–то странная. И разная почему–то. Где–то я уже… О боже! Да это же немецкий «шмайсер» времен Второй мировой войны! Я такие в кино видел. Вы что, какой–то древний склад раздербанили?
– Это не «шмайсер», молодой человек, – наставительно сказал Курт Шнайдер, на чье оружие обратил внимание юный сержант. – Это не «шмайсер», а «МП–39» с воздушным охлаждением ствола. «Шмайсер» – совсем другая система, – и, повернувшись к Хейницу, криво ухмыльнулся. – Эй, Карл, а ведь похоже, что ты был прав!
– Давайте ближе к делу! – поднял руку Велга. – Мы не люди Секретаря. Мы вообще не знаем, кто такой Секретарь, и в глаза его никогда не видели. Мы – сами по себе. Рассказывать долго, да вы сразу и не поверите. Скажу только, что мы добрались до этой деревни… кстати, как она называется?
– Борисовка, – буркнул сержант.
– Так вот, мы добрались до Борисовки, когда все было уже кончено. Бандитов мы, как видите, уничтожили. Двоим, правда, удалось уйти. Мы никому не хотим зла. Мы хотим только встретиться с людьми, которые будут готовы нас выслушать. Я предлагаю переговоры. Сержант, вы сейчас отправитесь вниз и доложите обо всем здесь увиденном своему командиру. Скажете, что мы готовы спуститься, но нам нужны гарантии нашей безопасности.
– Вы меня отпускаете?
– Да. И даже с оружием. Миша, верни ему автомат. Гигант Малышев протянул пленнику его оружие и ободряюще улыбнулся.
– А мы?! – хором воскликнули остальные трое.
– А вы, ребятки, извините, но пока побудете с нами, – подмигнул им Валерка Стихарь. – И смею вас уверить, что мы не самая плохая компания на этой планете!
Юному сержанту, которого, как выяснилось чуть позже, звали Володей, пришлось еще дважды взбираться на холм и спускаться вниз, прежде чем условия предстоящих переговоров удовлетворили обе стороны. К тому времени убитых жителей деревни уже убрали, а на площадь вынесли найденный в каком–то из уцелевших домов большой обеденный стол и две обычные деревянные табуретки.
Ровно в пятнадцать часов по местному времени представители сторон вышли из укрытий и направились к одиноко стоящему посреди площади столу.
Ощущая себя голым без автомата и «ТТ» на боку, Александр Велга шел по деревенской площади, вздымая сапогами белесую пыль, и чувствовал себя крайне неуютно, зная, что сейчас на него направлен как минимум десяток стволов калибра 7,62 мм. Впрочем, несколько утешала мысль, что его визави тоже находится под при–целом.
Они подошли к столу практически одновременно.
Постояли, разглядывая друг друга.
Сели.
Мужчина, пришедший на переговоры, был одет в такую же, в зеленых и коричневых разводах, форму, что и у его подчиненных, и обут в такие же высокие шнурованные ботинки. Только в вырезе ворота пестрела почему–то тельняшка с голубыми и белыми полосками, а на погонах, вернее – погончиках, было по три маленьких зеленых звездочки, расположенных треугольником.
Летом сорок третьего года погоны и звездочки только начали вводить в Красной Армии, на всех новой формы не хватало, и Велга, до сих пор носящий в петлицах по два «кубаря», определил, что перед ним старший лей–тенант.
Он и выглядел старше.
Около сорока лет, с обильной сединой в коротко стриженных черных волосах, с внимательными карими и очень усталыми глазами. Он не был похож на кадрового военного, но, несомненно, являлся военным на сегодняшний день. И не только из–за формы, надетой на нем. Уверенность, воля и скрытая сила исходили от его чуть оплывшей фигуры, таились в каждом движении, угадывались в загорелом, полноватом, прорезанном немногочисленными, но глубокими морщинами лице.
– Ну, – негромко сказал он, когда молчание совсем уж затянулось. – Кто вы и что вы хотите? И почему, скажите на милость, вы носите форму командира Красной Армии?
– Потому что я и есть командир Красной Армии, – спокойно ответил Александр. – Позвольте представиться. Лейтенант Александр Велга, командир взвода разведки. С кем имею честь?
Мужчина напротив засмеялся.
Смеялся он легко, тихо и беззлобно. Смеялся, как будто сбрасывал с души тяжелый, надоевший до чертиков груз.
– И что же здесь смешного, позвольте узнать? – вежливо поинтересовался Велга.
– Да вот это ваше «с кем имею честь» и «позвольте узнать», – уже отсмеявшись, но еще продолжая улыбаться, объяснил собеседник. – Как–то не идут вам эти старомодные выражения. А совмещение трудносовместимых вещей и явлений зачастую вызывает смех. Не замечали?
– Замечал. И все же. Я себя назвал. А вы?
– Что ж, можете меня называть Юрием Алексеевичем. Запомнить легко. Почти так же легко, как если бы меня звали Александром Сергеевичем. Кстати, как вас по отчеству?
– Иванович.
– Замечательно. Фамилия моя Холод. Старший лейтенант Холод. Но по возрасту я вполне, думаю, гожусь вам в отцы. Так что удобнее будет и мне, и вам, если вы будете меня звать Юрием Алексеевичем, тем более что непосредственным вашим начальником я не являюсь.
– В отцы? – удивился Велга. – Мне, между прочим, почти двадцать четыре года.
– А мне сорок пять. Так что, как видите, вполне подхожу.
– А почему вы сказали, что ваше отчество легко запомнить? Александр Сергеевич – понятно. Пушкин. А вот Юрия Алексеевича я что–то так вот сразу и не припомню. Разве что у Долгорукого было отчество Алексеевич…
– Вы имеете в виду основателя Москвы? По–моему, он был сыном Владимира Мономаха, то есть Владими–ровичем. Но я могу и ошибаться. А имел я в виду Юрия Алексеевича Гагарина, первого космонавта планеты Земля.
– М–да, – пробормотал Велга, – видимо, действительно, Карл Хейниц оказался прав. Понимаете, трудность состоит в том, что мне, да и всем моим людям незнакомо имя Юрия Алексеевича Гагарина, первого, как вы сказали, космонавта Земли. Как бы вам это объяснить… даже не знаю…
– Я думаю, – мягко сказал старший лейтенант Холод, – что следует начать сначала. Начните, а там по–глядим.
– Что ж, – усмехнулся Велга, – будь по–вашему. Так вот, если начинать с самого начала, то я родился восьмого сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года в городе Москве.
– Вы не похожи на столетнего старца.
– Вы хотите сказать, что сейчас две тысячи девятнадцатый год?
– Не совсем. Если быть точным, то сегодня у нас четвертое августа две тысячи пятнадцатого года. А вы что думали?
– Я не думал, – вздрогнул Велга. – Я надеялся. Я надеялся, что сейчас все–таки лето одна тысяча девятьсот сорок третьего года.
– Война? – приподнял брови Юрий Алексеевич.
