— А мне как называть тебя?
Бай подумал.
— Зови меня по-прежнему отцом, — решил он. — Уж кого-кого, а тех, кто называл меня отцом, было много, очень много... Внешность тебе удалось изменить очень здорово. Видишь, даже жена пастуха не сумела тебя признать, приняла за незнакомого джигита. А она — женщина глазастая.
После чаепития Джомарт-бай привел себя в порядок, накинул на плечи праздничный чекмень из верблюжьей шерсти и отправился проведать своего любимого коня, который был привязан недалеко от главной юрты, в низине.
Что касается Арзыгуль, то она открыла длинный синий сундук, обитый орнаментом из жести, и принялась в нем что-то искать.
Хотя становище было со всех сторон укрыто высокими барханами, Чоллек еще издали увидел кибитки Джомарт-бая.
Немного постояв на вершине бархана, Чоллек погнал своего коня вниз, к становищу, не обращая внимания на рытвины и впадины.
Он заставил коня ступить на ковер, разложенный во дворе, на котором совсем недавно отец и дочь пили чай.
Натянув поводья, Чоллек остановил коня. Затем, озираясь, крикнул в сторону юрты:
— Эй! Есть здесь кто-нибудь?
— Есть, — сказал Халлы, медленно приоткрыв дверь и выглядывая во двор.
— Выйди сюда.
Увидев во дворе множество незнакомых всадников, девушка в первое мгновение оробела. Все происходящее показалось ей дурным сном, нереальностью. Однако она позабыла о робости и страхе, увидев, как конские копыта топчут н рвут ковер, сотканный руками покойной матери. А она вложила в свой труд столько усердия, столько любви и тепла, чтобы сделать дочери подарок!
Сунув руку за пазуху, словно мерзла, она подошла почти вплотную к сидевшему на коне высокомерному всаднику, который показался ей безусым юнцом маленького роста.
— Дорогу потерял?
— Но-но, полегче.
— Что нужно?
— Ну, уж если говорить, что мне нужно, — с улыбкой произнес Чоллек, то скажу, что я хочу жениться на твоей Арзыгуль.
— Ты хочешь жениться?
— Я.
— Любопытно.
— Да, клянусь, сегодня в этом доме будет свадьба, а на этом поле в честь нее состоятся скачки, — проговорил Чоллек, очертя плеткой горизонт.
— А кто ты такой, чтобы жениться на Арзыгуль? — спросила девушка, переодетая джигитом.
— Я?! — переспросил Чоллек, рассердившись. — Разве ветер, реющий с гор и пустынь, не сказал тебе, кто я?
Чоллек посмотрел вверх. Высоко над ними парила ворона, похожая снизу на черную точку. Чоллек молниеносно выхватил из кобуры маузер и выстрелил в нее.
Через несколько мгновений ворона с окровавленными перьями, разбрызгивая кровь, упала у ног коня Чоллека.
— Теперь узнал меня?
— Узнал!
Ответив Чоллеку, Халлы выташил правую руку из подмышки.
Черный и тоненький, словно дудочка, ствол, подпрыгнув в воздухе, издал три раза слабый звук.
Халлы посмотрела на толпу всадников, которые сопровождали Чоллека. От неожиданности они замерли на месте.
На груди Чоллека в трех местах показались тоненькие ниточки голубого дыма, которые тут же растворились в слабо веющем свежем утреннем ветерке.
Голова Чоллека опустилась на грудь, а сам он, словно слепленный из глины, повалился вниз. Однако его левая нога при этом зацепилась за стремя. Поэтому, когда голова хозяина стукнулась об землю, конь сделал от неожиданности три-четыре шага и, протянув волочащегося по ковру Чоллека, остановился, тяжело поводя боками.
Словно стая волков, потерявшая своего вожака, бандиты растерялись, не зная, что делать.
Халлы лихорадочно соображал. В нагане имеются еще три патрона, которые могут лишить жизни троих бандитов, после чего ему следует ожидать смерти.
Ясно одно: в любом случае смерть неминуема. Пусть даже все всадники поняли, что в дуле нагана таится для них смерть. Но ведь три патрона — это только три смерти. А сколько же всадников? Их много.
Нет, здесь простая арифметика не годится. Ведь погибать не хочет никто. А смерть ожидает первых трех, которые тронутся с места.
В это время из-за кибитки показался Джомарт-бай, и все услышали его громкий и властный голос.
— Я знаю убитого! Это же Чоллек-коротышка, вчерашний вор ослов! И вы шли за ним?
Джигиты молчали.
— Нашли за кем идти! — продолжал греметь Джомарт-бай. — Взгляните на себя! Разве каждый из вас не выше десяти Чоллеков?! Скажите, что он вам дал?
И снова ответом ему было молчание.
— Ничего он вам не дал, — сам себе ответил Джомарт-бай. — Наоборот, следуя своим корыстным целям, он многих из вас подверг опасности, погубил. Друзья, вы же не безмозглые ослы! Нужно совершать такие дела, которые приносят нам пользу. Разве не так?
— Вы знаете меня, — продолжал старик. — Я тот самый Джомарт-бай, который не отдал большевикам шесть тысяч баранов, тот, который живет в Кызылкумах, скрываясь от этих шайтанов.
Всадники переглянулись.
— Я не стану требовать, чтобы вы, очертя голову, стреляли и убивали. Мы с вами братья. Вы и я — дети одной земли. Вы — беднота, и у вас все права. И я говорю вам: добро пожаловать! Для таких людей, как вы, мне ничего не жалко. Если хотите, служите мне верой и правдой, и вам будет хорошо, клянусь аллахом! Для начала дам вам каждому в подарок по двадцать баранов. Платить буду только золотыми монетами.
— Ну, а если пожелаете уйти, насильно удерживать не буду. Но, честно говоря, мне будет жаль, если вы так решите. А прошу отведать у меня хлеб-соль.
Слушая речь Джомарт-бая, нукеры, застывшие на конях, опустили плечи. Затем оживились, начали шушукаться, и к концу речи на некоторых лицах появилось даже подобие улыбки.
— Ну, что же вы решили делать, джигиты? — спросил неуверенным голосом Менджак,
Ему не ответили.
Увидев, что всадники один за одним начали слезать с коней, Менджак тоже спустился на землю, с трудом передвигая онемевшие от долгого сидения ноги, и, опережая остальных, подошел к Джомарт- баю.
— Салам алейкум, бай-ага!
В этот момент нога Чоллека, продолжавшая торчать в стремени, освободилась, и труп, из груди которого продолжала хлестать кровь, с шумом шмякнулся на землю.
Менджак протянул обе руки, чтобы поздороваться с баем. Джомарт-бай, пожимая их, незаметно сунул Менджаку пять золотых десятирублевок.
Лицо Менджака, словно намазанное черным маслом, сразу засветилось. Воздев кверху обе руки, он закричал звонким голосом:
— Джигиты, поздоровайтесь с баем,
* * *
Бабакули и Ходжанепес вовсе не желали двигаться вместе с беглецами, которые не сумели достичь
