— Вы не хотели,— кричит Жан,— чтобы я знал перед игрой, что Женевьева получила повреждение, что на протяжении месяцев она лишена возможности играть, не в состоянии поехать в Австралию!.. Вы сказали себе: он разделается с Рейнольдом. Он выиграет, Жан поедет, а она останется!.. И вы, вероятно, устроились, чтобы тоже остаться?! Даже если еще не сделали этого, найдете в последнюю минуту причину, предлог, чтобы федерация заменила вас и вы могли остаться подле нее!..
— Гренье, прошу вас, не время сейчас!..
— Вот, значит, почему так внезапно вам захотелось, чтобы я выиграл!..
— Прошу вас, замолчите!.. У меня лишь одна забота— спорт.
— Спорт!.. Вы заботитесь лишь о самом себе! И не стесняетесь в средствах, чтобы достигнуть цели!
У Жана вырывается рыдание, слезы брызжут из глаз. Как он молод еще, наивен!
— Подлец! Подлец! — кричит он.
Лонлас пытается его успокоить. Жан отбивается, хочет отделаться от него, возвращается к Рафаэлю.
— Вы с ума сошли, Гренье! — говорит Рафаэль.— Если бы вам не предстоял столь ответственный матч, я бы вам не простил этих слов. Мадемуазель Перро получила повреждение. Это так. И в Австралию она не поедет. Но, помилуйте, разве это моя вина? Разве я ее толкнул?
Да, дело обстоит гораздо хуже— судьба против Жана. После стольких усилий, такой затраты энергии, в момент, когда победа у него почти в руках, победа, которая помогла бы ему обрести Женевьеву,— и вот та же победа отнимает ее от него безвозвратно! Выиграть теперь— это уехать, расстаться, это потерять ее. Нет, не надо выигрывать, незачем больше выигрывать!..
— Сволочь! — сквозь стиснутые зубы цедит Жан.— А что, если я дам себя побить?
Рафаэль пожимает плечами:
— Я хорошо знаю вас, Жан. То, что произошло, ничего не меняет. Вы будете играть, как должно, и победите Рейнольда.
— Нет!— твердит Жан.— Нет!
— Кубок этот — нежданный, негаданный шанс в вашей жизни. Победив, вы становитесь знаменитостью...
— Что мне за радость?
— Вы будете сражаться вовсю и одолеете Рейнольда. Вы ведь порядочный человек, Жан!
Дверь открывается. С ракеткой в руке появляется Рейнольд. Жан берет свою.
— Господа,— произносит кто-то,— перерыв кончился!
— Ведь вы порядочный человек,— вполголоса повторяет Рафаэль.
Не глядя на него, Жан отвечает:
— Вы так уверены?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Зеленое полотнище, скрывающее от публики игроков, подымается. Оно как бы разрывается, чтобы освободить проход. Все головы поворачиваются к ним. В каком они состоянии? Одним взглядом зрители пытаются определить степень усталости, пользу, которую они извлекли из отдыха.
Рейнольд шагает немного впереди, с вечно обернутым вокруг бычьей шеи мохнатым полотенцем. Он еще красный, но не такой, как раньше.
Гренье — бледный. Можно подумать, что сердце его перестало биться. Он приближается к своей стороне корта, двигаясь, как лунатик. Судья с трудом — он очень толстый — подымается на свою вышку, приспосабливает микрофон, устраивается. На башенке, где отмечаются результаты, потрескивает громкоговоритель.
— Четвертый сет! — объявляет судья.
Солнце скрылось. Свинцовые тучи собираются на горизонте, приближаются уже к стадиону. Только бы не начался дождь! Как в пятницу, когда Франкони и Рейнольду пришлось прервать встречу.
Жан Гренье, это несомненно, в тяжелой борьбе возьмет четвертый сет. Сжатые челюсти говорят о его решимости. Быть может, она и вызывает такую бледность на его лице.
Судья, выпивший в перерыв ледяной воды, чувствует, что охрип, и откашливается в платок:
— Четвертый сет! Встречаются господин Жан Гренье — Франция — и господин Рейнольд — США. Счет партий два — один. Ведет Жан Гренье.
Когда Жан проходил к своему месту, он не заметил и не слышал Гийома. Раньше, когда он проходил здесь по окончании третьего сета, Гийом напрасно пытался пробиться к нему и, стоя, от всего сердца кричал: «Давай, Жан! Давай!»
— Подача Гренье!
Мальчик от задней стенки подает мячи. Машинально Жан принимает их и поворачивается к противнику. Он приближается к белой линии, по привычке бросает на нее взгляд, чтобы не сделать зашага, и готовится левой рукой подбросить мяч над головой. Правая рука, в которой он сжимает ракетку, уже занесена за спину.
Четвертый сет! Выиграть — это... это потерять Женевьеву!
Он играет, и хорошо играет. Жан еще не принял, не смог принять решения. Вопрос в конечном счете в том, что возьмет в нем верх: любовь или чувство ответственности, достоинства игрока, душевная прямота. Перед ним уже стоит совершенно другая проблема. Все предыдущие данные изменились, приобрели обратную силу. Бог мой! Как тяжело!
Пока что ничего существенного не происходит. Рейнольд, как и он, старается найти ритм, темп. Их мышцы должны разогреться, обрести прежнюю эластичность и пружинистость. Жан, кажется, быстрее приноравливаться к действию.
Мячи Рейнольда еще очень слабы, неточны. Есть возможность выиграть игру. Тридцать очков уже в пользу Жана. Есть возможность выиграть и третий мяч и вести со счетом сорок — ноль. Тем не менее он не пользуется этим.
Что же случилось с ним? Сам он вряд ли сумел бы ответить. Результат уже был у него в руках, но он отбил мяч в сетку. Неужели нарочно?
Нет, это невозможно! Перед перерывом, в момент слабости, он сумел побороть искушение и не прибегнуть к некорректным методам. Неужели же теперь сознательно, добровольно он откажется от возможности выиграть очки, игру, сет... встречу? Неужели же он, Жан Гренье, поступит так?
Да, он поступит так. Если он этого не сделает, то победит Рейнольда и вынужден будет уехать за океан, чтобы использовать открывающуюся перед ним возможность. Все это время Женевьева будет с Рафаэлем. Ведь когда Жан сказал ему, что видит его насквозь и знает, что Рафаэль воспользуется любым предлогом для того, чтобы федерация заменила его в этой поездке Стефеном или другими (ведь немало людей привлекает такая поездка), тот не отрицал этого. Ведь он имеет дело с Рафаэлем. А Рафаэль способен на все. С такими людьми, как Рафаэль, надлежит использовать любое оружие. Иначе их не победить.
Как жаль все же! К Рейнольду еще не возвращаются силы, которыми он обладал в третьем сете! Жан мог бы сразу же закрепить за собой столь значительное преимущество, что тому уже не наверстать. Но, черт возьми, чего же Рейнольд не играет?! Пусть превзойдет его на поле и победит. Это было бы наилучшим выходом. Жан смог бы честно драться. Если он проиграет, то лишь потому, что Рейнольд окажется сильнее его, а не потому, что ему так нужно, чтобы не потерять Женевьеву.
Становится душно, тяжело дышать. Вдали слышны раскаты грома. Не это ли действует на Рейнольда, парализует его? Впрочем, он привык к удушливому калифорнийскому зною. О, если бы Рейнольд мог снова играть как раньше!
Но Рейнольд не входит в форму. Он продолжает делать ошибку за ошибкой. Грубые ошибки. Он потеряет эту игру!
