прохиндей вмазаться в тебя хотя бы через месяц? Сейчас все рвутся на станцию, идет техосмотр…
— Миша, Вадим — известный журналист и напишет на тебя разгромную статью, — в шутку припугнула Вика.
— А другой тоже известный журналист… — он назвал знакомого Казакову газетчика, — напишет хвалебную: я ему в апреле на «Волгу» такие рессоры поставил, что он теперь ездит по городу, как на царской колеснице! Мне звонят из райисполкомов, милиции, даже… — Он потыкал пальцем в потолок, что, по-видимому, должно означать приют небожителей. — Они звонят и просят помочь тому-то, такому-то, этакому… Ты же знаешь, я взяток не беру, потому и могу со всеми разговаривать, как мне хочется!..
— Миша, все в городе знают, что ты — великий человек! Но Вадиму нужно ехать в деревню, его каждый милиционер будет останавливать и штрафовать. У тебя есть сердце?
Наконец Бобриков соизволил повнимательнее взглянуть на Казакова. А тот подумал, что фамилия у него как раз подходящая: волосы на голове были подстрижены под бобрик. Их разговор с Викой был столь стремительным, что Вадим не смог и слова вставить. Зато как следует разглядел Бобрикова. Он стал еще самоувереннее, хотя и раньше ему в этом нельзя было отказать. По тому, как разговаривал по телефону, было видно, что ему приятно осознавать свою значительность. Однако, пока тут сидел Вадим, больше было звонков от разных приятелей, с которыми Миша вообще не церемонился: не стесняясь Вики, отпускал крепкие словечки, одного просил, чтобы ему привез вечером домой малогабаритный приемник — на рыбалке такой необходим, другому назначал встречу в гастрономе, по внутреннему телефону требовал, чтобы черная «Волга» была готова к семнадцати ноль-ноль… Здесь, в светлом, обитом желтыми деревянными панелями кабинете, Миша Бобриков чувствовал себя как рыба в воде.
Весь вид Бобрикова свидетельствовал о его душевном комфорте, у него лицо человека непьющего и некурящего, делового и энергичного, он секунды не мог спокойно сидеть в кресле: крутился на нем, нагибался то в одну, то в другую сторону, закидывал нога на ногу, двигался вместе с вертящимся креслом от одного края письменного стола к другому, наваливался на полированную столешницу грудью. На стенах висели написанные четким черным шрифтом лаконичные таблички: «Если хотят что-либо сделать, то ищут средство. Если не хотят ничего делать, то ищут причину»; «Не кричи — кричащего плохо слышно».
— Ладно бы техобслуживание сделать, ну заменить какую-нибудь деталь, а вы, милые мои, хотите свалить мне на голову кузовные работы! — неожиданно жалобным голосом заговорил Бобриков. Ну прямо- таки артист! — Эти чертовы жестянщики никогда не торопятся… Знаете, какая у нас очередь на правку кузовов? Почти на полгода.
Вика сидела на диване и спокойно смотрела на него: дескать, давай выговаривайся, а сделаешь все равно так, как я скажу…
— Тяжела шапка Мономаха, — насмешливо заметила она.
— Все прямо с ума сошли с этими машинами… — капризничал Бобриков.
Вадим зашевелился на своем стуле, собираясь встать, — от Михаила это не укрылось, он тут же схватился за трубку, набрал короткий номер.
— Кто это, Саша? Позовите мне Сорокина. Не видно? Хоть из-под земли достаньте! — Голос начальника поднялся до крика. — Пусть он подойдет к зеленому «Москвичу» с развороченным задом, а потом — ко мне. Ясно? — Он повернулся вместе с креслом к Вике: — Вот так начальник нарушает принятый порядок, отвлекает мастера от текущей работы и бросает на блатной заказ.
— Будто твои мастера не умеют халтурить! — усмехнулась Вика, закуривая.
После замужества она еще больше похорошела. Бобриков то и дело задерживал на ней свой ускользающий взгляд. Вика машинально сдвинула колени. Сейчас в моде были короткие юбки, платья. Не только юные девушки, но и почтенные матроны щеголяли в коротких юбках, хотя здравый смысл подсказывал, что их расплывшиеся телеса не следовало бы выставлять напоказ. Что шло девушкам, то отнюдь не украшало зрелых дам. Савицкая выглядела все еще девушкой: стройная фигура, на лице с крупными светло-карими глазами ни одной морщинки.
В кабинет без стука вошел грузный рабочий с недовольным лицом, он был в спецовке с засученными рукавами, замасленном синем берете, из кармана длинным синим фитилем свисала ветошь.
— Видел? — коротко спросил начальник.
Сорокин кивнул и уставился на Вику. Вадима он в упор не видел. У рабочих станций технического обслуживания давно сложилось к своим многочисленным клиентам этакое снисходительно- покровительственное отношение. Возможно, примешивалась и доля презрения, но его тщательно скрывали, потому что от этих самых клиентов нескончаемым ручейком текли в карманы автослесарей рубли, трешки, пятерки за те самые услуги, которые они обязаны выполнять бесплатно. Услуги услугами, рассуждали автолюбители, а доброе и внимательное отношение мастера к твоему автомобилю нужно чем-то подогревать. И «подогревали» деньгами. Чумазые слесари равнодушно совали во вместительные карманы спецовок деньги и даже не удосуживались поблагодарить — это просто стало нормой. Швейцар в ресторане и тот поклонится, получив чаевые, а слесарь и ухом не поведет.
У Саши Сорокина тоже оттопыривался карман, наверное, к концу смены в нем много наберется смятых рублей, трешек, пятерок…
— Где это вас так угораздило? — безошибочно признав в Вадиме владельца машины, соизволил Саша взглянуть на него.
Казаков коротко рассказал.
— И что же, ни одного свидетеля не нашлось? — тоном следователя задавал вопросы кузовщик.
— Сашок, нужно быстро выправить багажник, бампер поставим новый, понимаешь, товарищ уезжает в заграничную командировку на машине… — голубем заворковал Бобриков. — Не можем ведь мы ударить в грязь, лицом перед Европой? Кстати, товарищ — журналист. Выполнишь хорошо работу — напишет о тебе в «Вечерку».
— Сегодня у нас что? — пристально глядя на начальника, медлил Саша, будто спрашивая взглядом: соглашаться или еще потянуть кота за хвост? — Вторник? К субботе постараюсь…
— Уж постарайся, Сорокин, — мурлыкал начальник. — У тебя ведь золотые руки. Кто лучше тебя сделает?
— Руки-то у меня одни, а машин — фь-ют! — присвистнул тот. — Одно дело шприцем в масленки тыкать, другое — выпрямлять и красить железо, да так, чтобы комар носа не подточил… Я скоро оглохну, товарищ начальник! Переведите меня на линию смазки и мелкого ремонта.
— Ты у меня лучший на станции кузовщик! — сказал Бобриков. — А делать техобслуживание сможет любой.
— Они вдвое больше меня монет заколачивают, — пожаловался кузовщик.
— Ключи? — быстро взглянул на Вадима Михаил Ильич.
Казаков послушно протянул Саше ключи от машины. Тот подбросил их на ладони, выразительно посмотрел Казакову в глаза и как-то боком вышел из кабинета.
— Сделает, — улыбнулся Бобриков. — Вот так приходится каждый раз расстилаться перед ним… Как же, лучший наш кузовщик! — Он повернулся к Савицкой: — Вечером я заеду к вам. В семь пятнадцать, ладно? Вася будет дома?
Во время их беседы в кабинет несколько раз заглядывали, но тут же прикрывали дверь. Михаил Ильич с кресла переместился на край стола, одна короткая нога его в модном, на толстой подошве и высоком каблуке, полуботинке нервно подрыгивала.
— Я скажу, чтобы Попков тебе позвонил, — ответила Вика и поднялась с дивана, оставив после себя округлую ямку. Вадим удивился: почему она мужа назвала по фамилии?
Михаил Ильич пружинисто спрыгнул со стола, он был ниже Казакова на полголовы, даже туфли на высоком каблуке не прибавили ему роста.
— Значит, ты тоже стал автомобилистом? — добродушно улыбнулся он Вадиму. — Не завидую я тебе… Тяжкая доля — в наш просвещенный век иметь личный транспорт! — Он притворно вздохнул. — Машины продают и продают, а станций технического обслуживания не хватает. Конечно, строят, скоро еще три вступят в строй, но ведь это для такого города, как Ленинград, капля в море!
— Надеюсь, ты возьмешь под свое высокое покровительство Вадима, великий человек? — произнесла Вика.
В серых глазах Бобрикова что-то мелькнуло, будто компьютер в его голове щелкнул и выкинул
