Тот светловолосый следователь, что сегодня утром приезжал на причал под иллюзией, и катерщик. Без маскировки они оба оказались бледнокожими сереброглазыми и беловолосыми, и от того похожими друг на друга как братья, нелюдями. Русалы. Они тихо переругивались с не менее бледными, только темноволосыми и красноглазыми мрачными парнями, щеголяющими в черной коже. И не жарко им?
Еще одна условно знакомая персона, Валент Ирни, он же Валентин Иванович, чуть ссутулившись, сидел за дальним столиком в окружении троих насупившихся собеседников, перебрасывающихся резкими фразами. Его руки спокойно лежали поверх бумаг, разложенных на столе. На одном из пальцев красовалось кольцо с крупным голубым карбункулом. Полуприкрыв бледно-голубые глаза, он цепко озирал помещение. Застывшая холодная усмешка придавала главе местного Конклава весьма зловещий вид. И отчего, непонятно. Обычный сирин, пусть и Высший.
Вот он мимолетно глянул на меня, и ощущение пробежавшего по хребту холодка от его спокойного, выжидающего любопытства заставило передернуться. Похоже, не очень-то он переживает по поводу убийств. Скорее просто выполняет свой долг.
И ведь есть в нем что-то… эдакое! Наверное, волшебный голос, или с ног сшибающее обаяние.
Это я так ерничаю, чтобы под воздействие молчаливой песни целой компании раздраженных и даже злых сирин не попасть.
Вон троица Карающих, как пришибленные сидят напротив меня, рядом со стойкой и, злобно зыркая исподлобья на всех подряд, потягивают что-то едко-зеленое из стаканов. Посохи и мантии аккуратно сложены в противоположном конце веранды, а рубашки медовых покрыты шикарными сизыми разводами. Проходящая мимо полукровка-официантка их демонстративно проигнорировала. Похоже, не дали магам побаловаться полномочиями, а они возмутились, за что и получили. Открытый Конклав, однако…
Незнакомки и незнакомцы сновали с бумагами, разговаривали, создавая своими действиями ровный деловой фон. Кто-то, кажется, молоденький Пьющий кровь, черноглазый и бледный до зеленцы, рассматривал плывущие в воздухе картинки. Неразборчивое кровавое месиво его не особенно вдохновило и он, залпом выпив подсунутый ему под руку бокал, полный дымящейся коричневой жидкости, закашлялся. Рубашка сирина напротив оказалась тут же забрызгана. Тот раздраженно зашипел, усаживая сомлевшего вампирчика в угол:
– Не умеешь пить, не берись…
А за перилами веранды сгущалась тьма, затянутые полупрозрачной пеленой проемы казались окнами в какой-то другой, призрачный, куда более приятный и ласковый, чем на само деле, мир. Впрочем, так и было, здесь и сейчас не существовало ничего кроме веранды, огороженной иллюзорными чарами.
Я хмыкнула.
Да где же этот Карающий? Медленно перебирая пальцами по бедру, приподняла подол, вынула из ножен клинок и принялась методично мучить столешницу.
Мое терпение далеко не безгранично. И Сев, возможно, окажется первой жертвой его окончания. У меня, в конце, концов, есть планы. Насчет этой девушки, сестры погибшей… Нет, ну кто это еще может быть? Так похожа…
Где. Этот. Чертов. Сев?
Я же его предупредила!
Ведь на данный момент я не представлена Конклаву, пусть и открытому. А представление о минимальных правилах приличия имею, как ни странно. И потому не могу просто подойти к сидящим в отдалении главам Анклавов и Высшему Сирину города и начать разговор. В столице, чтобы принять участие в Охоте или Конклаве надо иметь поручительство по крайней мере четырех Глав независимых семей или родов. Здесь же хватит просто слова знакомого.
Вот только где это знакомый?
Тонкое лезвие выводило на досках руническую надпись. Пожелание всем божественным сущностям, насылающим вещие сны, провалиться в православную преисподнюю выходило вполне грамотным. Уж в простейшей рунописи меня Павел натаскал.
Хищно оглядев присутствующих, хмыкнула. Как суетятся-то! А вообще, странно. Ничуть не похоже это сборище на чинные собрания в шикарных подземельях столицы. Провинциальный налет искренности так и не был испорчен высокомерным снобизмом сильнейших здешних нелюдей. Важности и самомнения им было не занимать, достаточно глянуть на Ирни, но он оставлял другим право быть самими собой и не следовать строгим канонам поведения. И открытый Конклав больше напоминал следственную комиссию в сумасшедшем доме.
Поймав краем глаза движение на входе, плавно встала, перехватывая нож лезвием к запястью. Два шага, и я подхватила под руку целеустремленно пробирающегося к сирин низкорослого Крадущегося. Склонившись к мохнатому островерхому уху, прошептала:
– Приветствую вас, Всеволод Аскольдович, – и кончик моего ножа уткнулся в бок нелюдя, прорывая светлый кашемировый пиджак.
– О, приветствую, Елена, – он обернулся, перехватывая поудобнее какую-то коробку, перевязанную жесткой веревкой, сверкнул темными глазами из-под густых бровей и расплылся в кривой деланной улыбке. Мелкие острые зубки, мелькнувшие между тонких губ, придали ей угрожающий оттенок. Трупоед… Моя улыбка, во все четыре клыка, была куда как веселее и энергичнее.
Не замедляя шага, мы чинно прошествовали к столу, за которым сидел Глава. Крадущийся, чуть морщась, с глухим звуком шмякнул на бумаги сверток. Валент Ирни подтянул его ближе, тонкие пальцы принялись выстукивать на хрусткой бумаге затейливый ритм. Четверо сидящих рядом сирин обратили на нас самое пристальное внимание. Под их взглядами, сдирающими маскировку вместе с кожей, почувствовала себя отвратно слабой и глупой девчонкой, но выразительно прищурилась, чуть кольнув Сева в бок.
– Па-азвольте представить вам, господа… – хрипло рявкнул он.
– Да?
– Елена Волкова, Одинокая Охотница. Я за нее ручаюсь.
– Приветствую вас, господа, – поклонившись, оперлась руками о стол. Нож лег рядом, промяв бумаги. Теперь надо сказать… Выдохнула, и, ловя кураж, продолжила. – Позвольте заметить, что тут слишком мало народа для полноценного Конклава, но слишком много для секретного собрания.
– Это было раньше, – спокойно ответил тот, которого я знала как Валента Ирни. – Чем обязаны?
Выдержанный, сильный. И глупые провокации молодой полукровки не поколеблют его настроения. И так мрачного донельзя.
– О, тут все просто, – серьезно ответила я, – не смогла остаться в стороне. Судьба и Зов высказались вполне ясно, и обязали принять участие в событиях, которые грядут…
– Хм, и отчего вы так откровенны?
– Что в этом странного? Честность иногда – лучшая политика.
И придержала за рукав Крадущегося, намеревавшегося тихо исчезнуть. Он замер, отступив на шаг.
– Мы еще не закончили…
– Но не тогда, когда теряется выгода, – продолжил Валент Ирни, не обратив внимания на мои манипуляции. – Зачем ссылаться на Судьбу и Зов, не приемлющие корыстных расчетов, если можно получить что-то взамен?
– А кто сказал, что я ничего не получу? Позвольте мне самой рассчитать собственную выгоду. Но не в ущерб вашей, – мотнув головой, успокоила прислушивающихся, но не вступающих в разговор мужчин. – Нематериальное порой куда предпочтительнее, к тому же… я же сказала, причем честно, – повторила с особым нажимом, – Судьба и Зов. О таких вещах не врут.
Черноволосый, похожий на тонкое, обоюдоострое лезвие сирин поднял голову, оторвавшись от изучения какой-то сложной диаграммы:
– И чем нам может пригодиться ваша честность, Охотница?
– Да, – поддержал того светловолосый, чья спускающаяся почти до талии грива заметно отливала рыжиной, – чем ты можешь нам помочь, полукровка?
И тут снисходительность. Хорошо хоть лишенное пренебрежительного презрения.
– Не так давно мною подавился один демон, так что… – нож взмыл в воздух и закружился между пальцев, сливаясь в серебристо-серую восьмерку. – По праву единственного в городе Одинокого Охотника
