предвоенные годы и в ходе Великой войны, так и для определения того выдающегося места, которое по праву занимает сейчас наша Родина в мировом сообществе.
Хотя вагоны были из высшего разряда, а литерные поезда преодолевали расстояние от Артура до столицы 'всего' за 12 суток против 16-ти обычного курьерского, но к прибытию в конечный пункт назначения доктор Банщиков чувствовал себя немногим лучше, чем после суточного похода на катере – слишком уж изматывающее-долгим было это 'тудух-тудух'. С 'артурским' поездом он расстался на берегу Байкала, через который переправлялся на уже сутки поджидавшей 'лейб-медика его Высокопревосходительства Наместника дохтура Банщикова' санной тройке фельдегерской службы, и, пожалуй этот отрезок пути оставил в душе Вадима самый неизгладимый отпечаток. Даже зимой Царь-озеро и его берега были потрясающе красивы! Не влюбиться в этот край с первого взгляда было просто невозможно. И все было бы прекрасно, если б не общая тупость эскортировавшего его офицера, на роль собеседника, увы, никак не подходившего…
На встречу по льду, по проторенному зимнику, маршировали колонны солдат, на санях везли орудия с передками, двигались обозы. Затем был маленький иркутский вокзальчик, подъездные пути забитые армейскими эшелонами, и вновь литерный, до Санкт-Петербурга. Главным событием на этом этапе путешествия стало описанное выше сорокаминутное общение с вице-адмиралом Макаровым, стоившее по потерям нервных клеток всей остальной дороги от Шанхая до столицы Российской Империи…
Питерское утро встретило бодрящим морозцем, с темного, почти ночного неба сеял мелкий колючий снежок. Стряхнув с себя остатки дремоты, и подхватив саквояж с нехитрым багажом, Вадик ступил на землю, по которой ходил последний раз с собутыльниками студентами сто шесть лет тому… вперед. Он планировал для начала взять извозчика, и развезя пакеты Макарова, снять номер в какой-нибудь гостиннице с видом на Неву и отоспаться. Однако прямо на перроне его поджидал офицер свиты Его Императорского Величества в форме морского лейтенанта с аксельбантом на плече. Очевидно 'сработали' телеграммы, посланные им с дороги, хотя фонтан мистицизма и цитат из дневников раз за разом всё более истощался – нельзя же всё время тянуть одну и ту же песню.
Как выяснилось, телеграммы слал не он один. Получив известие от лейтенанта Бока, флигель-адъютант императора граф Гейден решил лично встретить Банщикова несмотря на ранний час. Делать нечего – вместа сна – с места в карьер, вместо прихваченного в Артуре и порядком помявшегося за дорогу цивильного костюма пришлось остаться в 'варяжской' форме. Но, пожалуй это и к лучшему, при первом знакомстве лучше выглядеть честным служакой, чем заурядным обывателем.
От Московского вокзала до Зимнего долетели за минуты, пусть и на конной тяге. Гейден, прочитав за это время личное письмо от Бока, непринужденно перешел в разговоре с Банщиковым почти на дружеский тон, уговорившись через день-два обязательно посидеть вдвоем и обсудить происходящее на Дальнем Востоке более подробно. По прибытии, позаботившись о том, чтобы гостя немедлено покормили и напоили чаем с дороги, флигель-адъютант Императора умчался по своим дедам. Оставалось сидеть и ждать. Когда-нибудь венценосец выкроит время между семейными завтраками, обедами, фамильными сплетнями, прогулками, вклеиванием в альбом фотографий и докладами министров…
'Когда-нибудь' случилось часов через семь, при свете закатных лучей короткого зимнего дня. До этого дважды забегал Гейден, извиняясь, что придется еще чуть-чуть подождать, и по его распоряжению покормили прекрасным обедом, что тоже было неплохо. Вадик сумел за это время окончательно успокоиться и собраться с мыслями. Но вот, наконец, за ним пришли…
После рапорта о бое, вручения личного послания Алексеева и выражения готовности отдать жизнь за Россию и царя еще не один раз (от такого прямо скажем смелого заявления глаза Николая несколько округлились, да и сам факт того, что наместник доверил этому молодому человеку личное письмо к царю, вызвал у Николая Александровича некое недоумение и интерес), венценосец наконец стал вникать в то, что именно ему говорит этот доктор с героического крейсера. Похоже, что процедура вручения Георгия 4-й степени, требующая от него не более чем заученной рутинной улыбки и стандартных фраз, начинала становиться чем-то более интересным.
Для затравки Вадиму пришлось повторить значительную часть 'мистического эпоса', содержавшегося в телеграммах. Потом Вадик вытащил первый конверт, заготовленный еще на 'Варяге'.
– Ваше Величество, вы, наверное, помните, в тех телеграммах, что я вам отсылал из Шанхая, были указаны даты гибели 'Енисея' и 'Боярина'?
– Да что-то там было про это, и еще что-то непонятное про охоту на зайцев…
– Гм… А можно сейчас найти те телеграммы?
– Боюсь, что нет, а зачем?
– Вы случайно не обратили внимания, что о гибели 'Боярина' я вам написал ДО того, как он погиб? И уж точно ДО того, как информация о его гибели дошла до Шанхая?
– Нет, не обратил… Да и не уверен, что я в тот же именно день ваши телеграммы прочитал, – рассеяно пробормотал самодержец всея Руси, – Но как такое вообще возможно?
– Теперь, если позволите, про зайцев… Вот в этом конверте содержится некий текст, который был написан еще на 'Варяге'. Конверт запечатан корабельной печатью, а сверху еще и консулом в Шанхае. Так что очевидно, что он не открывался с 28 января… Вечером, будьте любезны, Ваше Величество, найдите время и сравните то, что там написано, с вашими личными дневниками за тот же день и за первое февраля. Если вам это покажется интересным, то я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Я планирую остановится в 'Национале'…
Вторая встреча состоялась на следующий день, и судя по тому, что посыльный из Зимнего прибыл уже в десять утра, а в приемной на этот раз ждать не пришлось не минуты, царь наживку заглотил по самые гланды… Встреча началась с того, что пришлось попросить государя удалить из кабинета всех. И когда последнее было выполненно заинтригованным монархом, Вадик упав на колено выдал заранее заготовленую фразу:
– Разрешите первым поздравить Ваше Величество с долгожданным наследником!
Опешивший Николай потянулся было рукой к звонку, но на пол пути замер как пораженный током.
– А с чего вы взяли, что…
– Ваше величество, то недомогание, что мучило Государыню императрицу в поледние несколько недель, вызвано началом беремености. Она вам еще не сообщила?
– Нет… Но позвольте, если даже я об этом не знаю, то откуда вы, на Дальнем Востоке? И с дневниками, ведь слово в слово! Но это решительно невозможно! Вы иллюзионист или… провидец? Ведь это же чудеса какие-то…
– Никаких чудес или фокусов. Все куда прозаичней. Но много серьезнее. Видите ли, Николай Александрович…
Царь, поняв, что вместо 'Величества' или 'Государя' ЕГО назвали просто по имени-отчеству даже приоткрыл рот…
– Я не только колежский советник Михаил Банщиков, младший врач с 'Варяга'. Я еще и Вадим Перекошин, 1988 года рождения, студент пятого курса Московского медицинского института. Поэтму я знаю многие вещи, которые пока еще не произошли. Поэтому я знаю, что у вас не только будет наследник, у нас его назвали Алексеем, но и когда он родится, чем будет болеть и как долго проживет. А так же – что именно надо сделать, чтобы он прожил подольше, чем ему было отпущено Богом в моем мире. И дневники Ваши я читал потому, что они были изданы отдельной книгой в конце 90-х годов этого века…
– Но как вы можете быть и собой, и кем то еще? Вы сами часом не больны, любезный Михаил Лаврентьевич?
– Нет, Ваше Величество, часом не болен, – усмехнулся старой шутке Вадик, пытаясь хоть немного унять нервную дрожь, – а как получилось… Мой отец, весьма крупный ученный, ставил эксперимент по переносу человеческого сознания в пространстве и времени. В результате на борту 'Варяга' оказался я и еще пара человек из совсем другого времени. Из мира, который, наверное, тут уже не возникнет. Ибо в том, нашем мире 'Варягу' прорваться не удалось, так он на дне Чемульпо и остался…
Но давайте для начала о главном – о наследнике… В моем мире Вы его назвали Алексеем…
После чего, дав небольшую передышку обрадованному (все же наследника он ожидал более десяти
