— Я собиралась вызвать такси, — ответила Иллария, колеблясь. — Поздновато для визитов…
— Не поздно. Иди, звони. А потом поужинаем. Где он живет?
— У него свой дом в пригороде, у меня в сумке адрес…
— Дай мне честное слово, что ты не встречаешься с Речицким, — сказал Кирилл уже в машине. — Имей в виду, если узнаю…
— Не надоело? — спросила она резко. — Сколько можно?
Кирилл не ответил, пристально глядя на дорогу.
«Оказывается, Рыжий Лис ревнив, — думала Иллария. — Ревнив до такой степени, что сходит с ума… Кто бы мог подумать? Вечно зубоскалит, прыгает мячиком, а сам… надо же! Неужели он так влюблен?» Кирилл напугал ее своей неожиданной вспышкой. А как же ее независимость? Если он будет требовать отчета за каждый шаг… И откуда он знает о… Какого черта? Он что, детектива нанял? Она взглянула на Кирилла…
— Извини, — он, словно подслушав ее мысли, повернул голову, взял ее руку, прижался горячими губами. Иллария отстраненно отметила, что ничего не почувствовала — не было жаркой волны от макушки до колен. — Я больше не буду. Не сердись. Не сердишься?
— Смотри на дорогу, — сказала она ворчливо. — Кажется, мы приехали. Смотри, какой домина! Целый замок!
— Кстати, у тебя что-то с мотором, — сообщил Кирилл. — Стучит. Я всегда считал, что женщина и автомобиль вещи несовместимые. Завтра заедешь на станцию техобслуживания, скажешь менеджеру, что от меня. Есть там такой жулик, Стас. Поняла?
Она, не ответив, выбралась из машины и бросила:
— Подожди меня, я недолго! — Пошла к калитке в высоком кирпичном заборе. Нажала кнопку домофона.
— Капитан не придет, — сообщил философ Алексеев своему другу Савелию Зотову. — У него неприятности по службе. Скончался Одноглазый. Не то сам, не то помогли. Я думаю, у покойного было много врагов. Его вполне могли убрать как соучастника или свидетеля. — Он помолчал, вздохнул. — Знаешь, Савелий, Одноглазый — это целая эпоха. Зубр! Мамонт! И возраст почтенный, не то семьдесят, не то восемьдесят. Всю жизнь на нервах. Уходит старое поколение…
— Ты думаешь, это… Антиквар? — спросил Савелий. — Убил?
— Я бы не удивился, — кивнул Федор. — Одноглазый был хорошим ювелиром и опытнейшим оценщиком. Его грабили четыре раза, насколько я знаю. Сидел дважды. Остальные против него — мелочь пузатая. Он консультировал не только нашего Николая, как ты понимаешь, и вполне мог пересекаться с Антикваром. На каком-то этапе необходимо избавляться от соучастников.
— У него действительно был один глаз?
— У него было два глаза. А кличку «Одноглазый» ему припаяли из-за привычки щурить левый. Видимо, это профессиональное.
Друзья зашли на минутку в «Тутси». Федор уговорил Савелия составить ему компанию. Ему хотелось еще раз увидеть девушку, которая пела про рыцаря. Савелию он в этом, разумеется, не признался. Но девушки не было. Они сидели уже около часа. Федор посматривал на подиум, ожидая, что она появится.
Савелий прочитал на своем веку сотни дамских романов и был уверен, что, несмотря на оторванность от жизни, эти романы несут в себе известное рациональное зерно в смысле создания поведенческих стереотипов как прекрасного пола, так и сильного. Проследив в очередной раз взгляд Федора на подиум, Савелий сказал:
— Давай спросим у Митрича. Или у Славика. Может, она выступает не каждый день…
— Ты думаешь? — слегка смутился Федор, не ожидавший такой прыти от приятеля.
— Хочешь, я спрошу? — великодушно предложил Зотов.
— Я сам.
— Красивая девушка. И голос… за душу берет. А тебе, Федя, давно пора подумать о создании семьи. Всему свое время… Смотри, упустишь…
— Время собирать и время разбрасывать камни, — перебил друга Федор. — Ну почему при виде холостяка у всех чешутся руки пристроить его? Это что, вселенский заговор такой? Я свободен, Савелий. Философ должен быть свободным. Ты посмотри вокруг. Что ты видишь? Много счастливых семей? Ты и Зося — исключение, — поспешно добавил он, видя, что Зотов хочет возразить. — Таких, как твоя Зося, больше нет. И я никогда не прощу тебе, Савелий, что ты увел ее у меня. Может, именно поэтому…
— Но ведь ты же не собирался… — пробормотал Зотов, почувствовав угрызения совести.
— А может, и собирался! Но я тебя простил, Савелий. Эта девушка чем-то похожа на Зосю, правда?
Савелий не находил, что певица похожа на его жену, но кивнул, соглашаясь. Сходство необязательно внешнее. Бывает сходство и внутреннее. Так Федя ее видит…
Глава 24
Мученики любви
На следующий день Игорь не позвонил. И через два дня тоже не позвонил. Я не знала, что и думать. Все валилось у меня из рук.
Бедный Йоханн привидением слонялся по коридорам редакции. Забегал ко мне раз по десять на дню. Мама Ира никак не реагировала на его приглашения — похоже, короткое счастье главреда приказало долго жить. Я ничем не могла ему помочь. Я и сама не понимала, что происходит. Мама Ира нервничала, не выходила из дома. Миша, наоборот, появлялся поздно. Вваливался в прихожую, она бросалась ему навстречу. Я не слышала, о чем они говорили. Они засиживались на кухне допоздна. Миша ел, Ира подкладывала ему в тарелку.
Игорь занимал все мои мысли. Иногда я оглядывалась на улице — мне казалось, в толпе мелькнуло его лицо. Теперь я знала, как он выглядит. Или мне казалось, что знаю. Бледный, худой, с пронзительными серыми глазами… Его лицо чудилось мне везде, а однажды приснилось. Он стоял у нашей проходной, ждал меня. Я увидела его первая. Он скользил взглядом по выходящим людям, и на лице его было написано отчаяние. «Я здесь!» — хотела закричать я, но из горла не вырвалось ни звука. Он ничего не видел, смотрел сквозь меня. Я пыталась остановиться, но человеческий поток нес меня мимо Игоря, а он скользил взглядом, не видя… Меня уносило все дальше, я оборачивалась, тянула к нему руки… А потом он исчез, и я проснулась. Сердце колотилось, спина была влажная, в сердце — тоска и страх…
Мы гуляли с Катькой во дворе. Она делала свои первые шаги, я придерживала ее за воротничок курточки. Баба Капа сладко пела, завидев нас: «Гуляешь с сестричкой, Лизочка? Как она выросла! И похожа на тебя». Катьке разрешалось погладить кота Митяя. «К-ко!» — говорила Катька, радуясь. Баба Капа и кот выступали с одним и тем же цирковым номером. «А ну, покажи, как Митяйчик любит сметанку!» — говорила старуха. И здоровенный рыжий котище принимался вылизывать шерстку на груди. Катька громко смеялась, показывала пальчиком — «к-ко»!
Картины Игоря стояли в моей комнате, прислоненные к стене. Я не унесла их домой, мне не хотелось отвечать на вопросы Иры. Почему? Не знаю. Это было только мое, и я не собиралась делиться ни с кем. Несчастная русалка все плакала, сигарета дымилась в тонких пальцах. Сероглазый монах все смотрел, словно хотел сказать что-то. Хрупкий карточный домик вокруг меня рассыпался в одночасье…
Я перечитывала письма моих девушек по несколько раз подряд, отделывалась дежурными фразами, которым недоставало блеска и оптимизма. Смысл моих ответов сводился к тому, что от коварства судьбы, подлости и предательства друзей и любимых никто не застрахован. Так было, так есть и так будет. Ничего не поделаешь. И рецепт тут один: перестань реветь, вытри нос и выше подбородок — на удачу, как учит
