окажется в ее постели!
Дом вздрогнула. Ее колотило все сильнее. «Де Немюр женат! Он хочет развода! И станет любовником Бланш, чтобы получить его!..» Почему, почему ей так горько? Так невыносимо горько?
— А, вот вы где, сеньор Очо! — вдруг раздался голос Инес де Луна, и первая дама ее величества появилась перед ними. Она бросила подозрительный взор на Доминик и перешла на испанский:
— Сегодня в полночь у королевы будет важный посетитель. Вы встретите его в Розовой комнате — и проводите к ней. Вам все понятно?
— Конечно, герцогиня, — невозмутимо ответил карлик. Когда Инес удалилась, он торжествующе повернулся к Дом:
— Ну что? Разве я был не прав? «Важный посетитель»… Вы не догадываетесь, кто это может быть?
— Ах, сеньор Очо! Ну сделайте хоть что-нибудь… Мне кажется, я этого просто не вынесу! — вскричала, стискивая в отчаянии руки, девушка.
— Я постараюсь. Для вас, сеньорита, Очоаньос пойдет на многое, клянусь Святым Иаковом! И, если речь идет об «одном разе» — можно что-нибудь придумать. Я уже когда-то спас герцогу жизнь, хоть он об этом и не знает, — теперь настала пора спасти его честь. Не волнуйтесь! — И карлик, подмигнув Доминик, выскользнул из залы.
7. Де Немюр и Очо
С одиннадцатым ударом колокола на звоннице собора Нотр-Дам герцог де Немюр вошел в Розовую комнату. Отступать было поздно… и нелепо было оттягивать миг собственного позора.
Прекрасно зная Бланш, Робер не выезжал из королевского дворца, ожидая от королевы своего приговора. И получил его ровно через час после того, как вернулся в свои покои. Королева также была немногословна: «Voy a cumplir mi promesa. A medianoche en la habitacion Rosa.» (Я сдержу слово. В полночь в Розовой комнате). Герцог усмехнулся, читая ее записку. Вот, наконец, мечта Бланш и исполнится! Сколько долгих лет… сколько пережитых страданий и унижений… И вот он сдался!
«Чтобы получить свободу, — напомнил он себе. — Чтобы добиться развода. Уехать из Франции навсегда. Жениться на порядочной честной девушке. Создать семью, завести детей… И забыть, забыть навеки о Доминик де Руссильон!»
Сегодня в зале он видел ее. Рауля с нею рядом не было. Она смотрела на него странным взглядом. В ее глазах был испуг; — неудивительно — он и сам пугался эти два дня своего отражения в зеркале, — и что-то еще… Де Немюр не понял, что. Жалость? Да, наверное. Он внушает ей жалость. А что еще он может внушать, он, конченый человек, собирающийся стать любовником королевы?
…Когда закончился пароксизм отчаяния, там, на столь памятной ему поляне с папоротниками, Робер вернулся в свой замок почти в невменяемом состоянии. С гнедого де Немюра сняли полуживым; и лишь неусыпной заботой врача Леклера удалось избежать надвигающейся на ослабевшего и ко всему безразличного больного лихорадки. Весь следующий день герцог провел в постели. Он почти ничего не ел, спал лишь урывками и просыпался от терзавших его кошмаров… и вот тогда-то в его воспаленном мозгу родилась мысль о том, как может он избавиться от всего — от своей жены-монашки, от похоти королевы — и, наконец, от чар рыжеволосой колдуньи, приворожившей его.
Одна ночь с Бланш — всего один раз — и он может получить всё то, к чему так стремится. К черту соображения рыцарской чести, к дьяволу мораль и долг! Робер получит свободу — и уедет так далеко, что ничто и никогда не напомнит ему о пережитом в постели с кузиной унижении, о своём нелепом браке… и, в первую очередь, — о прекрасной развращенной сучке, тающей в его объятиях и сводящей его с ума.
…Герцог приказал приготовить себе ванну; его побрили — не колоть же щетиной нежную кожу ее величества! Оделся он сам, тщательно и не торопясь, со странным ощущением, как будто его приговорили к прилюдной казни на эшафоте, и ему хочется своим элегантным и прекрасно сшитым костюмом поразить и собравшихся зевак, и даже самих палачей.
Он надел белоснежную камизу из тончайшего батиста, сверху — черный бархатный колет с пуговицами из вставленных в золото ограненных аметистов, черные, тоже бархатные, шоссы и мягкие туфли с золотыми пряжками. Подумав, повесил все же на бедра золотую цепь с кинжалом, в рукояти которого также сиял огромный аметист.
Посмотрев на себя в большое венецианское зеркало, Робер удовлетворенно кивнул головой. Бланш будет довольна его видом. Он, конечно, был очень бледен, и круги под глазами стали еще больше, — но все же в зеркале отражался еще молодой и очень привлекательный мужчина, высокий, черноволосый, сероглазый. Золотая цепь на бедрах выгодно подчеркивала его тонкую талию и широкие плечи.
В десять вечера герцог был готов. У него мелькнула на редкость соблазнительная мысль — приказать принести из погребов пару бутылок вина. Но он тут же подавил в себе ее. Прийти к королеве навеселе… Конечно, Бланш этого заслуживает! Но нет, сегодня ночью он должен быть только на высоте — иначе развода не получит.
И вот, не ожидая полуночи, он отправился в Розовую комнату. В залах и коридорах королевского дворца царили полутьма и тишина. Де Немюр ступал бесшумно в своих мягких туфлях без каблуков. Он не взял с собой свечу, но все его чувства были обострены до предела, и он видел, как кошка, в темноте.
Герцог благополучно миновал несколько караульных постов и, наконец, оказался в зале для приемов. Подойдя к двери Розовой комнаты, он потянул ручку, — как он и ожидал, дверь была незаперта, и Робер вошел.
В абсолютно темной комнате кто-то был. Де Немюр услышал чье-то дыхание впереди, у окна. Там, за портьерой… Робер подошел к окну, на всякий случай взявшись за рукоять кинжала, — и быстрым движением раздернул портьеру. На подоконнике мирно дремал карлик королевы. Рядом стояла початая бутыль с вином и кубком и валялось несколько виноградных веточек.
Очо вздрогнул и проснулся.
— А… Монсеньор, это вы? — спросил он, разглядев при свете почти полной луны за окном лицо де Немюра и сладко потягиваясь. — Неужели уже полночь?
— Еще нет, сеньор Очо. Я полагаю, что вы ждете меня?
— Именно, ваша светлость. Но, мне кажется все же, что только что било одиннадцать раз. Вы пришли слишком рано. Такая поспешность к лицу нетерпеливому юноше, но не опытному мужу.
Герцог зло усмехнулся:
— Не думаю, что мне будут не рады, если я явлюсь чуть раньше.
— В том то и дело, что ее величество будет отнюдь не в восторге! Я, видите ли, сегодня днем, случайно, обнаружил у исповедника королевы, падре Алонзо де Кордова, весьма занимательную книгу, повествующую о житии святых великомучениц. Я сам зачитался, клянусь честью! И решил, что ваша дорогая кузина тоже должна ознакомиться с этой дивной книгой. Уходя от королевы час назад, когда Бланш принимала ванну, я положил свою драгоценную находку в изголовье кровати ее величества. Уверен — Бланш уже нашла ее и погрузилась в чтение. И вдруг — так некстати! — вы, монсеньор. А какие плотские утехи сравнятся с подобным чтением!.. Ставлю сто золотых — да что там, все двести! — что королева глотает страницу за страницей и будет совсем не рада вашему приходу. А может случиться и так, что, проникшись деяниями и подвигами святых, ее величество и вовсе не захочет принять вас, а погрузится в молитвы и благочестивые размышления. Так что подождите здесь хотя бы полчаса, пока она не дочитает до конца. Сейчас я зажгу свечи, и мы с вами поболтаем, чтобы скоротать время.
Герцог вполуха слушал болтовню карлика. Он даже не улыбнулся истории уродца.
«Дело плохо, — решил про себя Очо. — У него пропало даже чувство юмора. Не дай Бог — заупрямится и прикажет вести его к Бланш.» Он соскочил с подоконника, поднял с пола канделябр, высек огонь и зажег три свечи. Комната осветилась.
— Присядьте сюда, в кресло, — сказал уродец, показывая на то самое кресло, из-за которого Рауль смотрел на обнаженную Доминик.
Де Немюр заколебался, но все же сел. «Ну, хвала Всевышнему!» — с облегчением вздохнул Очо. Сам
