злобы. Но дышать сразу стало легче.
— Еще туше! — опять крикнул Орсини.
Дом не могла все-таки понять игру де Немюра. К чему он говорит все это? Хочет вывести ее из себя? Но она и так на грани слепого бешенства! Разгадал ли он ее маскарад? Или принимает ее за пажа Рауля? Ненавистный, трижды проклятый негодяй!
Но гадать ей пришлось недолго.
— Неужели вы все-таки любите Рауля? — вдруг сказал он, все так же на окситанском. — Я в это не верю…
Меч Доминик опять отклонился в сторону, так задрожала ее рука. Он все-таки разгадал ее!.. И герцог опять уколол ее — на этот раз в левое плечо.
— Еще туше! Уже три в пользу герцога де Немюра! — крикнул итальянец.
— За что вы полюбили его? — говорил герцог. — Я не могу этого понять. Мне кажется иногда, что вы СПЕЦИАЛЬНО поехали в Париж, чтобы разыскать его, именно его. Но почему? ЧТО он значит для вас? Как можно полюбить человека вот так, не зная его? Не представляя его сущность? Да, он красив, богат, знатен… Но вы не из тех женщин, кого можно пленить знатностью или богатством. А что есть красота? За нею часто прячется ничтожная, пустая душонка. Странно! Когда мы ехали с вами по дороге, и я изображал Мишеля де Круа… В один момент мне показалось… Вы бросили на меня ТАКОЙ взгляд! О, если бы вы еще хоть раз подарили меня таким взглядом, — я бы отдал за него все сокровища мира!
У Дом потемнело в глазах. Как смеет этот зверь, насильник, монстр так разговаривать с ней? Смеет сравнивать себя с Раулем? Да еще вспомнил тот случай на дороге… Она с воплем ринулась на него. И снова получила укол — в бедро.
— Четвертое туше! Еще одно — и победа ваша, монсеньор!..
Они находились уже в самом дальнем углу залы. Доминик уже полностью выдохлась, рука почти онемела. Похоже, поединок проигран. К чертям собачьим! Лишь бы больше не видеть так близко его лицо… Его светлые глаза… Не слышать его спокойного и даже какого-то печального голоса…
Она почти всхлипнула — и нанесла, наверное, последний удар. И вдруг с изумлением почувствовала, что он попал в цель. Ее меч ударил, правда, плашмя, по пальцам левой руки герцога, и он выпустил свой клинок, который, зазвенев, упал к ее ногам.
Орсини удивленно вскрикнул. Все ахнули. Юный король, забыв о своем высоком звании, вскочил со стула и подбежал к противникам.
— Клинок герцога де Немюра выбит… Победа господина де Гриссака, — пробормотал итальянец.
Дом в изумлении подняла глаза на герцога. Он уступил нарочно… или ей повезло? Но лицо его было непроницаемо. Он тоже смотрел ей прямо в глаза.
— Я проиграл, — промолвил он, потирая ушибленные пальцы. Потом резко повернулся и отошел к королю. Людовик укоризненно глядел на него.
— Простите, ваше величество, — сказал де Немюр, — сегодня вы зря поставили на меня.
— Вы, мне кажется, нарочно проиграли, дядя, — тихо сказал мальчик. Слабая улыбка тронула губы герцога.
— Увы, сир! Наоборот. Это была схватка не на жизнь, а на смерть. И вы не представляете, КАК мне хотелось победить!
Доминик подошла к Раулю. Он в восторге схватил ее за руку.
— Поздравляю вас, Шарль! — воскликнул он. — Вы были неотразимы! И принесли мне кучу денег! — И тихо добавил: — А вот с вашим колетом надо что-то делать. И немедленно — иначе все догадаются, кого я сюда привел…
Он обернулся к мужчинам:
— Господа! Мы с моим пажом вынуждены вас покинуть. Шарль устал, — в первый же день по приезде — два поединка с такими сильными соперниками! Будьте любезны, передайте мой выигрыш синьору Орсини… А он пришлет его ко мне во дворец. Всего хорошего, господа!
Они направились вдвоем к выходу. Перед ними шли двое дворян. Один говорил другому:
— Черт побери! Кто мог подумать, что мальчишка из провинции выиграет? Я поставил на де Немюра кучу денег!
— И я. Да, левая рука у де Немюра явно слабее, чем правая, — согласился второй.
— А что, все-таки, у него с правой?
— А ты не знаешь? Он же был прикован в замке Шинон как раз за правую руку. Вот она у него и отсохла!
— А за что его приковали?
— За то, что он, говорят, хотел обесчестить нашу королеву.
— Кошмар! Как Господь допустил такое?
— Да, если бы Господь был справедливее, у де Немюра не рука бы отсохла… А кое-что другое! — И они, хихикая, удалились.
…Доминик и Рауль вышли на улицу. Девушку все еще трясло от злости, и ее жених заметил ее состояние.
— Что с вами, любовь моя?
— Ненавижу… Ненавижу! — выкрикнула Дом так громко, что прохожие шарахнулись в сторону. — Отвратительная… Мерзкая… Гнусная тварь!
— Это вы о моем кузене, не так ли?
— О ком же еще? Рауль!.. Как земля носит этого ублюдка? Буду молиться каждый день, чтобы он издох!
— Возможно, этого вам ждать совсем недолго. — Сказал Рауль. И, видя, что она удивлена, прибавил:
— У него хватает врагов. Люди кипят благородным негодованием, когда узнают о его гнусных преступлениях и видят, что этот человек ходит, свободный и богатый, по земле рядом с ними. Они хотят отомстить за поруганную честь и его невесты, и несчастной баронессы де Гризи, и за стыд и слезы нашей королевы. А есть и еще преступления де Немюра, поверьте, всю черную сущность которых я вам не осмеливаюсь открыть! И, знайте, что час расплаты с этим злодеем близок. Ему воздастся за все!.. Ну, не будем больше вспоминать о нем, любовь моя. Давайте попробуем хоть немного зашнуровать ваш колет.
И Рауль наклонился и начал стягивать шнуровку на груди Доминик. Как она была соблазнительна! Ему хотелось не зашуровать, а, наоборот, расшнуровать колет. Снять его с невесты. И рубашку… Грудь девушки, высокая и полная, была здесь, под его пальцами. Ему хотелось обнажить ее. Сдавить… Смять… Укусить за соски… Он с огромным трудом сдерживал нараставшее возбуждение. Еще целых пять дней!
Нет… Он не выдержит так долго!.. Ему нужна разрядка! И как можно быстрее!
27. В заведении мадам Аллегры
…В ночь накануне свадьбы Доминик де Руссильон и Рауля де Ноайля герцог де Немюр сидел у окна в комнате на втором этаже своего дворца и медленно напивался. Перед ним стояли пять бутылок с вином, и две уже были осушены до дна. Герцог презирал тех, кто заливает свое горе спиртным, — но вот настал и его час; но горе почему-то не заливалось. Наоборот, тоска все больше стискивала сердце, и забвение не наступало. И казалось, что ум становится все острее… глаз — зорче… слух — тоньше.
Глядя в окно на соседний дворец де Ноайля, Робер отчетливо видел спальню, которая была уже полностью отделана для завтрашней первой брачной ночи. Каждый день в течение этой последней недели, возвращаясь в свой дворец, де Немюр давал себе зарок — не заходить на эту половину и не смотреть в окна на дворец Рауля. И каждый день, словно его тащили на веревке, преодолевая собственное сопротивление, он подходил к окну — и смотрел, как отделывают спальню кузена. Сегодня утром она была полностью готова. Повешены золотистые парчовые занавеси. Кровать посередине комнаты украшена роскошным балдахином, синим, затканным золотыми цветами. На постели лежало одеяло из золотистого
