твоей душе. А критика – всего лишь повод высказать свои пристрастия и предрассудки, выдав их за правила. Только вот гораздо лучше делать то же самое в творческой форме, а не под видом критики.
– У тебя на все готов ответ, – не удержался Михаил.
– Конечно. Я же давно над этим думаю.
– И что надумал?
– Пока ничего. – И без перехода Александр спросил старшего брата: – Как думаешь, кто все-таки его убил?
– Ты о Павле Сергеевиче?
– Ну да.
– Понятия не имею. Он был не из тех, кто якшается с подонками общества. Думаю, кто-то все-таки прознал, что граф остался в доме один, и замыслил его ограбить. Ну… и убил.
– Префект, – говорил в то же самое время баронессе Корф модельер Дусе, который выполнил ее поручение, – склонен считать, что это все-таки ограбление, завершившееся убийством. Но пока у следствия нет никаких доказательств, что это действительно так.
– А комиссар Папийон?
– Утверждает, что расследование продвигается, но никаких подробностей он префекту не сообщил.
– Благодарю вас, месье, – покивала Амалия. – Если вы не возражаете, я хотела бы задать вам еще один вопрос.
– Разумеется, госпожа баронесса. Что именно вы хотите узнать?
– Нет ли среди ваших клиенток некой госпожи Тумановой?
– Туманова, Туманова… – пробормотал Дусе. – Да, была такая дама. Одевалась у меня в прошлом году. Брюнетка, лет двадцати шести, ростом примерно с вас, сударыня. Чрезвычайно капризная особа, нелегко было ей угодить. Даже когда платье переделывали согласно ее желанию, она все равно находила повод для недовольства. – Владелец модного дома секунду молчал и вдруг добавил, проницательно глядя на Амалию: – Ее счета оплачивал покойный граф Ковалевский.
– Но больше она у вас не одевается?
– Нет. Граф к ней охладел, и…
«Похоже, счета больше некому оплачивать», – мелькнуло в голове баронессы.
– Полагаю, я должен рассказать вам кое-что о графе Ковалевском, – продолжил Дусе. – Учтите, меня там не было, всю историю я знаю только со слов мадемуазель Оберон. Она была просто шокирована тем, что произошло. Итак, мадам Туманова приехала на примерку в сопровождении своего родственника.
– Что за родственник?
– Понятия не имею, по правде говоря. То есть дама представила его мадемуазель Оберон как родственника – кузена или что-то в таком роде. Молодой человек лет двадцати или чуть больше, ничем особенно не примечательный. И вот мадам Туманова надела платье, вышла из кабины и заговорила со своим спутником, очевидно, спрашивая его мнения.
– Разговор велся по-русски? – спросила Амалия.
– Да. Они перекидывались репликами, смеялись… словом, вели себя довольно непринужденно. Вдруг дверь распахивается так, что чуть не слетает с петель, и в примерочную с тростью в руке влетает граф Ковалевский. Мадемуазель Оберон поначалу его даже не узнала, настолько лицо у него было искажено яростью. Мои-то служащие привыкли видеть графа спокойным, улыбающимся и слегка ироничным, а тут…
– Понимаю, – кивнула баронесса. – Что было дальше?
– Граф стал кричать, замахнулся тростью на молодого человека, который весь сжался. Вид у кузена мадам был в те мгновения весьма жалкий, как сказала мадемуазель Оберон. Неожиданно между мужчинами встала госпожа Туманова, которая попыталась урезонить своего любовника. Но тот продолжал возмущаться и кричать на юношу. Госпожа Туманова, очевидно, не выдержала и тоже стала на него кричать. И вдруг граф ударил ее по лицу так, что она упала. Мадемуазель Оберон совершенно растерялась и не знала, что предпринять. У нее только в голове мелькнуло, что будет жаль, если платье испачкается, оно было такое красивое…
– Я думаю, реакция вполне естественная, если учесть, как служащая предана вашему дому, – заметила Амалия.
– О да. Словом, сцена вышла крайне некрасивая. Мадам Туманова стала всхлипывать – чрезвычайно трогательно, как уверяет мадемуазель Оберон, так что даже дикарь и тот бы расчувствовался. Граф схватился за голову и выбежал за дверь. Но внизу объявил мадемуазель Беттине, что это последний туалет мадам, который он согласен оплатить, а более отныне не имеет к ней никакого касательства. Как только граф скрылся за дверью, мадам перестала плакать. Юноша и мадемуазель Оберон хотели помочь ей подняться, но она встала самостоятельно, без посторонней помощи, и пошла переодеваться. А когда вернулась из кабинки, на глазах у нее не было даже следа недавних слез. Госпожа Туманова объявила, что берет платье, пусть только заменят оборку, которая порвалась при падении. А затем удалилась в сопровождении своего спутника, из-за которого, судя по всему, все и произошло.
– Мадемуазель Оберон не запомнила его фамилии? Вы говорили, мадам Туманова представила их друг другу.
– Госпожа Туманова сказала просто, что он ее родственник. Сама же обращалась к нему… погодите-ка… Ага, вспомнил! По словам мадемуазель Оберон, клиентка называла его Пьер.
– Значит, Петр… – задумалась на секунду Амалия. – Скажите, месье Дусе, а какое впечатление мадам Туманова производила на вас? Что вы о ней думаете?
Модельер улыбнулся и поправил фарфоровую фигурку, которая стояла на столике.
– Видите ли, госпожа баронесса… Есть женщины, которые уверены, что слабый пол делится на королев и всех прочих. Сама же, конечно, претендовала на место властительницы, но ею точно не была. – Взгляд модельера красноречивее слов добавил: «В отличие от вас».
– А граф Ковалевский тоже претендовал на место короля?
– По правде говоря, не могу сказать, что хорошо его знал, – отвечал Дусе. – Но у меня почему-то сложилось впечатление, что это не тот человек, чьим врагом стоило бы быть. Кроме того, я почти уверен, что он считал себя очень сложной личностью.
– Но…
– Но на самом деле был чрезвычайно примитивен, если вы понимаете, что я имею в виду.
Амалия задумалась.
– Вы бледны, сударыня, – встревожился Дусе, глядя на нее. – Может быть, вы окажете мне честь и останетесь у нас на ужин? Моя жена будет очень рада!
– Увы, мэтр, – вздохнула Амалия, поднимаясь с места, – мне пора.
Она сердечно распрощалась с модельером и удалилась. Однако Антуану велела ехать не домой, а к особняку покойного графа Ковалевского. На сей раз повезло: возле него никого не было. Убедившись, что ее никто не видит, баронесса Корф нажала кнопку звонка.
Глава 11
Любовница
Дверь открыла горничная, которая смерила стоящего на пороге незнакомого человека настороженным взглядом.
– Меня зовут комиссар Папийон, – представился незнакомец. – И я хотел бы побеседовать с вашей хозяйкой, если она дома.
– Да, – кивнула девушка, – дома, только что вернулась. Входите, прошу вас.
Служанка провела полицейского в гостиную и удалилась. Комиссар огляделся. Чистенькая, опрятная квартирка в четвертом этаже, меблированная хозяином, но мелочи – изящные вышитые салфеточки, фотографии детей в красивых рамках – выдавали желание обитающей тут женщины приручить чужое, обезличенное пространство хотя бы на то время, пока живет здесь.
От консьержа Папийон уже знал, что мадам Туманова платит за жилье неаккуратно, и к ней нередко ходят в гости мужчины. Один по описанию походил на адвоката Урусова, а другой – молодой человек, которого она называла Пьером. Последний то и дело выполнял ее поручения. О горничной Элен Папийон
