тоже успел кое-что разузнать – тихая, скромная, некрасивая девушка, кажется, бельгийка. Консьерж не стал скрывать от комиссара, что раньше госпожа Туманова жила в квартире, занимавшей целый бельэтаж, у нее был свой выезд и куда больше слуг. Однако с тех пор, как граф Ковалевский перестал оплачивать ее счета, даме пришлось умерить свои аппетиты.
– Господин комиссар! Надо же, я так часто видела ваше фото в газетах…
Шуршание шелка, изысканный аромат духов, на устах – любезная улыбка. Очаровательная дама, подумал Папийон, которой приходится жить за счет своего очарования. Он поцеловал Марии Тумановой руку и сел.
Впрочем, как ни был циничен комиссар, ему все-таки пришлось признать, что его собеседница – настоящая красавица. Гордо посаженная головка, тонкие брови, маленький высокомерный рот, великолепные темные волосы, уложенные в сложную прическу. Неудивительно, что граф Ковалевский хранил у себя ее карточку даже после того, как они расстались.
– Я никогда не была знакома ни с одним полицейским, – продолжала хозяйка, кокетливым жестом поставив руку на подлокотник кресла, – но не пропускаю ни одного рассказа о Шерлоке Холмсе. Это так интересно! Скажите, ваша работа действительно настолько захватывающая?
– Боюсь, что нет, – улыбнулся Папийон. – Скорее она полна рутины. К тому же приходится отвлекать людей, чтобы задавать им разные вопросы.
– Да? И о чем же вы хотели спросить у меня?
– О графе Ковалевском.
Улыбка женщины несколько померкла.
– Ах! Я предчувствовала нечто подобное. Обо мне и графе ходили ужасные, чудовищные сплетни!
– В которых, конечно же, нет ни слова правды? – невинным тоном поинтересовался Папийон, зорко наблюдая за собеседницей.
По тому, как на лице Марии Тумановой одно выражение сменяло другое, полицейский убедился, что хозяйка квартиры обдумывает, какой линии поведения ей придерживаться. Конечно, она испытывала сильный – и чисто женский – соблазн все отрицать. Но репутация Папийона, о которой наверняка ей было кое-что известно, и чтение детективов должны были навести даму на мысль, что лгать, да еще в столь серьезном деле, совершенно бесполезно.
– Я надеюсь, наша беседа… – Женщина оглянулась и понизила голос. – Мы с вами говорим неофициально, не так ли, господин комиссар? Я совершенно одна в чужой стране, и мне совсем не на кого рассчитывать…
– Разумеется, – успокоил ее комиссар, – наша беседа строго неофициальна.
«На ее месте Амалия Корф, – мелькнуло у него в голове, – непременно сказала бы, что беседа с представителем полиции по определению не может быть неофициальной».
– То есть то, что я скажу, останется между нами? – настойчиво спросила Туманова.
– Разумеется.
– Боюсь, вы будете меня порицать, – вздохнула Мария. – Я действительно была увлечена графом. Признаюсь, это дурно, я ведь замужняя женщина, и у меня двое детей, но… так все получилось.
– Вы давно знали графа Ковалевского?
– Несколько лет. Мы собирались пожениться… и он женился бы на мне, будь я свободна. Но я не могу получить развод, потому что мой муж против, а у нас, повторяю, двое детей. Жизнь иногда бывает очень нелегкой.
– Скажите, у графа были враги? Кто-нибудь, кого месье Ковалевский опасался, или кто мог что-то выгадать после его смерти…
– Враги? – Мария Туманова повела ослепительно-белыми плечами. – Не думаю. Может быть, появились, когда мы с Полем уже расстались, но прежде я не замечала, чтобы он кого-то опасался. То есть не помню ничего в таком роде.
– А когда вы расстались с графом?
– Несколько месяцев назад. Он приревновал меня к моему кузену… Впрочем, Поль вообще был ревнив, хотя, когда мы с ним познакомились, утверждал, что ревность – та же глупость, только еще хуже. В начале нашего знакомства граф был очень мил, но потом с ним стало весьма… непросто. Он хотел, чтобы я принадлежала только ему. И, думаю, если бы это зависело от него, просто запирал бы меня на ключ и никуда не выпускал. Глупо так себя вести в наше время. И к тому же недостойно. Конечно, я пыталась его убедить, что его подозрения ни на чем не основаны, но положение становилось только хуже. Какое-то время мы продолжали встречаться, однако в конце концов…
– Скажите, сударыня, когда произошел ваш окончательный разрыв?
– После Нового года. В январе… нет, в феврале, кажется. А почему вы интересуетесь?
«Правильно, – сказал себе комиссар, – в марте мадам пришлось отказаться от выезда и перебраться на новую квартиру».
– То есть вы не виделись с ним более двух месяцев?
– Мы больше не встречались, но, разумеется, я изредка видела его в опере или у общих знакомых.
– А ваш муж, сударыня, знал о ваших отношениях с графом?
На лицо Марии Тумановой набежало облачко.
– Конечно, его родственники ему все обо мне доложили, – ответила женщина с отвращением. – Как же иначе!
– Ваш супруг никогда не угрожал графу? Не обещал, к примеру, убить его?
Мария подняла голову и посмотрела на комиссара с нескрываемой иронией.
– Если вы еще не знаете, сударь, мой муж, когда выпьет, грозится убить весь свет. Но стоит ему проспаться, он становится кротким, как ангел. Кроме того, какое отношение мой супруг может иметь к убийству? Его не было во Франции.
– Разве мало на свете случаев, – философски заметил Папийон, – когда люди с безупречным алиби находят исполнителей своей воли, так сказать, со стороны? Вам не приходило в голову, что господин Туманов способен на нечто подобное?
– Вряд ли мой бедный муж додумался бы до такой сложной комбинации, господин комиссар, – усмехнулась Мария. – И потом, вам не приходит в голову, что он поздновато спохватился? Убивать графа имело смысл раньше, но уж никак не после того, как мы с ним расстались.
– Мы обязаны проверить все версии, сударыня, – приветливо улыбнувшись, возразил Папийон. – Не буду от вас скрывать, в этом деле пока много неясного.
– Видит бог, я вовсе не собираюсь выгораживать это ничтожество, моего мужа, – уже утомленно промолвила Мария. – Но умоляю вас, месье! Его просто не было в Париже, и он никак не мог убить бедного Поля. Нет, нет, мой муж тут точно ни при чем!
– Хорошо, если не он, тогда кто? Может быть, вы подозреваете кого-нибудь?
– Никого, даю вам слово! А вы? Может быть, вы подозреваете меня? – лукаво спросила женщина.
– Что вы, сударыня! – Папийон сделал большие глаза.
– О, давайте не будем притворяться, хорошо? Говорю же вам, я читала достаточно детективов и понимаю, как все выглядит со стороны: я жила с графом, потом мы расстались, разумеется, я должна затаить в душе месть… – Мария звонко расхохоталась. – Но ничего такого не было. И я совершенно не жалела о том, что нам пришлось расстаться, потому что Поль вконец измучил меня своей ревностью.
– Раз уж вы, сударыня, вынуждаете меня подозревать вас, то, может быть, вспомните, где были в ночь со вторника на среду? – любезно спросил Папийон.
– А, – встрепенулась Мария, – это называется алиби, да? Ну так я была… Где же я была? Вспомнила! Вам очень не повезло, комиссар, потому что один знакомый месье Урусова, месье Раскатов, как раз праздновал в тот день свои именины и заодно помолвку с очаровательной девушкой. Словом, праздник затянулся до самого утра. Я там и была, меня все видели. Если хотите, могу назвать несколько имен гостей.
– Вы меня чрезвычайно обяжете, сударыня, – с чувством промолвил Папийон, открывая свой потрепанный блокнот. – Увы, у нас такая работа, приходится все проверять, даже когда мы уверены, что человек не имеет никакого отношения к преступлению.
– Жаль, – вздохнула Мария. – Я бы предпочла встретиться с мистером Шерлоком Холмсом, тот сразу бы,
