Далекий удар церковных часов пробил назначенное время. Сэр Мармадьюк огляделся еще раз, прислушался, но уловил лишь шелест листьев, унылую песнь дрозда и стрекот цикад.
По мере того как тянулись томительные минуты, он испытывал все большее нетерпение, все чаще поглядывал на часы и все беспокойнее прохаживался вдоль опушки. Солнце зашло. На западе лес принимал все более таинственные очертания, чернея на фоне багряного зарева. Нахмурившись, сэр Мармадьюк продолжал нервно прохаживаться, пока часы снова не пробили, возвестив, что прошла еще четверть часа. Тени подступали со всех сторон, пение дрозда стихло и повисла зловещая тишина. Сэр Мармадьюк, глядя на полыхающее зарево заката, продолжал вслушиваться в шорохи леса. Наконец, издав нетерпеливый возглас, наш герой решил вернуться в деревню и уже сделал несколько шагов, как вдруг до него донесся звук ружейного выстрела. Он замер на месте, вглядываясь в сгустившуюся тьму, туда, где раздался выстрел.
Простояв так довольно долго, неотрывно глядя в одну точку, он внезапно, повинуясь какому-то импульсу, бросился в таинственно шелестевшую листву, выскочил на узкую тропинку и побежал под сплетенными ветвями, прокладывая себе путь сквозь заросли шиповника и ежевики. Внезапно деревья раздвинулись, и он очутился на небольшой поляне, где, казалось, задержался последний отблеск дня. Сэр Мармадьюк узнал храм Евы-Энн. Вот деревья, чьи могучие стволы возвышаются подобно колоннам кафедрально собора, а вот потрескавшийся от времени камень - алтарь Евы-Энн. Но камень выглядел как- то странно, в темноте Мармадьюк не мог разглядеть, что изменилось. Он с недоумением вгляделся, затем бросился вперед и тут же остановился как вкопанный. У камня, скорчившись в неестественной позе, обратив к небу искаженное лицо, лежал Брендиш. Эсквайр был мертв.
Все свидетельствовало о том, что Брендиш погиб от выстрела из дробовика, произведенного в упор. Послышался слабый шорох листвы, Мармадьюк перевел взгляд и увидел, как изящная загорелая рука схватила валявшееся на траве ружье. Кусты раздвинулись, и его глазам предстало бледное, искаженное ужасом лицо.
- Ева! - тихо воскликнул он. - Ева-Энн. О Господи!
- Уходи! - прошептала она. - Уходи!
В одно мгновение он подскочил к ней и вырвал ружье. Она молча позволила отнять его. Ствол был еще теплый. Сэр Мармадьюк засунул палец в дуло, и он стал черным от свежей пороховой гари.
- О дитя мое! - простонал он, встретив взгляд девушки. Она спрятала лицо в ладонях, отпрянула от него, и, не смея поднять глаз, замерла.
- Ты ненавидишь меня? О, Джон...
- Нет, нет, что ты, дитя мое. Я же твой друг.
- Даже... если ты думаешь...
- Ничего! - с жаром воскликнул он. - Ничего я не думаю! Но тебе нельзя здесь оставаться.
- Да, да, я ухожу.
- Куда?
- Куда? Куда угодно, лишь бы подальше... от этого!
Она с ужасом и отвращением взглянула на то, что лежало у его ног.
- Я пойду с тобой.
- Нет, нет, - прошептала она.
- Пошли! - резко сказал Мармадьюк. - Но сначала надо спрятать вот это. - Он хмуро посмотрел на ружье. Это был великолепный охотничий экземпляр с серебряной пластиной, на которой было выгравировано имя владельца: 'ЭБЕНИЗЕР БАЙВУД'.
- Оно висело на кухне, - едва слышно прошептала Ева. - Спрячь, спрячь его! Пойдем, я покажу, где можно его спрятать!
Она привела его к дереву, покосившемуся от старости, и показала узкую расщелину в изуродованном стволе, куда джентльмен и сунул ружье прикладом вперед. Мармадьюк услышал, как где-то внизу раздался глухой стук и от всей души пожелал этому ружью побыстрее проржаветь, сгнить и больше никогда не попадаться никому на глаза. Он повернулся к Еве-Энн, протянул ей руку и тут заметил, что девушка рассматривает его со странным вниманием.
- Он был очень злым человеком, дурным и злым! - прошептала она.
- Боже, прости его! - ответил сэр Мармадьюк.
- И он собирался убить тебя...
- Ева. Ева-Энн... дитя мое, ты хочешь сказать, что в этом и была причина?
- Пойдем! - прошептала она, вздрогнув. - Пойдем! - и она бросилась в чащу леса.
Пробежав по узкой тропинке, она внезапно остановилась. Мармадьюк услышал, как в темноте девушка судорожно всхлипнула. Он поспешил за ней. Ева прислонилась к стволу дерева, уткнув лицо в ладони, тело ее сотрясали рыдания.
- Ева, что случилось?
- Джон... если они схватят меня... они закуют в кандалы и повесят. Я буду качаться на виселице на одном из перекрестков.
Сэр Мармадьюк отшатнулся, теперь уже его душу объял ужас.
- Нет! - вскричал он. - Не думай об этом! Никто не заподозрит тебя, не посмеет!
- Дентон заподозрит, - всхлипнула она.
- Дентон?
- Да, он видел, как я вырывалась из мерзких лап Брендиша. Он видел, как я ударила его.
Сэр Мармадьюк замер, пораженный. Надо же, именно Дентон видел все! Этот ничтожный прихлебатель. Очень осторожно Мармадьюк взял девушку за плечи, повернул к себе и взглянул ей прямо в глаза.
- Мое бедное дитя, - мягко попросил он, - расскажи мне, что произошло.
- Они встретили меня в лесу. Начали смеяться, говорить всякие дурные, грязные слова о нас с тобой. Эсквайр Брендиш схватил меня, а Дентон все смеялся и продолжал обзывать меня. Он и не думал остановливать эсквайра.
Девушка замолчала.
- Что было потом? - тихо спросил Мармадьюк.
- Я вырвалась и побежала.
- А потом?
Ева затрясла головой.
- А ружье?
Она кинула на него безумный взгляд.
- Больше я ничего не могу сказать тебе... О, Джон, я не могу... я не должна.
- Где было ружье? - хрипло спросил он. - Ты сама взяла его? Откуда оно у тебя, скажи мне!
- Нет, Джон, не могу! - прошептала она. - Не могу, даже если меня должны будут повесить, как тех бедняг...
Ее вновь затрясло, она съежилась и, опустилась на землю, прислонилась к стволу дерева. Сэр Мармадьюк беспомощно смотрел на нее. В сильнейшем возбуждении он схватил трость, судорожно согнул ее, и она вдруг сломалась. Он с недоумением уставился на обломки. Когда он вновь заговорил, голос его звучал ровно, к джентльмену вернулась его обычная надменность.
- Ева-Энн, - сказал сэр Мармадьюк, с улыбкой глядя на трость, успокойся. Не надо бояться, никто не заподозрит тебя. Никто, даже этот мерзавец Дентон! Подожди меня здесь, тебе нельзя возвращаться одной, так что подожди меня, обещаешь?
Она молча кивнула, Мармадьюк резко повернулся и побежал назад по извилистой тропинке, не обращая внимания на ветви шиповника и ежевики, хлеставшие по лицу. Он остановился у распростертого на траве тела, взглянул в остекленевшие глаза, устремленные в ночное небо. Сэр Мармадьюк постоял у бездыханного тела, затем сделал резкое движение рукой и не оглядываясь поспешил назад к Еве. Она сидела все в той же позе, подтянув колени к подбородку и неподвижно глядя перед собой.
- Пойдем же, дитя мое! - он протянул ей обе руки.
Она встала, и они пошли рядом. Ева-Энн все еще крепко сжимала его ладонь, уцепившись за нее обеими руками, словно перепуганный потерявшийся ребенок.
- О, Джон, мой добрый, добрый друг, - вдруг прошептала она, - если бы не ты, я бы погибла. Это
