Господь послал мне тебя.
- Да, - серьезно ответил сэр Мармадьюк, - я думаю, ты права.
- Куда мы идем, Джон? Где ты хочешь спрятать меня?
- Нигде, - беззаботно ответил он. - В этом нет никакой необходимости.
- Нет... необходимости? - запинаясь, переспросила она.
- Да, дитя мое, совершенно никакой. Я отведу тебя домой, в Монкс-Уоррен.
- Нет! - крикнула девушка, ее снова охватила паника. - Только не домой! Я не могу, не смею,... не должна!
- Ева, - мягко сказал он, - Ева-Энн, успокойся. Теперь никто не заподозрит тебя.
- Они заподозрят, Джон! Они будут вынуждены сделать это!
- Вынуждены? Что это значит?
Вместо ответа она выпустила его руку и быстро побежала вперед, словно одержимая какой-то идеей.
- Я отправляюсь в Лондон! - решительно крикнула она своему спутнику. Да, в Лондон! Табита спрячет меня. Я еду в Лондон!
Наконец они выбрались из угрюмого ночного леса, и, не сговариваясь, обернулись и посмотрели назад. Там, в глубине чащи меж черных теней распростерлось то, что недавно было эсквайром Брендишем, а рядом валялись обломки трости с золотым набалдашником.
Глава IX,
в которой герои пускаются в бегство
Взошла луна и уставилась на путников с безоблачных небес круглым желтым глазом. Ее свет таил в себе угрозу для любого беглеца, призрачно-бледные лучи превращали каждую тень в чудовище, каждое дерево - в укрытие для мстительных рук или внимательных глаз. Жестокая луна. Всевидящая луна. Ее холодный, безжалостный свет позволял сэру Мармадьюку видеть мертвенную бледность щек своей спутницы и ужас, застывший в ее глазах. Девушка время от времени замирала, вглядываясь и вслушиваясь в темноту, затем вновь устремлялась вперед с отчаянием загнанного зверя. Сэр Мармадьюк, прихрамывал, но старался не отставать от Евы-Энн; он почти забыл о тесных сапогах и натруженных конечностях.
- Послушай, дитя мое, - как можно спокойнее обратился он к девушке. Уверяю, твои опасения напрасны.
- Быстрее! - умоляюще прошептала она в ответ. - Что там за шелест? Вон там, в тени! Вот опять! О Боже, они уже идут!
- Да нет же, это всего лишь ветер. Кусты по ночам всегда полны странных звуков, ты знаешь об этом не хуже меня.
- Но посмотри же, вон из-за тех кустов за нами кто-то наблюдает!
- Только в твоем воображении, дитя мое. Это всего лишь отблеск луны на листьях. Да и к тому же, пойми, милая Ева, если нас даже выследят, никому в голову не придет остановить тебя...
- Они схватят меня, конечно же, схватят! Поэтому я бегу, поэтому я боюсь...
- Бедное мое дитя, ты совсем потеряла рассудок, но это, впрочем, и неудивительно. Но, успокойся же, прошу тебя!
- Хорошо, Джон, я постараюсь, но я ведь всегда была трусихой. Прости меня!
- Дай мне твою руку.
- Ты так ласков и добр, Джон. Если бы не ты, я бы потеряла голову. Я всегда считала себя храброй, но теперь при одной мысли о погоне мне становится так страшно... Мне чудится, что повсюду притаились соглядатаи, что меня вот-вот схватят...
- Если и схватят, то не тебя, милая Ева, - совершенно спокойно ответил джентльмен. - Но помолчи же, успокойся, давай пойдем чуть помедленнее, и я расскажу тебе о Лондоне.
И он принялся описывать невообразимые чудеса этого города. Он рассказывал о жестокости и высокомерии столицы, о ее богатстве и славе, он вспомнил древние легенды, поведал о Лондоне великосветском, о представлениях и предрассудках его обитателей, о бесчисленных праздниках, балах и маскарадах. И, слушая своего спутника, погрузившись мыслями в неведомый и заманчивый мир, Ева-Энн на время забыла о страхах и тревогах.
Но внезапно их мирную беседу прервал странный звук. Они замерли. Откуда-то доносилась музыка - звонкая, светлая, мелодия, словно солнечный луч, пронзивший ночную мглу.
- Скрипач Джеки! - воскликнула Ева. - Но как странно! Почему он здесь в столь поздний час и так далеко от нашего дома?
- От вашего дома?
- Да, от Монкс-Уоррен. Он всегда останавливается у нас, когда бывает в этих краях. Мой дядя знал его еще в те времена, когда Джеки был счастлив и здоров. Дядя любит его и жалеет. Пойдем, я должна поговорить с ним.
Скрипач сидел под деревом, склонив седую голову над своей скрипкой. Он самозабвенно играл, не обращая внимания ни на что вокруг. Ева осторожно коснулась его седых волос. Скрипач поднял голову.
- А, это ты, мой ангел? - ничуть не удивившись, он взял ее руку и поцеловал. - И вы тоже здесь, мой благородный друг! - Он тепло улыбнулся. Я играл для Господа. Я славил его имя. Благодарил его за оказанные милости, особенно за одну из них, за чудесную, величайшую милость, дарованную мне!
- Дома все в порядке? - тревожно спросила Ева.
- Да, все в полном порядке. - Скрипач кивнул и снова улыбнулся.
- А как... как дядя Иеремия?
- Я буду до скончания века славить Господа за то, что он помогает людям избавить этот мир от зла...
- Что? - Сэр Мармадьюк наклонился к скрипачу и внимательно посмотрел ему в лицо. - Какого зла? Что вы имеете в виду, друг мой?
- Нет, сэр. - Скрипач покачал головой. - Кто я такой, чтобы рассказывать о деяниях всемогущего и всемилостивейшего Творца? Пусть это сделает моя Джиневра. Слушайте же! - Он прижал скрипку к подбородку, взмахнул смычком, но Ева мягко остановила его.
- Милый Джеки, ведь уже совсем поздно, - ласково сказала девушка. Тебе лучше вернуться домой. И я прощу тебя, Джеки, скажи моим любимым, моим замечательным старикам, что у меня все будет хорошо. Передай им, что Бог не оставит меня, и пусть они молчат, что бы ни случилось. Ты передашь, Джеки, передашь им мои слова?
- Чтобы они молчали ради Господа и тебя, мой ангел? Конечно, передам! вскричал маленький скрипач, проворно вскакивая на ноги. - Передам! Пускай смеются, пускай поют и хлопают в ладоши, славя Господа, ибо милость его безгранична. Я иду! Я уже иду к ним! - Он подпрыгнул, звонко рассмеялся, и, отвесив поклон, быстро удалился танцующей походкой лесного эльфа. Его волосы серебром сверкнули в лучах луны.
- Интересно, - пробормотал сэр Мармадьюк, задумчиво глядя ему вслед. Интересно, что он имел в виду.
- Бедный Джеки, - вздохнула Ева-Энн, - в его жизни хватало страданий.
- Ты знаешь его историю, Ева?
- Я знаю лишь, что у него была дочь. Она умерла, и в день ее похорон Джеки сжег свой дом. С тех пор бродит по дорогам Англии. Он помешался. Но он очень добр, я знаю его с детства и очень люблю. Пойдем же, нам пора!
Они снова тронулись в путь. Взглянув на своего спутника, Ева внезапно спросила:
- А где твоя трость, Джон? Твоя замечательная трость с блестящим набалдашником?
- Трость? А, сломалась. Я ее выкинул.
- Жаль, она бы тебе сейчас пригодилась. Ты, наверное, устал.
- Вовсе нет.
- Но ты хромаешь.
- Это все мои сапоги.
- Так сними их.
Сэр Мармадьюк изумленно взглянул на девушку.
