нибудь!
Динка с готовностью пловчихи-спринтерши нырнула под стол, но тут же вынырнула.
– Может быть, ему мальчики нравятся? – спросила.
– Нет, – твердо ответствовал Алик, сочно откусывая от целого ананаса, очищенного, словно луковица. – Мальчики, мальчики!.. Новенькая его зацепила!
– Оррррнелла? – раскатисто спросила негритяночка Ира. – Так она не дает!
– У нее принципы, – подтвердила лысая, выпуская шампанские газики из ротика в кулачок.
– Сколько стоят принципы?
– Нет, правда! – вступилась чернышка. – Ты, Аличек, подаришь черной девочке «Франклина»?
– И мне, и мне!.. – загалдели остальные.
– За «Франклинов», пилятушки, работать надо! Много работать!
– Мы согласны, Аличек! Разве кто-то против?!
– Зо-ви-те Орне-е-елллу! – пропел Карлович сочным тенором.
– Не пойдет, – замотала головой, похожей на фундук, лысая.
– А вы ей «Франкли-и-ина-а-а» снеси-и-те! – И выудил из портмоне стодолларовую купюру.
Лысая двумя пальчиками приняла оплату и вынесла свое змеиное тело за кулису. Алик причмокнул, глядя на ее чуть худые, но длиннющие, как циркуль, ноги.
– Придет, – прошептал Карлович на ухо студенту. – Считайте до шестидесяти.
И действительно, не прошло и минуты, как из-за кулисы выскользнула обладательница великолепной бабочки. Вне сцены она оказалась не столь высокой, не столь красавицей, но, как подметил опытный Алик, девчонку что-то роднило с молодым человеком, вот только что? Может быть, взгляд?..
Карлович пригласил девушку сесть, указав перстом место рядом со студентом Михайловым. Она огляделась, решилась, присела на плюш, ухватившись тоненькими пальчиками за ножку бокала с шипящим «Домом».
– Мое! – вскричала Динка, на что Карлович вдруг обозлился и совсем не тенором отбрил девицу.
– Здесь ничего твоего нет! – пробасил.
Динка надула губы, промолчала, уступив бокал новенькой, но осталась сидеть, пока голос диджея не произнес:
– Примадонна Грета… сейчас… для вас… здесь!..
– Ой, мальчики, девочки, это меня! Аличек, ты меня дождешься? – И, не слушая ответа, Динка-Грета исчезла за кулисой.
– Пойдешь сегодня с ним! – прошептал Карлович на ухо Орнелле повелительно.
– Я ни с кем не хожу! – жестко ответила девица. – Я не собачка!
– Пятьсот долларов, – шепот Алика напоминал опушенный в воду раскаленный металл.
– Я танцовщица, а не проститутка!
– Здесь все танцовщицы! – Карлович расхохотался, испытывая огромное желание ударить девчонку пухлой ладошкой по упругой заднице так, чтобы руку ожгло. – Как тебя там!.. Верка?.. Надька, Катька?!!
– Не все равно? – продолжала хамить девица.
– Говно ты, а не танцовщица! – громко произнес Алик, так что студент Михайлов, все это время выказывавший равнодушие, вздрогнул левой щекой. – Вот он – танцовщик! Он – гений! Таких, как он, за сто лет, может быть, двое рождается, а то и единственный таков, а ты мартышка-кривляка, а не танцовщица!..
Казалось бы, девушка должна была обидеться на такие слова, но все случилось наоборот! Глаза ее возгорелись, и она посыпала на Алика вопросы. Кто он?.. Где танцует?.. Почему она не знает его?
– А ты кто такая?
– Я – головкинская! – с гордостью ответила Орнелла.
– А то я гляжу, колени у тебя на разные стены смотрят… Ты, деточка, Лидочку из Большого знаешь?
– Кто ж ее не знает! – усмехнулась девица.
– Так вот, Лидочка считает его гением всех времен и народов. Он Спартака в будущем месяце танцует!..
Девчонка с интересом посмотрела на студента Михайлова. Призналась себе, что молодой человек красив чертовски, только одет странно. Особенно хороши были глаза и руки – белые, с длинными пальцами и овальными, еле розовыми ногтями.
– Вы – гений? – спросила девица молодого человека с некоторой иронией в голосе.
Студент Михайлов посмотрел на нее и лишь пожал плечами.
– А пять тысяч баксов заплатите? – повернулась Орнелла к Карловичу.
Толстый Алик чуть не поперхнулся, но, поразмыслив кратко, отсчитал требуемую сумму и вручил девице.
