сердце сейчас разорвется. Бросив ключи на стол, она метнулась к выходу и уже внизу взяла такси.
На следующее утро оказалось, что дела в далласском, нью-орлеанском и чикагском магазинах идут на удивление хорошо. Мередит с облегчением, но без особой радости наблюдала, как меняются цифры на дисплее компьютера. То, что она испытывала одиннадцать лет назад, потеряв Мэтта, не могло идти ни в какое сравнение с гнетущей тоской, терзающей ее сейчас, ведь тогда Мередит была бессильна изменить ход событий. На этот раз выбор был за ней, и Мередит не могла отделаться от чудовищной мысли, что совершила непоправимую ошибку, даже когда Сэм Грин принес дополненный отчет, из которого явствовало, что Мэтт купил куда больше акций, чем они предполагали.
Дважды за этот день она просила Марка Бредена звонить в отделы по борьбе с терроризмом в Далласе, Нью-Орлеане и Чикаго, надеясь, вопреки всему, что они сумели найти улики и еще не успели сообщить ей об этом. Мередит искала хотя бы малейшую зацепку, которая могла бы развеять ее сомнения, позволила бы передумать, позвонить Мэтту, но узнать ничего не удавалось.
Она безуспешно пыталась сосредоточиться на делах; голова раскалывалась после бессонной ночи. Приехав домой она увидела под дверью газету и, даже не позаботившись снять манто, начала с тревогой перелистывать страницы в поисках новостей об убийстве Шпигальски Но расследование не продвинулось ни на шаг. Она поспешно включила телевизор, чтобы успеть послушать шестичасовые новости, но там было то же самое.
Безуспешно пытаясь отвлечься от мучительных мыслей, Мередит решила нарядить рождественскую елку. Она как раз успела закончить работу и расставляла под деревом маленький вертеп8, когда по телевизору стали передавать десятичасовые новости. С бьющимся от новой надежды сердцем Мередит села прямо на пол, обняв колени руками, не сводя глаз с экрана.
Но хотя диктор упомянул об убийстве Шпигальски и бомбах, подложенных в магазины, ничего не было сказано в оправдание Мэтта.
Окончательно подавленная, Мередит выключила телевизор, но продолжала сидеть на полу, глядя на переливающиеся огоньки рождественской елки. В ушах непрерывно звучал мучительно-знакомый, глубокий, умоляющий голос: «Раньше или позже тебе придется рискнуть и полностью довериться мне, Мередит. Нельзя перехитрить судьбу, пытаясь стоять на обочине и играть по-малому. Либо ты бросаешься в омут вниз головой и рискуешь всем, чтобы сыграть по-крупному, либо не играешь совсем. Но кто не играет, тот не выигрывает».
И когда для нее настало время сделать выбор, оказалось, что Мередит не способна рисковать. Она вспомнила и о других словах, произнесенных с щемящей нежностью: «Если переедешь ко мне, я подарю тебе рай на золотом блюде. Все, что захочешь, все, что пожелаешь… в придачу со мной, конечно…»
Безмерная печаль пронзила сердце Мередит. Она пыталась угадать, что делает Мэтт сейчас и ждал ли ее звонка. Но что он сказал на прощание?
Истинный смысл последней фразы, обреченность, звучавшая в ней, поразили Мередит, и она поняла, что Мэтт больше не ждет и не надеется. По его мнению, она сделала окончательный выбор вчера вечером.
— Либо протяни мне руку, либо давай покончим с этим сейчас и положим конец всем мукам.
Уходя от Мэтта, она не сознавала, что он посчитает ее решение окончательным и не собирается дать ей ни единого шанса передумать и вернуться, если… когда его невиновность будет доказана. Теперь все стало ясным. Следовало бы подумать об этом тогда. Но даже в этом случае Мередит не нашла бы в себе сил протянуть ему руку. Все улики были против него.
Окончательное…
Фигурки в маленьком вертепе поплыли перед глазами, слезы обожгли веки, и Мередит спрятала лицо в ладонях.
— О Господи, пожалуйста, — рыдая, всхлипывала она, — не позволяй этому случиться с нами. Пожалуйста, не позволяй.
Глава 55
В пять часов вечера следующего дня Мередит была вызвана на экстренное заседание совета директоров, продолжавшееся уже несколько часов. Войдя в комнату, она с удивлением обнаружила, что место во главе стола было оставлено для нее. Пытаясь не обращать внимания на мрачные, холодные лица, обращенные к ней, Мередит уселась и оглядела всех, включая отца.
— Добрый день, джентльмены, — произнесла она. В хоре ответных приветствий различался единственный дружеский голос, принадлежавший Сайрусу Фортелу.
— Добрый день, Мередит, — объявил старик. — Если мне будет позволено сказать, вы выглядите еще прелестнее, чем раньше.
Мередит выглядела ужасно и знала это, но на этот раз послала ему благодарную улыбку, хотя раньше откровенно непристойные намеки лишь раздражали ее.
Она предполагала, что совещание отчасти связано с Мэттом и что они наверняка потребуют объяснений о ее отношениях с мужем. Поэтому слова председателя совета совершенно застали ее врасплох. Кивнув на лежащую перед ним папку, он сухо объявил:
— Мы подготовили ряд документов, под которыми вы должны подписаться, Мередит. После окончания встречи мы отправим их соответствующим властям. Пожалуйста, просмотрите их, прежде чем подписать. Поскольку большинство из нас участвовали в составлении документов, нет необходимости всем их изучать.
— Но я ничего не видел, — запротестовал Сайрус, открывая свою папку одновременно с Мередит.
Несколько секунд буквы плыли перед ее глазами. Она не могла поверить тому, что читает, и когда все- таки вынудила себя вникнуть в смысл, в горле застрял тошнотворный комок, не давая дышать. Губы свело от омерзения. Первый документ оказался официальной жалобой в Комиссию по ценным бумагам и биржам, в которой утверждалось, что Мередит стало известно о преднамеренных махинациях Мэтью Фаррела с акциями фирмы «Бенкрофт», который использовал информацию о состоянии дел, полученную от Мередит как от своей жены. Совет директоров требовал расследования и проверки незаконной деятельности Мэтью Фаррела. Вторая жалоба направлялась в ФБР, а копии — шефам полиции в Далласе, Чикаго и Нью-Орлеане. В ней утверждалось, что у Мередит Бенкрофт есть причины подозревать, будто Мэтью Фаррел виновен в организации террористических актов в магазинах «Бенкрофт энд компани»в этих городах. Третья жалоба предназначалась для департамента полиции. В ней говорилось, что Мередит слышала, как Мэтью Фаррел угрожал жизни Станисласа Шпигальски в телефонном разговоре со своим адвокатом, и что она отказывается от своего права не давать показаний против мужа и готова выступить также с публичным заявлением, что именно Мэтью Фаррел несет ответственность за убийство Станисласа Шпигальски.
Мередит вглядывалась в чудовищные фразы, тщательно составленные и содержащие гнусную полуправду и злобные обвинения, и по телу прошла дрожь. Непрошеный голос в душе вопил, что только слабовольная дура и предательница могла поверить, что во всех этих косвенных уликах есть хотя бы крошечная доля истины. Пелена бессилия и подозрительности, державшая ее в плену два последних дня, рассеялась, и она увидела все с кристальной ясностью — собственные ошибки, мотивы, движущие советом директоров, интриги отца.
— Подпишите, Мередит, — настойчиво повторил Нолан Уайлдер, протягивая ей ручку.
Подпишите.
Мередит сделала выбор, окончательный, необратимый выбор, хотя, может быть, и слишком поздно. И медленно встала.
— Подписать? — пренебрежительно бросила она. — Я не сделаю ничего подобного.
— Мы надеялись, что вы оцените возможность оправдать себя и отмежеваться от Фаррела, а также сделать все, чтобы восторжествовали истина и правосудие, — ледяным тоном заметил Уайлдер.
— Именно в этом вы заинтересованы? — требовательно спросила Мередит, опираясь ладонями о стол и окидывая присутствующих разъяренным взглядом. — В торжестве истины и правосудия?
Несколько человек, словно застыдившись, отвели глаза.
— В таком случае я скажу вам правду! — звенящим от напряжения голосом продолжала Мередит. — Мэтью Фаррел не имеет никакого отношения ни к подложенным бомбам, ни к убийству Шпигальски и не нарушил ни одного закона Комиссии по ценным бумагам и биржам. Истина заключается в том, — с уничтожающим презрением бросила она, — что все вы смертельно его боитесь. По сравнению со всем
