твоего дежурного сведения о питерском звонке...
– Опомнился! – засмеялся Грязнов. – Да я сразу же его снял. Лично мне давно известна публика, которая нас окружает... Но ты текст действительно осилил?
– Честное слово. Есть интересные вещи. Но для этого нужно самому находиться там, а не здесь. Главное же – к счастью, отсутствует. К счастью, в том смысле, что не пропало по моей беспечности. Но в связи с Невской у меня появились теперь довольно твердые соображения. И поэтому идеальным вариантом для меня был бы полный уход в подполье. Понимаешь, о чем я?
– Думаю... В общем, как я вижу, тебе снова повезло, что Петрович сам на хозяйстве. Это многое снимает. Ты ему потом передай трубку, у меня для него имеется несколько мыслей. Значит, ты считаешь, что потеря небольшая? «Соседям» опять не повезло?
– Я ж говорю, общие слова. А насчет повезло?.. Как тебе сказать? Они теперь будут точно знать, что мы что-то имеем и скрываем от них. Станут с удвоенной энергией землю рыть, а нам это надо? Вот в чем беда. Может, Владлену позвонить? Сказать: ребята, вы уж совсем обнаглели, работать мешаете. Мы ж от вас ничего скрывать не собираемся. Ну что, давайте и мы будем в прятки играть? Кому от этого польза?
– Мысль неплохая, – ответил Грязнов, – но, к сожалению, не для меня. Он отлично знает мое к ним отношение. Вот если ты сам... Но не уверен, что что-либо изменится. Легче отсечь.
– Каким образом?
– А вот это уж не твоя забота... Ну что ж, коли нет других путей, иди в партизаны и во всем положись на Петровича. И постарайся в ближайшие дни ворон не считать. Или что ты там считал? – И Грязнов ехидно захихикал – все ведь, негодяй, понял.
Потом Славка что-то довольно долго объяснял Гоголеву. Виктор слушал, мрачно поглядывая в окно, кивал, бурчал в трубку что-то похожее на «ага», вопросительно смотрел на Турецкого. Наконец сказал внятно:
– Все понял, Вячеслав. Думаю, получится. Привет. – Опустив трубку и обернувшись к Александру, покачал головой: – Да, ребята, однако, выбрали вы себе компанию. Ну-ну, поглядим. Он сказал, что ты обо всем поведаешь.
– Вот те на! – удивился Турецкий. – А о чем же он тебе говорил столько времени?
– Это наша техника, – уклончиво ответил Гоголев. – С ней я тебя познакомлю потом. В общих чертах. Да, еще он сказал, чтоб ты не мучился, копию с того дневника, что у тебя сперли, он снял. Ну давай присаживайся, сейчас распоряжусь насчет кофе и обдумаем наши дальнейшие шаги...
Повезло Турецкому в том плане, что начальник Питерского уголовного розыска находился сейчас в Москве. Работником он был неплохим, но человеком крайне осторожным. И уж во всяком случае о том, чтобы каким-то образом противодействовать фээсбэшникам, и помыслить не мог. А тут действия требовались не только умелые, но в чем-то и адекватные их наружке, то есть бесцеремонные и даже откровенно-наглые. В оперативно-поисковом управлении ФСБ лопухов, известно, не держат, там сохраняются «боевые традиции» бывшей «семерки». И разработку они тоже ведут грамотно. Правда, как нынче и повсюду, в каждом сосуде с медом обязательно присутствует добрая ложка туфты, объем которой порой не идет ни в какое сравнение с прежними временами. И тогда, конечно, врали, но чтоб так откровенно!.. Особенно когда речь идет об агентуре, о ее количестве и, главное, качестве. Тут вообще сливай воду...
Гоголев правильно сообразил. Уж если за Турецким направили хвост из Москвы – причем им мог оказаться в вагоне кто угодно – и та голенастая девица, и ее «случайный» кавказский попутчик, и любой третий, четвертый – вагон-то велик, – то московские начальники наверняка рассудили следующим образом: зачем посылать эскадрон, когда можно воспользоваться услугами питерских гэбистов. Дать указание, а те пусть сами обеспечат. Они у себя дома, им проще. А москвичу останется лишь координировать их действия. Словом, если это все так, то в местном управлении уже известно, что «важняк» из столицы находится в угрозыске. И отсюда пойдет слежение. «Каковы в этом случае наши действия?» – задавал себе вопрос Гоголев, расхаживая по кабинету с чашечкой кофе в руках, и сам же отвечал:
– А мы в это время предпринимаем ряд отвлекающих маневров, после чего ставим «соседей» – исключительно из дружеского к ним расположения – перед целым рядом условий, хотите – принимайте, не хотите – ваше дело. Хуже нет, когда параллельное ведомство компрометирует твоих сотрудников...
– Это каким же образом? – Турецкий спросил с искренним интересом, хотя уже догадывался, о чем мог так долго говорить по телефону Славка с его решительным и авантюрным характером. А потом, надо же было дать возможность и Виктору Петровичу блеснуть идеями.
– Ну, к примеру, хвост идет за объектом, и в самый напряженный, решительный момент его аккуратно и очень вежливо останавливают сотрудники милиции и просят предъявить документы. Пока то да се, пока идут объяснения, извинения и прочее, объект испаряется. И такая ситуация повторяется с настойчивостью, достойной лучшего применения. Что делать? Надо договариваться. А на все это требуется время. И «важняк» тоже не на каникулы сюда прибыл: сделал свое дело и – в вагон. Только теперь с прикрытием. На случай голенастых девиц! – Гоголев не удержался и подмигнул. Надо же, и этот, стервец, туда же!
– Картинка симпатичная, – согласился Турецкий. – А ты-то сам не схлопочешь от собственного начальства за подобную самодеятельность?
– С какой же стати? Лично ко мне обратилось важное лицо из Генпрокуратуры, которое обнаружило за собой грубую и навязчивую слежку. Как я должен реагировать? Проверим. Если чего не так, извинимся, без проблем. Но закономерен и встречный вопрос: а известно ли об этом прокурору? Я имею в виду генерального. А где постановление? Нет, – засмеялся он, – тут от одной демагогии уши завянут. Это не мне, а им извиняться придется. А теперь давай о самой сути: кто, где и когда. Ты делай свое дело, я – свое.
Потом они обсудили, как устроить встречу с Елизаветой Евдокимовной Невской, чтобы не только она сама, но даже ее фамилия нигде не фигурировала. Кстати, о журнале с названием «Санкт-Петербург» Гоголев ничего не слышал, литература не по его части. Но проявлять к нему интерес в данный момент тоже не стоило, помня о других, не менее заинтересованных лицах. Поэтому о поездке в редакцию и речи быть не могло. Только с редактором и только один на один. Кончились размышления тем, что Турецкий просто достал из сумки чехол с мобильником. Подумал: странно, что вор, укравший тетрадку Кокорина, не спер заодно и телефон. Но, поразмыслив, понял, что тогда это была бы серьезная кража и ради нее стоило устроить настоящий шмон в вагоне. А уж это, видно, никак не входило в планы похитителя.
Словом, вынул Турецкий телефонную трубку и набрал номер. Там никто не откликнулся, значит, это домашний. Справочная выдала другой номер, принадлежавший журналу, который располагался в Доме книги на Невском проспекте.
Следующий звонок достиг цели, потому что трубку взяла главный редактор. Невелик, наверное, был штат редакции, если на звонки читателей отвечает сам редактор.
Турецкий представился по полной программе и сообщил, что только что прибыл в Питер для чрезвычайно важного как для следствия, так и для нее лично разговора. Причем разговора сугубо доверительного и конфиденциального.
После долгой паузы, когда Турецкий даже забеспокоился, не случилось ли чего, Невская ответила, что, конечно, сделала эту ошибку, от которой ее предостерегали...
– Кто? – быстро спросил Турецкий. – Вадим Игоревич?
– Теперь это уже не имеет значения, – ответила она. – Тем более что дело сделано и ничего не вернешь. Но у меня нет никакого желания вести приватные беседы с кем бы то ни было. Даже с генеральным прокурором. Объясните еще раз, пожалуйста, цель вашего приезда. И, если можно, конкретно, не в общих чертах, – жестко закончила она.
«Суровая женщина, с характером?» – с уважением подумал Турецкий. Естественно, ничего объяснять ей по телефону он не собирался. Поэтому так и сказал, тоже жестко, что из соображений элементарной безопасности, ее, разумеется, ничего по телефону объяснять не будет, но предложил свой вариант: сейчас он подошлет за ней машину, ее привезут на Литейный, в уголовный розыск, где им обеспечат условия для разговора. На это она ответила категорическим отказом. Девушка, оказывается, железно знала свои гражданские права: только по постановлению прокурора! И смех и грех – надо объяснить, а как?
Турецкий сказал, что тогда сам приедет, но желательно, чтоб никто в ее редакции его не видел. Хоть это-то можно обеспечить? С трудом согласилась. Назвала этаж и номер кабинета. Спросила, во что он одет, значит, видимо, решила встретить. Сумку Турецкий решил пока оставить у Гоголева.
