Саватеев наконец смог ей предъявить фоторобот. Предупредил насчет возможных усов. И терпеливо ждал ответа.
Они сидели за столом, накрытым вязаной скатертью, в большой комнате одноэтажного дома, буквально утопающего в старом саду, где деревья вскинули свои ветки гораздо выше крыши. Но сейчас они почти все облетели, приготовившись к недалекой уже зиме. А летом здесь, наверное, просто чудо. Самая настоящая дача. Но со всеми необходимыми удобствами. И чистенько, женская рука чувствуется.
Он даже подумал: жить бы вот так. Рядом канал, залив, катер можно завести, рыбалка хорошая. Яблоки в саду. Что еще надо?..
Зоя сидела, уперев локти в стол и положив подбородок с кокетливой ямочкой на скрещенные пальцы. Фоторобот лежал перед ней, на скатерти. И лицо ее было свежим и очень домашним, теплым, доверчивым.
– А вы знаете, вспомнила я его. Он действительно был с усами, тонкая такая ниточка, я еще удивилась.
– Что его вызвало?
– Странное несоответствие. Фамилия, как я подумала, румынская. Я спросила: «Господин Апостолу?» – с ударением на первом «о». Регистрация-то уже практически закончилась, и мы собирались менять трафарет. А у меня список перед глазами, вот мы и передали на центральную, чтоб громко оповестили: мало ли, может, этот румын ни по-английски, ни по-русски ни бэ ни мэ? Понимаете? Ну вот, а он меня поправляет, и с таким непонятным акцентом: «Апостолу, плиз», – на второе «о». Нет, думаю, значит, не глухой. И паспорт у него гражданина Соединенных Штатов Америки. Посмотрела я: все в порядке, визы на месте, в сумке – он ее на транспортер поставил – тоже ничего подозрительного. Отдала я ему документы, смотрю на его лицо – бледное какое-то, как после тяжелой болезни. Говорю по-английски: мол, вам плохо, мистер Апостолу? Может быть, нужна помощь? Он покачал вот так, отрицательно головой, как лошадь, и ответил, что с ним все в порядке. Я говорю: тогда догоняйте быстрее, уже посадка началась. Ну и он бегом к паспортному контролю. Я его даже пожалела. Растерянный какой-то, странный. А почему он вас заинтересовал?
– Есть предположение, что это крупный международный преступник Но говорить вам это я не должен был, просто вы мне очень помогли, поэтому. Но вы все равно ничего не знаете, договорились?
– Договорились, раз такое дело! – кокетливо улыбнулась она.
И Коля расцвел. Такая девушка! Он спросил про сад, про то, не скучно ли здесь жить. Зоя тут же кинулась на кухоньку и принесла тарелку с большими краснобокими яблоками. Капитан аппетитно хрустел сочными плодами и писал протокол опознания. Зоя читала его записи, четко и грамотно формулировала ответы, ходила по комнате, наклоняясь над ним, отчего у Коли подрагивала пишущая рука. От Зои тоже пахло яблоками, и это очень мешало сосредоточиться.
Но... всему приходит конец. Закончен был протокол, Зоя прочла собственные показания и расписалась везде, где указал ей пальцем Николай. А он все сидел, не решаясь подняться, хотя служба давно уже звала его к исполнению. Расставались не без сожаления, втайне надеясь на счастливый случай...
Жигалов, молодец, тоже постарался. Нашел концы. Узнал, что билет на имя Апостолу был куплен в кассе офиса «Люфтганзы» на Олимпийском проспекте, в гостинице «Олимпик-Пента». Даже несмотря на то что по просьбе лейтенанта дежурный диспетчер подтвердила по телефону его полномочия, сотрудники компании отказались дать какие-либо дополнительные сведения. Приезжайте, предъявляйте эта ваши полномочия и – пожалуйста. Правда, еще дали одну информацию – наверное, просто сжалились: продан билет был в двенадцать часов дня. Накануне вылета. Это что ж получается, все было заранее, еще за сутки, распланировано по минутам? Фантастика!
И они отправились на Олимпийский проспект, поскольку все равно выходило по пути.
Обед по-грязновски
Грязнов решился. Ближе к середине дня он позвонил Богаткину на службу и предложил встретиться. Владлен, похоже, несколько растерялся – не ожидал или в его планы вообще не входили подобные мероприятия. Попытался выяснить причину.
– На предмет?
– Есть кое-что.
– Ты ж генерал у нас теперь. Значит, вроде бы, прибыть положено мне, так?
– А мы на середине. Чтоб без обид. Подваливай сейчас к «Узбекистану», я встречу. Заодно и пообедаем. Я плачу.
– Однако! Такое только на скрижали!
– А чего мелочиться! Ну?
– Буду к часу, устроит?
– Жду.
Знакомый мэтр посадил их в отдельном кабинетике. Грязнов не шиковал, потому что здесь было вкусно буквально все: и закуски, и первое, и второе. Один лишь вопрос задал: употребляет ли еще Владлен? Да, употребляет, и это не мешает работе.
Чтоб не портить аппетит, до начала обеда о служебных делах не говорили. Имея в виду конкретные, которыми занимались в настоящее время. Все больше перебивались сплетнями: кто чего сказал, каких новых перемещений ожидать да какие у кого перспективы. Словом, все как обычно, как на тех же объединенных совещаниях, когда встречаются так называемые коллеги из параллельных служб и структур и начинают обсуждать программу комплексных мероприятий по тем или иным проблемам. С одной стороны, действительно вроде бы коллеги, а с другой... черт их всех разберет. Вот на эту тему и замыслил поделиться своими соображениями Грязнов.
Коньячок под острые восточные закуски бывает отменно хорош. Да и перед наваристым лагманом – тоже неплох. А уж под кебабы – сам бог велел. Точнее, аллах.
– Скажи мне, Владлен, – Грязнов решил, что почва уже подготовлена в достаточной степени и он может рассчитывать хотя бы на некоторую долю откровенности, – ты меня как специалиста уважаешь?
– Хорошее начало, – не без юмора одобрил Богаткин. – Вполне.
– Вот. И я тебя тоже. И как специалиста, и как просто нормального мужика. С которым у меня до последнего времени если и случались какие-то трения, то их всегда было легко снять. Верно?
– Полагаю, что да, – подумав, весомо ответил Владлен. – Но я так понимаю, Вячеслав, что не случайно потребовался разговор по душам.
– Правильно понял. Вот поэтому я и хотел посоветоваться. Если ты не возражаешь, конечно.
– Ну ты дипломат, Грязнов, – заулыбался Богаткин. – Ладно, выкладывай, в чем у тебя дело. Чего могу – сам знаешь. Ну то, что в моих силах.
Полковник ФСБ понял и встречу с обедом, и преамбулу, рассчитанную на максимальную доверительность, как предисловие к какой-то очень важной для Грязнова просьбе. Ну так отчего же в конце концов? Когда-нибудь и Вячеслава можно будет попросить о взаимности.
– Раз так, объясню, в чем дело. Но учти, я очень надеюсь и на твою искренность, в пределах возможного естественно, а также на то, что ты честно мне заявишь, что ты можешь сделать, а что нет. И при этом сказанное должно остаться между нами. Иначе все теряет смысл. Понял, чего я от тебя хочу? Вот поклянись!
– Ну ты даешь, Грязнов! – восхитился Богаткин. – Землю, что ли, грызть?
– Зачем? Вот на рюмке и поклянись. А соврешь – подавишься. Верная примета.
– Да? – Владлен с некоторым опасением взглянул на рюмку, взял ее, поднес к носу, понюхал и сказал: – Надо правду говорить. Так и быть, Вячеслав, клянусь. Но в параметрах, оговоренных тобой, идет?
– Устраивает. – Грязнов поднял свою рюмку, чокнулся с Богаткиным. – Твое здоровье.
Выпил, посмотрел, как «махнул» Владлен, одобрил:
– Хорошо пошла. Не соврал. А теперь закусывай и слушай. Скажи, тебе нужно затягивать это дело с американцем? А мне оно нужно? Или тому же Сашке Турецкому?
– В каком плане – нужно? – не понял Владлен.
– В плане расследования. Вот, предположим, мы тут уже кое-чего накопали. Но почему я вынужден эти новые факты скрывать от тебя, хотя ты тоже включен в комплексную оперативно-следственную группу?
– А почему ты должен скрывать?
