- Нет.
- А как?
- Это военная тайна! - истерически закричал Игорь. - Что вы меня мучаете! Я не могу сегодня разговаривать! Отправьте меня в камеру! Вы же обещали только два вопроса!
- Хорошо, иди! - разрешил Антоненко, нажимая кнопку вызова контролера.
- Только скажи, - Гордеев наклонился к самому лицу Игоря. - Что было с этим пакетом?
- Он еще не доставлен, - еле слышно признался измученный Игорь и встал. - Этот пакет... Наверное, он дома.
- Где? - переспросил Борис.
- В Рязани.
- А почему он не доставлен?
Пошатываясь, Игорь направился к двери:
- Не успели. Мы не успели...
- Я тут читал в одном журнале про близнецов. Странно, как наши-то близнецы смогли так долго жить порознь?
- Да полно таких случаев! Даже из детдомов близнецов забирают порознь. И ничего, живут прекрасно. Навертели, понимаешь ли, о близнецах всякой чуши. А ты, Борис, веришь разной газетной ерунде.
- Да я... Задумался. Зачем же их так?..
- Что - так?
- Жалко. Игорь-то брата прикрывал. На смерть за него подписался. А его грохнули. Глупо.
- Не молчал бы, мы бы его брата раньше взяли.
- Для чего? Взяли бы - и что?
- В любом случае сидел бы. Зато живой.
- Круто.
Они прошли по извилистым запутанным коридорам, то спускаясь, то поднимаясь по лестницам, через кордоны, решетчатые двери.
На волю...
Глава 38.
А Игорь в камере вспомнил тот день...
Зачем он приехал в Рязань, он и сам бы объяснить не смог. Но вдруг понял: он должен, должен быть там, потому что иначе просто умрет.
И он поехал, отпросившись с работы. Нашел их старый заброшенный дом, но открывать дверь не стал. Залез на чердак.
Он не зря сюда приехал. Хотя уже и не надеялся, но бывают же чудеса. Брат был здесь. Он спал.
Игорь не стал его будить. Тихонько вышел. Потом два дня жил в подвале сарая, иногда поднимался, чтобы убедиться, что брат все еще там, все еще спит.
А на третий день...
- Кто тут? - тихо спросил Николай, понимая, что кому надо - услышит. Выходи, не трону...
Несколько секунд на чердаке висела тишина, и сколько он ни вслушивался, не мог обнаружить даже дыхания.
- Коля?..
В полутьме сверкнуло лезвие 'бабочки'.
- Коль? Ты?..
Из темноты выделился долговязый силуэт, который он теперь, спустя два года после той встречи, забыть уже не мог.
- Игоряшка...
- Живой. Коля, живой... Мы живы...
Братья обнялись. Посмотрели друг другу в глаза. Игорь провел рукой по лицу брата, потрогал шрам на брови.
- Мы живы... - констатировал младший. - Ты не представляешь, как я рад, что мы живы... Да ты иди сюда, садись. Я местную водку не рискнул. Захватил в ресторане.
Игорь извлек пузатую бутылку.
- Нам сегодня б в самый раз.
- Постой, ты же не пьешь? Помнишь, как там наклюкался?
- Помню, Коля, помню. Помню, как ты за меня пошел. Лучше бы я не пил тогда.
- Не лучше. Тебя бы убили, и мы сейчас не стояли бы здесь и не плакали.
Оба вдруг заметили, что слезы обильными горячими каплями обжигают им щеки. Держась друг за друга и не разжимая рук, словно в очередной раз боясь потерять друг друга, они сели на матрас. Игорь налил бальзам, и первую дозу оба почти не почувствовали.
- Рассказывай, дурилка картонная, как тебе-то удалось? - спросил Николай.
- А что мне? После той пьянки, когда ты за меня взялся пакет доставить, а я рухнул на складе в одеяла, проснулся. Слышу, говорят двое. Молдаванин, что у тебя шофером был, и 'литер' наш. 'Довез? Довез. В лучшем виде. С рук на руки. Его увезли...' То есть - тебя. 'А меня отпустили. Даже до части проводили'. А 'литер' смеется. Я, говорит, его к медали 'За мужество' представлю. Газаев с ним разберется. Ну и ладно.
Игорь замолчал. Так ярко в памяти встал перед ним следующий день, когда получил страшное известие о пленении брата.
- Вот он...
Николай достал пакет.
- Зачем же меня подставили?
- Не тебя, Коля, они подставляли. Меня. Я ж писарем был. Столько бумажек через мои руки прошло. Всяких, Коля, бумажек. Груз гуманитарный, медикаменты, перевязочные материалы. Они ж ценились больше, чем патроны. Трейлерами воровали. С некоторых пор я у них как бельмо в глазу стал. Знал слишком много.
Николай молчал, вспоминая тот злополучный день, начавшийся так счастливо.
Потом встал, поискал глазами место, куда бы приткнуть пакет.
- Давай посмотрим?.. - предложил Игорь.
- Нет, военная тайна. Я найду адресата. Я ему все расскажу.
- Пустой номер, Коля, никому ничего не докажешь. Да и нужно ли?.. Они себе начальный капитал нагребли на чужой крови. Свое дело открыли. Кто сколько сожрал, столько здесь и отрыгнул на гражданке. И разница только в сумме. Прокурор ты, зам по тылу, шофер или летеха. Даже председатель медкомиссии, который документы выправил и вчистую всех демобилизовал...
- Нужно. Я всех их вычислю и прижму к ногтю. Если существует высшая справедливость, так я ее исполнитель. За все. За ребят наших, за матерей, за Отечество, которое они облапили своими грязными пальцами, за то, что пол-России побираться заставили.
Потом они сидели всю ночь при свете керосиновой лампы. Пили потихоньку бальзам, и Николай скупо рассказывал о пережитом. В его рассказах не было много крови и душераздирающих подробностей. Просто перечислялись факты, вспоминались даты. Он вспомнил сороконожку. Он вспомнил женщину, которая размозжила голову контрактнику. Он вспомнил старика и Надиру. Он все вспомнил. Говорят, что надо попытаться кому-то высказать свою боль - и станет легче, но удивительно, Николаю не становилось легче. Наоборот, он все больше и больше черствел изнутри.
- Ты-то как выкрутился? - спросил он в конце.
- Помнишь ту связисточку? У нее родственники в Полтаве. Я момент улучил, зову ее. Глаза вытаращила: ты? Я ей все и рассказал. Собственно, она сама при штабе многое видела. Ночью мне из канцелярии бланки принесла и печать. Я себе документы выправил и в Полтаву к ее родичам. Год сидел тихо, как мышь. Полгорода втихую обшил. Начал, правда, с родственников, а потом пошло-поехало...
- Женился, что ли?
- Я бы женился. У нее контракт через три месяца кончался. Снайпер достал.
- Как же тебя никто не зацепил?
- У меня бумаги самые настоящие были. Сам делал. Кто ж зацепит. Приехал в столицу, пошел к военкому. Мне даже комнату вернули. А что, профессия есть, спасибо матушке, шить научила...
