вести дневник. Будь я попом,
всех пишущих записки, дневники,
заставил бы читать их привселюдно!
У входа в церковь!
В дни поста!
Вот так!
(август)
Как будто яду пролил на бумагу.
Бессильный скорпион, свой желтый яд
налей в стакан и выпей. Больше
ничем тебе помочь я не могу.
Ошибки надо исправлять, а если
исправить их уже нельзя - расслабься
и делай новые. Ее уж не вернуть.
Все будет так, как будет. (Повторяю
истершиеся штампы и они
мне возвращают равновесье духа.)
Проходит лето. Обо мне, должно быть,
запамятовали в военкомате
весна прошла, но гордое молчанье
они хранят доныне. Бога ради,
я потерплю. Мне некуда спешить.
Весною опустевший Киев
(Чернобыль разогнал народ по селам,
по родственникам, ставшим тем роднее,
чем дальше на восток они живут)
стал, понемногу, обживаться снова.
Читаю книги. Прежде, доверяя
из всех библиотек одной - своей,
сейчас вдруг обнаружил, что намного
приятнее работать в Братской церкви.
Зал небольшой. До потолка от пола
(а потолок, наверно, метров шесть)
поднялись стеллажи. На них вповалку,
не соблюдая званий и чинов,
пылятся книги - хрупкое наследство
уже забытой всеми Братской школы
и академии, которая потом
ее сменила. Кстати,
на многих книгах сохранился оттиск
владельцев прежних. Часто из-под штампа
'Библиотека Академии Наук'
выглядывает вдруг 'Библиотека
духовной семинарии', к примеру,
или 'Из книг архимандрита Феофила'.
Чем старше книга, тем я больше
ей доверяю. И хотя
прекрасно знаю, что писали
и издавали ерунду, и сто, и двести,
и семьсот, и тысяча пятьсот двенадцать,
и больше лет тому назад,
но случая не упускаю
сослаться, скажем, на Ришара де Фурниваля
(Весь набор
необходимых качеств он имеет:
- почтенный возраст
автор умер лет восемьсот тому назад;
- звучанье имени
никто его не знает, но у всех
есть ощущенье узнаванья.
Ришар де Фурниваль не Пьер Ришар,
но сходство есть и можно с умным видом
кивнуть два раза головой: 'Припоминаю';
- безвестность сочинений - 'пастурелей',
как, собственно, и прозы,
ему принадлежащей,
в глаза никто не видел.
Вот и славно. При случае сошлюсь.)
или случайно в разговоре помянуть
какой-то из трактатов Беме (черти
переломали ноги оттого,
что в них пытались разобраться,
и не придали вовремя значенья
народной мудрости). В почтенье
к старинным книгам, надо думать,
не я один замечен. Оттого,
дабы придать какой-нибудь идее
заманчивый и аппетитный вид,
достаточно датировать ее
возникновение двумя, а лучше всеми четырьмя
тысячелетьями до нашей эры, и приписать
приверженность идее
безвестному народу. От него
как будто бы происходили египтяне,
но верный путь утратили они
в пыли времен. Лишь двое посвященных
несли лучину истинного знанья
и донесли до нас. Их видел Геродот
и описал в своей 'Истории'. К несчастью,
небрежный монастырский переписчик
не понял сути мудрых откровений.
Он счел их ересью. Желая избежать
огласки (вдруг узнает инквизитор),
писец употребил в сортире
бесценный манускрипт.
Отличная легенда. Я бы сам
с готовностью поверил ей.
Нет, правда!
(август - сентябрь)
VII
Должно быть, Бог, как создал человека,
сказал ему: 'Стажер, тебе еще
работать рановато. Ты покуда
смотри, как жизнь течет. Учись и наблюдай.
А там решим, к чему тебя пристроить'.
