– Самое уязвимое место, – сказал Енисеев медленно, – запасы пропана… Так?
– Верно? А что?
– Надо сказать об этом. Напомнить.
– Дать след?
– Да.
Он прошел в кают-компанию, спиной чувствуя, что Морозов послушно идет за ним. Может быть, так было не первый раз, но Енисеев раньше больше внимания обращал на животный мир, чем на собственное положение в мире людей.
В кают-компании еще дотлевал обмен идеями. Чернов развивал тезис о скором появлении людей- мутантов. Уже во втором поколении их будет около трех процентов. Почему именно трех? – подумал Енисеев. Затем мутантов будет треть, а к концу Первого века – подавляющее большинство.
Морозов сказал с порога, стараясь голос сделать буднично усталым:
– Друзья, напоминаю, что пропана у нас тройной запас… Но кран сам слабоват. Затягивайте потуже, а то, гм… Застрянем очень надолго.
– На пару миллионов лет, – добавил Енисеев шутливо.
Морозов похлопал Енисеева по спине, и оба они покарабкались по лестнице вверх, всем видом показывая, что устали, что веселый треп – хорошо, но здравый сон лучше.
– А уходя, гасите свет, – добавил им в спины под общий смех Забелин. Он, как и остальные, даже как нежная Цветкова, чувствовали себя полными сил и желания продолжать треп до утра, которое обещает быть мудренее вечера.
Енисеев рассеянно и устало улыбался, он-де всего лишь, как и положено, бдит. Вместе с Морозовым поднялись наверх. Оглядевшись по сторонам, они тут же начали спускаться по другой лесенке, минуя кают- компанию, на самое дно гондолы.
Нижний этаж почти весь занят гигантским баком. Под стеной громоздкие детали, запасное оборудование, оставляя узкий проход. Выбрав нишу, они затаились вблизи темного прохода.
В темноте мелькнул узкий лучик света. Морозов предостерегающе сжал Енисееву локоть. Неизвестный бесшумно открыл наверху люк. Енисеев опустился на корточки. Ждали около двух часов! Хорошо, не ушли.
Этот некто спускался абсолютно неслышно. Енисеев оставил на ступеньках металлические пластинки, но если неизвестный и сбросил их в темноте, то при их малом весе ни одна не звякнула.
Внезапно в двух шагах от Енисеева громко скрипнуло. Енисеев задержал дыхание, по всему телу пошли двигаться сгущения, это кровь нагнеталась в межузлиях, а мышцы вздулись в размерах. Он сам себе напоминал муравьиного кузнечика, который именно так нагнетает кровяное давление в ногах.
Впереди мелькнул силуэт. Неизвестный отпрянул, мелькнули его руки. Послышался снова скрип, едва слышный. Енисеев в дополнение к пластинкам, что положил Морозов, установил поперек прохода выпавшую щетинку из верха абдомена муравья Димы. Она-то и скрипнула в первый раз, а сейчас кто-то вертит ее в руках, прикидывает, могла ли она попасть сюда случайно… Впрочем, ксерксы лазают везде, а их длинные жесткие шерстинки то и дело выпадают, давая место новым, неистертым.
Сквозь темноту Енисеев увидел тонкую руку. Пальцы тянулись к огромному вентилю! Потом появилась другая рука, человек налег на вентиль всем телом, послышался тихий свист. В лицо пахнуло плотной теплой волной…
Рядом с Енисеевым завихрился воздух. В темноте загремело, кто-то вскрикнул. Енисеев прыгнул, упал на барахтающиеся фигуры, но огромный, как Кинг-Конг, Морозов уже держал неизвестного, зверски завернув ему руки.
– Свет! – прорычал он голосом окопного комбата.
Енисеев на миг прикрыл глаза от яркого света, забыв, что даже ладошки не помогают, а когда посмотрел на диверсанта… ахнул. Угрюмый как смерть Морозов поднял за шиворот бледного, но с гордо выпрямленной головой… Овсяненко!
– Меньше всего ожидал встретить его, – сообщил Морозову Енисеев. —Хоть вы и предупреждали, но, признаюсь, не очень-то верил.
Чувствуя себя в дурацком положении, даже виноватым, Енисеев похлопал Овсяненко по карманам комбинезона, заглянул в откидной капюшон, помял в руке пояс.
– Вроде бы оружия нет. Хотя, знаете ли, у врача всякое может быть…
Морозов оттолкнул Овсяненко на середину крохотной площадки, сказал предостерегающе:
– Глупостей не делайте. Евдождий Владимирович моложе вас, а я хоть и постарше, но в рукопашной все еще делаю двух десантников.
Овсяненко морщился, вправлял начавшую распухать кисть. Под глазом быстро расплывался кровоподтек. В лица им старался не смотреть, но с места не двигался, бежать бесполезно, уже раскрыт. Да с шара далеко не убежишь…
Морозов быстро оглянулся по сторонам, потянулся вверх, толчком захлопнул люк.
– Поговорим здесь. Итак, Михаил Алексеевич, что скажете в свое оправдание?
– Закройте кран, – ответил Овсяненко слабым несчастным голосом.
Енисеев дернулся с места. Морозов бросил:
– Я успел, не беспокойтесь. Итак, мы слушаем.
Овсяненко нехотя поднял глаза. Они были как на иконе – страдальческие, укоряющие.
