– Раньше надо было спрашивать. Тогда я четко знал, что можно, а что нельзя. Одно скажу, навыки у них воспитываются легко. Муравьи поддаются обучению, а не дрессировке. Ребята, наши мазохинцы получили то, о чем мечтали, – сверхточные инструменты, зато у вас… У вас в руках сверхточные и сверхтонкие методы воздействия! Только у вас двоих. Даже у меня их еще нет.
Да, испытатели ожили, он видел. Уже отличали моксилы от мандибул, знали работу трахей, а начало словаря муравьиного языка положили именно они.
Еще через неделю он застал Дмитрия за чисткой боевого жеребца. Муравьи всегда чистятся очень тщательно, а вылизываются так, что чистюли-кошки передохли бы со стыда, если бы увидели, как до блеска надраивают доспехи муравьи. Сообразительный Дима понял наконец, что, если прибежать к двуногому мирмекофилу, тот и почешет, и почистит, и помоет. А то и угостит чем-нибудь сладким. Саша язвительно острила, что еще неизвестно, кто у них сапиенс, кто у кого в услужении, но Дмитрий держался стойко. В его роду, заявил он гордо, по непроверенным агентурным данным, был князь. Этот князь сам мыл и чистил собственного жеребца.
Енисеев наблюдал, как Дмитрий с треском драит железной щеткой, бесстрашно поднимает когтистые лапы, выуживает застрявшие комочки земли, хищную плесень, дергает за сяжки, пригибает огромную голову ближе к земле. Ксеркс терпеливо и послушно выполнял все, поворачивался, гнулся, приподнимался, переступал, нагибал сяжки…
– Вроде электростимулирования? – предложил Енисеев. – Как у подопытных крыс?
Дмитрий даже подпрыгнул от возмущения:
– Енисеев! Хоть ты мой начальник, но пошел ты… с научными, извини за выражение, аналогиями! Это чистопородный ксеркс, а не паршивая крыса. Твое счастье, что он еще не понимает русского языка. Ничего, скоро обучу…
– Я не сказал паршивая…
– Все равно оскорбительно. Это мой друг! Он вчера ждал меня, когда я возвращался с работы.
– А ты бы сел другу на шею и сказал: «Покатай»?
– А ему трудно? Енисеев, такие счеты между друзьями до того оскорбительны, что я даже не знаю…
– Ладно-ладно, винюсь. Приношу ему глубокие извинения. Чехов сказал, что хорошему человеку бывает стыдно даже перед собакой, а так как я человек хороший…
– Ксеркс лучше любой собаки! Это ты хотел вякнуть? От имени ксеркса принимаю твои извинения. Енисеев, он уже делает по команде полный круг, останавливается. Правда, не всегда, но я думаю, что это я не совсем отчетливо выражаюсь…
– В основном привлекаешь чесанием?
– Мне он просто нравится, Енисеев. Спокойный, уверенный. Не суматошный, как у Сашки. А когда кто-то нравится, разве считаешься, кто кому сколько должен? Ну чесал, мыл, гусениц давал… Эх, Енисеев, не о том говорим. Начались трудовые будни, да? Но мы должны идти впереди, не так ли? Разведчики как-никак. Десантников забрасывают впереди, за линию фронта. Верно? А нас линия фронта уже догнала. Мы почти ничем не отличаемся от остальных. Только они корпят в пещерах, изредка высовываются на солнышко, а мы больше на солнышке, вот и вся разница!
– Что ты предлагаешь? – спросил Енисеев напряженно.
– То, о чем наверняка уже думаешь. Не пора ли рискнуть на экспедицию за пределы Полигона?
ГЛАВА 16
Енисеев замер, словно его окатили ледяной водой. Послышались легкие шаги, к ним бежала Саша. Гипса на ней поубавилось, но правая рука по локоть оставалась в лубке. Она сказала, забыв поздороваться:
– Если я правильно поняла, что Дима нашлепал губами… Евцапий Владимирович, мы с Дмитрием и с нашими муравьями готовы! Верхом. Как на боевых конях.
– На бегемотах-носорогах, – пробормотал Енисеев.
– Пусть носорогах, – согласился Дмитрий. Его глаза следили за лицом Енисеева. – Мы с Димой на все согласны. И тебе подберем что-нибудь, соответствующее положению… Например, льва, на каком Христос въехал в Иерусалим.
Енисеев переводил взгляд с одного на другого. Разговаривал во сне? В анабиозе не поразговариваешь. Совпадение? Но если его мысли совпали с мыслями Дмитрия, от них надо поскорее откреститься.
– Нет, – сказал он наконец. – Ни о какой авантюре на верховых муравьях не может быть и речи.
Глаза Дмитрия погасли. Саша смотрела уже не на губы Енисеева, а ему в рот, но лицо ее было сердитым. Дмитрий спросил осторожно:
– А если мы подтренируем муравьев? До полной безопасности?
– Муравьи никогда не будут от вас в безопасности. Ребята, сама идея терпима, но стратегия должна быть другой. Абсолютно! Но пока об этом помалкивайте, никому ни слова. Даже муравьям. Даже Бусе и Кузе.
В полдень поцапались с Мазохиным. Ссылаясь на муравьев, Енисеев еще вчера предсказал дождь к нынешнему вечеру. Мазохин велел продолжать работу и на поверхности, аппаратура упорно выдавала «без осадков».
Енисеев разозлился, обратился к ученым напрямую. Те колебались между лояльностью к Мазохину – ему доверяли, один из первых колонистов, работает на них, – но и Енисееву верили: специалист в отличие от Мазохина, собрат по классу, тоже помешанный на работе…
Хотя Дмитрий в запальчивости обвинял, что остальные лишь изредка высовываются на солнце, на самом же деле многие полюбили работать на пне, а в ветреную погоду – близ поверхности, так что в щели заглядывало солнце, проникали запахи цветов. Предупрежденные Енисеевым, кое-кто без спешки перенес оборудование, а потом… воздух вдруг превратился в мокрую вату! И лишь тогда аппаратура заявила, что
