предвидится дождь.
Те, кто не послушал, теперь двигались наверху тяжело, с головы до ног их в считаные минуты укутала толстая водяная пленка, сковала движения. Подошвы прилипали, мокрый воздух забивал дыхание, тела разбухли, комбинезоны от перенасыщения влагой спасали плохо.
С вершины плоскогорья пня видно было, как потемнел мир. В дальней стене зеленого леса началось осторожное шевеление. Закрывались чаши цветков, гигантские листья быстро смыкались, разом исчезли жуки, мухи, богомолы, укрылись пауки, ушли под камни многоножки. Воздух стал плотным, тяжелым.
Енисеев с двумя десантниками-экспериментаторами стоял на краю пня. Внизу расстилался пейзаж незнакомой планеты. Планеты, на которой они еще не бывали.
Далеко внизу из-под камней, из расщелин и трещин начали появляться мокро блестящие спины, шевелились тонкие ножки, усики, все голое, незащищенное. Это были полупрозрачные сегменты, нанизанные на черный шнурок ганглия, протянутый через середину. В сегментах трепыхалось по маленькому комочку, а множество коротких лапок переступали непривычно часто. Невиданные существа торопливо сновали, хватали, глотали, волокли…
– Низшие насекомые, – сказал Енисеев почти шепотом. – Древнейшие существа… Они первыми вышли на сушу, но так и не сумели… Живут в земле, у них ни трахей, ни легких.
– Совсем не дышат? – удивился Дмитрий.
– Дышат поверхностью тела, потому им нельзя на сухом воздухе. Для них даже сейчас слишком сухо и солнечно.
– Хоть они и древние, – заметил Дмитрий оценивающе, – но зубы у них от старости не выпали…
В плотном воздухе начали появляться тяжелые, как снаряды, насекомые. Натужно гудя, воздух продавливали эти крупные неузнаваемые с первого взгляда звери, обтекаемые, в блестящих панцирях, похожих на скафандры, защищенные от проникающей влаги, сырости. Взамен сложившихся листьев растений от земли начали подниматься, испуская вздохи облегчения, другие стебли, которым уже не нужно, спасаясь от перегрева, испарять тонны воды. Между ними шныряли белесые спины, обесцвеченные жизнью под землей…
Внезапно у самого основания пня выпал ком спрессованных опилок. Из тоннеля высунулась огромная голова ксеркса-солдата. Он повел сяжками, осмотрелся, неторопливо покинул муравейник. За ним медленно, словно шагая в вязком клее, вышли еще двое, еще… Неторопливые, двигаясь как в замедленной съемке, преодолевая оцепенение, все как один крупные – ни одного фуражира, одни солдаты! – они держали жвалы широко распахнутыми.
Дмитрий лег на край, чтобы лучше видеть, орал, свистел, подзадоривал ксерксов. Его Димы там не было, но все равно ксерксы походили на средневековых рыцарей, а нежнотелые пришельцы из доисторических эпох смахивали на драконов. На ксерксах блестели доспехи, а тела драконов были мягкими, гнусно мокрыми, отвратительными.
Драконы были покрупнее, но рыцари отважно вонзали жвалы. Незащищенные тела сразу брызгали жидкостью. Драконы бились в агонии, выворачивались кверху брюхом, а ксерксы с торжеством волокли трофеи в замок, навстречу наградам, признанию.
Внезапно масса воздуха колыхнулась, как резиновая. Саша вскрикнула, ее снесло с пня. Дмитрий успел схватить ее за лодыжку. Оба повисли, и Енисеев выдернул их наверх.
Через миллионы лет ожидания докатились замедленные, почти за пределами слышимости, раскаты. Воздух то сжимался, то распрямлялся, возникали ясно видимые разрежения, почти вакуумные пустоты.
– Засыпаю, – вдруг проговорила Саша угасающим голосом. – Цепенею… Ночью по-другому…
Дмитрий, сам борясь с оцепенением, выудил из кармана горсть капсул. Одну сунул Саше в сжатые губы, другую Енисееву, сам поймал губами остальные.
Снова колыхнулся воздух, уже сильнее. Не удержался даже Дмитрий, покатился по быстро впитывающей влагу древесине. Енисеев с трудом отдирал с лица водяную пленку:
– Все! Уходим!
Едва отрывая подошвы от влажного дерева, достигли входа в тоннель. Дмитрий выругался: ксерксы наглухо забили входы, перекрывая дорогу дождю. В панике, поглядывая на небо, царапая пальцы, взломали баррикаду, протиснулись. К счастью, ксерксов не было, ушли вглубь, иначе бы, как предположил Дмитрий, за порчу жилища в особо опасное время… да в условиях чрезвычайных…
– Взглянем отсюда? – умоляюще спросила Саша.
– Только первые капли, – предупредил Енисеев.
Высунув из шахты головы, они цеплялись за стены, чтобы не сорвало ветром. Мир потемнел, воздух стал холодным. Далекие стебли внезапно наклонились, почти легли вершинами, словно пытались уползти от грозы.
В воздухе тускло блеснуло. Сверху медленно падали крупные лепешки, похожие на хлебные караваи, размерами с батискафы. Даже Енисеев смотрел на капли дождя потрясенно. Ожидал их в той форме, в какой видел уныло свисающими с водопроводного крана. Но здесь гравитация на них не действует, должны были падать в виде шариков… если бы не встречное давление воздуха!
Мир наполнился треском и грохотом. Пень задрожал под редкими, но мощными ударами водяных резервуаров. Каждая капля несла цистерну воды, упакованную в тончайший целлофановый пакет. При ударе пленка звучно лопалась, вода разлеталась странным цветком: высокий столб в центре, вокруг венчик круглых шариков…
Енисеева ударило с такой силой, что он обрушился вниз, в черноту. Тяжелая липкая масса потащила дальше. Он с трудом выбросил обе руки, зацепился, повис. Влага ушла, остатки впитались в пористое дерево. Он сумел отлепиться от стены, все еще ослепленный толстой, как ватное одеяло, пленкой холодной воды.
Сверху доносились крики. Енисеев бросился на голоса, прилипая, отдираясь, снова прилипая, сбрасывая с глаз лохмотья воды, что обжигали холодом, впитывались через тонкую кожу.
Сослепу боднул Сашу, она одной рукой помогала Дмитрию баррикадировать отверстие. Ее и Дмитрия не
