Додон помалкивал. Не личит светлому тцарю вести беседу с разбойником. Дело тцаря – казнить или миловать, но не общаться на равных. А беседа бывает только на равных, или же такая беседа уже именуется иначе.
– Нет, – сказал Гонта. – Я готов послужить отечеству… пусть даже как пес. Но не как дворцовая собачка. Я могу взять на себя охрану кордона со стороны Артании. Ты, тцар, будешь снабжать нас мукой, припасами и монет подкинешь, а мы мелкие отряды артанцев сами сдержим, а буде большое войско соберется, загодя тебя упредим.
Додон лишь качнул головой, а Рогдай воскликнул:
– Согласен! Светлый тцар всемилостиво изъявляет. Да-да, изъявляет.
Глава 33
Взвыли трубы, вдоль стены пошли девки с бубнами. Ряженые козлами и медведями принялись скакать, кувыркаться, орать похабные шутки. Над ними смеялись, швыряли кости. Сквозь их ряды протолкался Голик, разодетый так пышно, что тоже казался одним из ряженых.
Встречаясь взглядом с Мраком, пугливо ронял взор, а Додону низко поклонился:
– Великий тцар! Дозволь слово молвить.
– Говори, – буркнул Додон.
Голик взглянул искоса на страшноватых гостей:
– Дело радостное, потому сам скажешь непременно. А мне, скромному твоему слуге, пока дозволь словцо наедине измолвить.
Додон величаво поднялся:
– Пируйте, гости… гм… дорогие. Я вернусь с добрыми вестями.
Стражи почтительно подняли кресло вместе с тцарем на плечи. Кто-то охнул, тцар еще больше потяжелел за время обеда, и его унесли. Голик семенил следом. Спина была напряжена, будто вот-вот в нее воткнется брошенный сильной рукой нож.
Гонта бросил насмешливый взгляд вслед, покосился на Медею:
– Все они цари… любят ездить на плечах простого люда.
Медея презрительно фыркнула. Ее колесницу возили кони, хорошие кони, не чета простому люду.
Они продолжали насыщаться после долгих дней походов, а Додон, когда кресло занесли и оставили в уединенной комнате, взмахом длани отослал стражей.
– Что стряслось?
Постельничий поклонился снова.
– Наши воеводы отвоевали у проклятых славов могилу Льдана. Это сын Яфета… ну, со стороны его жены… Ладно, неважно, с чьей стороны. Ну, те потом отбили, но мы успели выкопать кости героя.
– Тьфу, – скривился Додон. – Я уж надеялся, ты придумал, как извести этих… героев. А ты про какие-то кости.
– Светлый тцар! – воскликнул Голик. – Это и есть способ. Во-первых, все видят, какие мы молодцы. Чтим предков, даже из-за костей деремся аки псы. Сейчас повозка как раз двигается через перевал. Народ оповещен, уже сходятся к дороге, дабы зреть, детям рассказать.
– Гм…
Додон в сомнении поскреб затылок. Голик убеждающе воскликнул:
– Сие воодушевит простых людей. Они падки на такое. Побряцать ратной славой дедов, то да се, слава отечества…
Додон наконец замедленно кивнул:
– Ладно. Готовь коней. Пусть народ видит, как сам тцар встречает кости героя. И как склоняет колени в прах, чтобы почтить своего прародителя. Это нужно! Это воспитывает почтение к родителям.
– Да, это будет зрелище, – согласился Голик. – Народ сбежится отовсюду. Тцар на коленях с обнаженной головой встречает со слезами на глазах прах героя… об этом будут рассказывать! Но если гонец примчался, загоняя коней, сегодня, то повозка дотащится только через три дня. Можно успеть приготовиться, народу объявить, дух людей поднять…
– Во-во, молодец.
– И еще одно, великий тцар. Дело в том, что на самом деле мы не совсем уж и возвращаем кости героя на родину. Это народу так речено, а мы ж знаем, что тогда еще не было ни Славии, ни Куявии, ни Артании. Была Гиперборея. И Льдан погиб не так уж и далеко от того места, где родился. Если сказать еще точнее… или правдивее, если хошь, то на самом деле мы перевозим кости героя на чужбину.
Додон молчал, смотрел строго. Голик развел руками:
– Мои волхвы прочли старое заклятие. Если кости Льдана перевезти на чужбину, то первый же, кто их там увидит, падет злой смертью.
Додон отшатнулся:
– Вот оно что? Так ты, злодей, жаждешь, чтобы я так и помер в пыли и со склоненной главой? Из-за каких-то костей какого-то… Ах ты ж… что удумал! Признавайся, душегуб!
Голик терпеливо выждал, продолжил тем же тоном, словно надоедливая муха пожужжала и улетела:
